Да, похоже, что они не раз и не два охотились всем своим дружным коллективом на шерстистого носорога. Неандертальцы бодро разбежались в стороны, чтобы пропустить Шишигу, и когда Митяй поехал в разрыв цепи, принялись швырять в нее свои копья. Он услышал несколько глухих ударов по будке, а затем громкие воинственные крики. Поглядев в зеркала заднего вида, он увидел, вопервых, что неандертальцы бегут за ним с завидной прытью, а, вовторых, что в будке и, самое неприятное, в понтоне, торчит несколько их копий, а точнее целых семь штук. Видимо именно поэтому они и побежали следом, полагая, что большой вонючий зверь смертельно ранен ими и уже вотвот откинет колеса, а может быть просто хотели, чтобы им отдали их копья, чай они немалых денег стоят. Митяю тотчас захотелось отъехать на пару километров, вылезти на крышу с «Тигром» и перестрелять их всех до одного, а еще он пожалел, что с ним нет «Корда». Хотя с другой стороны ребята ведь просто решили поохотиться на Шишигу. Он быстро доехал до берега Кубани остановился на берегу и вылез из Шишиги.
Четыре неандертальских копья пробили дубовые досточки, что не страшно, а три пробили куда более толстые доски понтона, но и это было не смертельно, хотя Митяй и подивился чудовищной силе этих неказистых хлопцев и особенно их прыти. Он забрался в будку, втащил в нее примитивные копья с довольно острыми кремневыми наконечниками, они выглядели ничуть не хуже тех, которые изготавливали куда более продвинутые алары, выбросил их из машины и принялся осматривать повреждения, нанесенные понтонам, из которых он тоже повыдергивал копья. Въезжать в воду так было смертельно опасно, а потому он достал паяльную лампу, короткие доски, гвозди, молоток, бадейку и мастику, сваренную на базе гудрона. С канифолью она сделалась куда более тугоплавкой, а тщательно просеянная зола придала ей большую прочность. Через полтора часа он наложил пластыри на все три дыры и стал думать, как бы ему насолить неандертальцам. В конце концов он поступил очень просто, раскалили паяльной лампой железку и выжег на каждом копье все, что он думает о его хозяине. Причем исключительно одним только матом.
После этого Митяй составил копья в пирамиду и положил под него большой мешок с колбасой и овсяными лепешками, а рядом с ним поставил четыре пятилитровые бутыли со сладким арбузным сиропом. Помимо этого он положил рядом с мешком четыре копья, четыре больших топора и четыре ножа, припрятанные от ведлы Танши. Наделил он их, раз уж попались на глаза, рыболовными крючками, железными скребками, небольшими хозяйственными ножами, стальными иглами и даже нитками, сложив все в замшевый мешочек. Ну, а чтобы неандертальцы знали, что Крейзи Шутер это очень серьезно и связываться с ним крайне опасно, присел и навалял возле пирамидки такую кучу, что ему и самому в это не сразу поверилось. Впрочем, со вчерашнего утра он ведь так ни разу и не сходил до ветра. Через четверть часа Митяй, стоя в будке и сжимая в руках громко дырчащее рулевое колесо, форсировал Кубань. Он так и не увидел, как уже через три часа примчались доисторические хлопцы и, увидев огромную кучу человеческих экскрементов, а в этом деле они толк знали, несказанно удивились и даже схватились за головы, видимо смекнув, что внутри зверя, на которого они охотились, сидел куда более великий охотник, чем они сами. Неандертальцы совершенно безбоязненно взяли в руки копья, топоры и ножи и вскоре один из них с восторгом показывал своим кентам, что он порезал палец о свое копье. Бригадир охотничьей бригады тотчас отвесил ему звонкую затрещину и чуть было не отобрал копье.
Сырокопченая колбаса и лепешки тоже понравились охотникам на Шишигу, но они схарчили всего одну палку и одну лепешку, а в узкогорлые бутыли с абрикосовым сиропом, заткнутые деревянными пробками, лишь засунули свои пальцы и облизали из, после чего, подхватили хабар и бодро потопали к своему стойбищу, расположенному на берегу Кубани километрах в тридцати, ниже по течению. Ну, а Митяй, хохоча во все горло над своей шуткой, уже ехал по холмам, круто забирая к западу. Рассматривая карту, он давно уже понял, что через Кубань ему нужно переплывать ниже Армавира, где правый берег пологий. Выше него берега этой реки были довольно крутыми, а с понтонами у Шишиги значительно ухудшилась проходимость. Еще засветло он добрался до Большого соленого озера, находившегося рядом с Малым соленым озером. Они и в каменном веке находились все там же, но на самом деле Малое было гораздо больше Большого и лишь слегка солоноватое, а вот Большое оказалось куда меньше и на вкус его воды оказались рапа рапой. Более того метров на двести вокруг него лежал чуть ли не полуметровый пласт соли и вокруг него выстроилась целая толпа всяких жвачных животных.
