– Как – поработать? – насторожился диверсант.
– Ты же хотел поработать?
– И сейчас хочу!
– Я подсажу тебя к ним, в кочегарку. – Савватеев защелкнул дуги наручников на его запястьях. – В таком виде. А ты их сначала послушай, попробуй разговорить. Скажешь, помог бежать старикам, за это тебя арестовали…
Филин помолчал, опустив глаза.
– Если откровенно, товарищ полковник… Мне стыдно…
– Что?..
– Я не по этой части…
– Я тоже не по этой части! – внезапно для себя взорвался Савватеев. – А вынужден!.. Стыдно ему! Ты разведчик, диверсант!
Тот уже его не слушал, с интересом уставившись куда-то в сторону.
Савватеев оглянулся: от реки бежал возбужденный Тарантул.
– Там женщина причалила! – доложил он. – С двумя детьми! Грудными…
– Что значит – причалила?
– На лодке. Грибы привезла, четыре здоровые корзины. Карпенко спрашивает… Задержать?
– Погоди, я сам. – Савватеев встал. – А ты отведи Филина в кочегарку и запри. В наручниках!
Тарантул дернул плечами:
– Ни хрена себе… Но в кочегарке старухи сидят!
– С ними и запри, – сказал Савватеев. – А ты сиди там, думай и работай. Если хочешь в группе остаться.
У причала оказалась старая деревянная лодка с лопатными веслами, а на корме, прямо на широком сиденье, лежали дети грудного возраста, с головой запеленатые серыми одеяльцами. Их молоденькая мамаша в стареньком солдатском камуфляже и зеленой косынке поднималась на берег с двумя огромными корзинами грибов.
От вида свертков с младенцами вдруг вспомнился последний разговор с женой, и в душе поднялась неприятная мутная волна.
– Тебе помочь? – спросил Савватеев.
Женщина испуганно вскинула голову и шагнула назад.
– Меня Карпенко послал, – мгновенно сориентировался он. – Грибы принять.
– А-а, – протянула женщина недоверчиво. – А где он сам?
– К Баруздину поехал.
Эта фамилия была ей знакома, и все равно что-то настораживало молодую мамашу. Она хотела поставить корзины на косогор, но те клонились набок и мелкие грибы горохом сыпались в реку. Савватеев приблизился к ней и взялся за ручки корзин:
– Дай помогу! Надорвешься же…
От женщины исходил незнакомый смолянистый дух, чем-то напоминающий запах масла из бутыли, найденной криминалистом в тайнике. Она все еще сопротивлялась, не выпуская ручек, и в глазах ее поблескивал страх, смешанный с любопытством. Тогда он почти насильно отнял ношу.
– Пошли на базу! Сейчас взвесим – и все дела! – Чтобы снять с нее остатки испуга, следовало говорить много и непринужденно. – Карпенко деньги оставил, сказал, выплатить тебе сразу. А ты что же, с детьми на лодке плаваешь? Не с кем оставить, что ли?.. Ну, идем! Бери остальные корзины и пошли…
– Деньги оставил? – будто бы радостно переспросила она.
– Ну да! Говорит, барышня приплывет, с грибами…
– Ты врешь! Как тебе не стыдно? Врать в присутствии моих детей?
– С чего ты взяла? – Савватеев рассмеялся и внес корзины на берег. – Какая недоверчивая!
– Потому что Карпенко со мной детским питанием рассчитывается.
– Верно! А я забыл! И в самом деле, велел рассчитаться питанием.
– Сколько коробок он дает за корзину? – Этот вопрос был экзаменационный.
– Сколько? – изумляясь ее чутью и простой хитрости, переспросил Савватеев. – Сегодня я тебе по две дам!
– Ты такой добрый, дяденька, – с усмешкой произнесла она. – А что тут делаешь? Тоже на грибы приехал? Из города?
– Ну да, сезон, подрабатываю. Карпенко путевку выписал на пять дней.
Она села на нос лодки, отчего корма приподнялась и свертки с младенцами опасно качнулись набок.
– Осторожнее! – непроизвольно воскликнул Савватеев.
– Не бойся, они не упадут, – хладнокровно произнесла она, даже не оглянувшись. – Моих детей ангелы берегут.
– Спокойные у тебя дети, не плачут…
– Что им плакать? Они первые на земле. И нет еще ни обид, ни страданий.
– Как ты хорошо говоришь о своих детях! – искренне похвалил он. – А они у тебя близнецы?
– Нет, эти двойняшки получились. Первые – близнецы.
– Выходит, у тебя четверо детей?
Она затаенно улыбнулась:
– Четверо.
– Ну ты молодец!
– И еще хочу. Только вот не от кого рожать.
– Как не от кого? А муж?
– Мои мужья в армии служат. Срочную.
Показалось, что он ослышался относительно множественного числа.
