— Это было так давно.
— Ты прав. Ты умный мальчик. А я слишком мягкая. — Ее голова откинулась, и она уставилась на небо. — Это… моя единственная…
Зал эльфийских развалин был усеян трупами.
Издалека баньи выглядели чертями. Вблизи они были жалкими. Мелкие и костлявые, как дети, завернутые в лохмотья, обшитые китовым усом со священными знаками, которые не защищали от безжалостной стали Ничто.
Один из них все еще дышал, протягивая руку в сторону Ярви, другая его рука вцеплялась в стрелу, торчащую из его ребер. В его глазах не было ненависти, лишь сомнение, страх и боль. Точно как у Анкрана, когда Шадикширрам его убила.
Значит, просто люди, которых Смерть провожала через Последнюю Дверь в точности так же, как и остальных.
Банья пытался выговорить слово, когда к нему подошел Ничто. Одно и то же слово, снова и снова, и тряс головой.
Ничто прижал палец к губам.
— Тсссс. — И ударил его в сердце.
— Победа! — взревел Ральф, спрыгнув на землю. — Никогда не видел такого искусства владения мечом!
— А я такой стрельбы из лука! — сказал Ничто, заключая Ральфа в сокрушающие объятья. Лучшие друзья, объединенные резней.
Сумаэль стояла в арочном проходе, сжимая плечо. Кровь полосами тянулась по руке до кончиков ее пальцев.
— Где Анкран? — спросила она.
Ярви покачал головой. Он не смел говорить, чтобы его не стошнило. Или чтобы не начать плакать. Или и то и другое вместе. От боли и спадающей ярости. От облегчения, что он выжил. От грусти, что его друг нет. От грусти, которая становилась тяжелее с каждым мигом.
Джод опустился на глыбу эльфийского камня и выронил покрытый царапинами щит. Сумаэль положила окровавленную руку на его дрожащее плечо.
— Теперь я полностью осознаю, что гетландцы лучшие! — болтал Ральф.
— Как раз когда я начал в этом сомневаться! — Ничто хмуро посмотрел вокруг. — Я ждал Шадикширрам.
Ярви, словно в оправдание, посмотрел на изогнутый меч в своей руке.
— Я убил ее.
Возможно, надо было пасть на колени и вознести хвалы богам за невероятную победу, но кровавый урожай порубленных мечом и утыканных стрелами в этих развалинах не был похож на то, за что стоит возносить хвалы.
Так что он сел рядом с остальными и сковырнул засохшую кровь из-под носа.
В конце концов, он был королем Гетланда, разве нет?
Он уже достаточно стоял на коленях.
Мертвецы горели.
Покрывавшие их языки пламени оставляли странные тени на стенах эльфийских руин. От них в розовеющее небо поднимались клубы дыма — лучшая благодарность Матери Войне за их победу. Так сказал Ничто, а немногие были с ней в таких же близких отношениях. Ярви предполагал, что если бы он повернул голову, то увидел бы в огне кости девятерых баньев, троих мертвых моряков, Анкрана и Шадикширрам.
— Я буду по нему скучать, — сказал Ярви, стараясь сдержать слезы.
— Мы все будем, — сказал Джод, вытирая глаза ладонью.
Слезы свободно текли по щекам Ничто, покрытым шрамами, и он сказал, кивая в сторону огня:
— Я буду скучать по ней.
Ральф фыркнул.
— Черт возьми, а я не буду.
— Тогда ты глупее, чем кажешься на первый взгляд. Боги не посылают даров лучше, чем хорошие враги. Как хорошее точило для клинка, — и Ничто хмуро посмотрел на свой меч, уже чистый, хотя его пальцы все еще были в крови, и провел по нему точильным камнем. — Хороший враг всегда держит тебя острым.
— Мне лучше быть тупым, — проворчал Джод.
— Выбирай врагов тщательнее, чем друзей, — бормотал Ничто, глядя на пламя. — Они будут с тобой дольше.
— Не волнуйся. — Ральф похлопал Ничто по плечу. — Если жизнь меня чему и научила, так это тому, что следующий враг всегда неподалеку.
— Или всегда можешь наделать врагов из друзей, — сказала Сумаэль, натягивая куртку Шадикширрам на плечи. — Делать друзей из врагов намного труднее.