Убедившись в том, что это именно поваренная соль, то есть хлористый натрий, Митяй отъехал немного подальше от озера, чтобы всякие быки, то и дело приходившие на соляное озеро полизать соль, не беспокоили его и принялся устраиваться на ночлег. Утром его ждала работа и он был к ней полностью готов. На этот раз он спал в будке и ночью его никто не потревожил. Ну, а на утро, едва только рассвело, он уже был на озере и собирал соль большим совком и скребком, стараясь отбирать только самую чистую, кипельнобелую, искрящуюся на солнце и совершенно сухую, а такой на берегу было полно. Работал он не спеша, так как обещал Тане, что вернется только через три недели и даже показал на своей календарной доске, сколько рассветов солнца девушка встретит без него. Он надеялся, что тайная охота Танши в его латифундии на этом не закончится и девушка дождется его, чтобы обеспечить свое племя множеством других полезных вещей, которые были ей обещаны. В частности лопатами и пилами, гвоздями и прочными, просмоленными кожами для палаток. Он многое был готов изготовить для Таниных соплеменников, лишь бы та не покидала его и осталась жить с ним.
Митяй обложил тонкими досками две трети будки, из более толстых досок собрал перегородку и принялся ведрами затаскивать соль в Шишигу. Всего он хотел увезти с собой ровно четыре кубометра соли, чтобы не перегружать машину, поскольку мог съездить за ней еще пару раз за это лето. Когда ящик был заполнен солью доверху, практически под окно в будке, он перекрыл его заранее подогнанными досками и накрыл просмоленной кожей. Все, вопрос с солью был решен и он решил отправиться в обратный путь, а поскольку управился очень быстро, то поехал не назад, а вперед, чтобы, проехав по верхотуре, спуститься к Кубани перед Недреманным хребтом, а затем подняться вверх по реке до станицы Барсуковской и уже оттуда спокойно сплавляться по ней вплоть до Белой. Сплавляясь по реке, он мог хорошенько изучить ее берега и вообще Митяя одолел новый зуд, построить большую самоходную баржу, установить на нее запасной движок от Шишиги, назвать Решишигой - Речной Шишигой и плавать по всем рекам региона вплоть до Азовского моря и какнибудь подняться вверх по Дону и затариться там каменным углем, чтобы не переводить зря лес, выплавляя чугун и сталь.
До Барсуковской он доехал всего за день и в месте слияния Кубани и реки Барсучки нашел такой шикарный галечник, что застрял на нем на целую неделю и даже хотел выбросить половину соли, так как нашел на нем галенит, свинцовую руду, графит, а также серебро и даже самородок золота. Хотя глаза у Митяя больше всего загорелись как раз при виде свинцового блеска и графита, но он все равно тут же изготовил промывочный лоток и целых четыре дня стоял в воде раком, как заправский золотоискатель гденибудь на Клондайке. Надо сказать не зря, так как он намыл граммов тридцать золотого песка, но что самое смешное, просто разгуливая по этому галечнику, обильно засыпанному почти белым кварцевым песком, нашел еще четыре золотых самородка и в итоге у него лежало в замшевом мешочке добрых триста грамм самородного золота. Взяв себя в руки, Митяй затащил в будку четыре графитовых булыги, общим весом килограмм в четыреста, представив себе, какими здоровенными каждая из них была изначально, и въехал в реку. Понтон погрузился в воду чуть больше, чем на половину и он решил больше не перегружать Шишигу, а то она, чего доброго, пойдет на дно.
После этого Митяй поплыл по средине реки почти без руля и без ветрил, но с опущенным в воду гребным колесом. По большей части он загорал сидя на крыше будки, куда он затащил и Крафта, с биноклем в руках, а потому время от времени приставал то к одному, то к другому берегу, чтобы осмотреть галечники, словно витрины в супермаркете. Каждый вечер он брал в руки спиннинг и потому был всегда с рыбой и даже засолил с полсотни крупных лососей и вывесил их на будке сушиться. Ну, а в один прекрасный день Митяй доплыл до того места, где он оставил свой подарок даргам и у него глаза на лоб вылезли. Там, где он сложил в пирамиду их копья, стояла куда более внушительная пирамида из длинных шестов, украшенная головой пещерного льва и под ней лежал какойто большой тюк. Наверняка это была не хитроумная миналовушка. Неандертальцы до этого вряд ли опустились. Он немедленно направился к берегу и вскоре увидел, что дарги оставили в дар Шишиге полтора десятка пусть и плохо, но выделанных оленьих шкур, три шкуры шерстистого носорога, большой мешок с вяленым мясом, который он, едва заглянув в него, тотчас утопил в реке, вложив в него несколько камней, а также небольшой сверток. Развернув его он ахнул от изумления. В нем лежало несколько довольно больших самородков золота. Таким образом дарги решили отблагодарить Шишигу и извиниться за то, что они малость попортили ей своими копьями шкуру черную, хорошо просмоленную шкуру.