– Погоди, с детьми на срочную не берут…
– Их насильно увезли, под конвоем, – с неожиданной горечью проговорила она. – Прямо со свадьбы. Приехали с милицией, схватили обоих… Война же кругом!
– Как – обоих? – пугаясь собственной догадки, спросил Савватеев.
– Да, у меня два мужа. Но вот забрали, и теперь я одна с детьми.
– Так не бывает, – попробовал возразить Савватеев, но женщина не слышала.
– Они на границу попали, каждый день письма писали… А потом и там война началась. Наверное, убили. Скоро год писем нет… Я двойняшек грудью выкормила, пора бы снова забеременеть, да не от кого… Ты, дяденька, можешь там, в городе, запрос сделать? Живы, нет?..
– В принципе могу, – ощущая, как разъезжаются и деревенеют мысли, проговорил он.
– Ну так сделай! Сколько Карпенко прошу – только обещает.
– Мне надо знать имена… твоих мужей.
– Максимилиан и Максим Трапезниковы. Они родные братья… Если живы, пусть их командование отпустит на неделю. Больше и не надо. Я беременею быстро…
– Ну, добро, похлопочу…
– Нет, дяденька, наверное, ты опять врешь.
– Почему?
– Смотришь как пришибленный. Или испугался, подумал, я сумасшедшая, – каким-то обволакивающим тоном заговорила женщина. – Но тебе и в голову не пришло, что это возможно в библейские времена.
– А они сейчас… библейские? – Савватеев встряхнулся, желая избавиться от знобящего холодка, бегущего по затылку.
– Это нужно чувствовать! – Она кокетливо и призывно засмеялась. – Я тебя научу, если захочешь! Завтра к вечеру еще грибов наберу и приплыву…
Женщина достала корзины, поставила у воды, заскочила в лодку и склонилась над детьми.
– Ну что стоишь, дядя? Неси питание!
– Сейчас принесу! – Чувствуя некое липкое отупение, Савватеев взбежал на берег. А женщина в тот миг с силой оттолкнулась от берега. – Эй, погоди! – запоздало крикнул он и сбежал к воде: – Куда же ты? А детское питание?
– Я тебе не верю! Ты все врешь!
– Давай поговорим! Мне интересно! Что на завтра-то откладывать? А запрос я сделаю!..
– Ты бы лучше мне детей сделал! – засмеялась она, садясь за весла. – А то все мужчины боятся! Кого ни прошу – никто не хочет. Мне ведь все равно, лишь бы дети рождались!
Он наконец выдохнул спирающий дыхание ком замешательства:
– Подчаливай – сделаю!
– Не обманешь?
Савватеев был уверен, что это провокационная игра – нравы у молодых мамаш здесь были еще те, поэтому махнул рукой:
– Не обману! Причаливай.
Короткими и сильными взмахами весел она подгребла к берегу, не спуская с него пытливого, липкого взгляда, сняла куртку, под которой ничего больше не было, затем встала, спустила брюки и деловито начала выпутываться из великоватых штанин.
– Прямо здесь, что ли? – деревянными губами спросил Савватеев.
– На травке мягко, – между делом обронила она. – А что ты стоишь, дядя? Раздевайся! Надо, чтобы все было, как в раю, у Адама и Евы.
– У тебя ни стыда, ни совести, – шутливо пожурил он. – Где ты видишь рай? Народ кругом!
– Тогда садись в лодку, если такой стеснительный, – зазывно и хрипловато проговорила она, демонстрируя свои прелести. – Отплывем на середину…
– Там же у тебя дети! Врать при них нельзя, а заниматься любовью можно?
– Делать детей не грех, пусть видят… Садись.
– В другой раз, – передергиваясь от омерзения к себе, проговорил Савватеев.
Где-то на базе заурчала машина, и этот звук будто спугнул женщину.
– Обманщик ты, дядя. – Не одеваясь, она села за весла. – Почему вы все такие? Только насиловать способны. А когда вам предлагают, соблазняют вас – трусите, извращенцы… Нет, в другой раз я тебя не соблазнять стану, а изнасилую, дядя! Поймаю и изнасилую!
Сумасшедшая мамаша ударила веслами, окатив Савватеева водой, как-то гулко засмеялась и погнала лодку на стремительный фарватер.
Савватеев сел в густую осоку – там, где стоял, потряс головой, избавляясь от наваждения, растер по лицу брызги.
Лодка почти растворилась в солнечных бликах, только поблескивали греби, и было уже не понять, то ли так заливисто и протяжно скрипят уключины, то ли плачут дети.
Через минуту она вообще исчезла за поворотом, и остался лишь этот щемящий, будоражащий душу звук, ощущение нереальности и близкой, непонятной опасности.
Человеческие голоса Савватеев услышал будто сквозь сон и привстал, когда за спиной громко хлопнула калитка.