Ярви знал, что это правда.
— Думаете, Анкран этого хотел? — пробормотал он.
— Быть мертвым? — сказал Джод. — Сомневаюсь.
— Быть сожженным, — сказал Ярви.
Джод глянул на Ничто и пожал плечами.
— Когда жестокий человек вобьет что-то себе в голову, трудно его переубедить. Особенно когда он еще чует запах крови.
— А к чему пытаться? — Сумаэль снова почесала грязную повязку, которой Ярви замотал ее порезанную руку. — Они мертвы. От их жалоб легко отмахнуться.
— Ты хорошо сражался, Ярви! — крикнул Ничто. — В самом деле, как король.
— Позволяет ли король своим друзьям умирать за него? — Ярви виновато посмотрел на меч Шадикширрам, вспомнил чувство, когда он колол, колол, вспомнил красный нож в красной руке и задрожал под украденной накидкой. — Бьет ли король женщину в спину?
На истощенном лице Ничто все еще были слезы.
— Хороший король жертвует всем ради победы и бьет того, кого должен, так, как может. Великий воин это тот, кто все еще дышит, когда пируют вороны. Великий король это тот, кто смотрит на горящие трупы своих врагов. Пусть Отец Мир льет слезы над методами. Мать Война радуется результатам.
— То же говорил мой дядя.
— Значит, он мудрый человек и ценный враг. Возможно, ты ударишь его в спину, и мы вместе посмотрим, как он горит.
Ярви тихонько потер разбухшую переносицу. Мысль о горящих трупах приносила ему мало утешения, чьими бы они ни были. Снова и снова в его мыслях прокручивался миг: он смотрит на Анкрана, глаза его выдают, Шадикширрам поворачивается и выбрасывает клинок. Снова и снова он разбирал, что должен был сделать по-другому, чтобы его друг остался в живых, но он знал, что это бесполезные усилия.
Пути назад не было.
Сумаэль повернулась, хмуро глядя в ночь.
— Кто нибудь слышал…
— Стоять! — раздался голос из темноты, жесткий, как удар хлыста. Ярви обернулся, сердце забилось, и он увидел высокого воина в шаге от арочного прохода. Тот выглядел огромным в свете костра с трупами, в ярком шлеме и кольчуге. Его крепкий меч и щит блестели.
— Сложите оружие! — раздался другой голос, и из теней вышел другой мужчина, с натянутым луком. Длинные тесемки свисали вокруг его лица. Значит, ванстер. За ним вышли еще, и еще, и спустя вздох или два дюжина воинов выстроилась вокруг них полумесяцем.
Ярви не думал, что его дух может пасть ниже. Теперь он узнал размеры своей ошибки.
Ральф взглянул на свой лук, который лежал за пределами досягаемости, и откинулся обратно на локоть.
— Где в твоем списке самых лучших находятся ванстеры?
Ничто оценивающе кивнул в их сторону.
— В таких количествах достаточно высоко.
Сколько бы силы не дали боги Ярви, в этот день он потратил больше. Он пальцем ноги оттолкнул меч Шадикширрам прочь. Джод поднял пустые руки. Сумаэль подняла топорик пальцами и отбросила в темноту.
— Что насчет тебя, старик? — спросил первый ванстер.
— Я обдумываю свое положение. — Ничто еще раз провел точилом по мечу. Ярви показалось, что он провел им по его нервам.
— Если сталь это ответ, то у них ее довольно много, — пробормотал он.
— Положи. — Второй ванстер натянул лук. — Или сожжем твой труп с остальными.
Ничто воткнул меч в землю и вздохнул.
— У него убедительные доводы.
Трое ванстеров вышли вперед, чтобы собрать оружие, а их капитан наблюдал.
— Что привело вас пятерых в Ванстерланд?
— Мы путешественники… — сказал Ярви, глядя, как один из воинов вытряхивает жалкое содержимое его тюка. — На пути в Вульсгард.
Лучник посмотрел на погребальный костер.
— Путешественники, сжигающие трупы?
— Куда катится этот мир, если честный человек не может сжечь трупы, не вызывая подозрений? — спросил Ничто.
— На нас напали бандиты, — рискнул Ярви, думая так быстро, как только мог.
— Неплохо бы вам в своей стране обеспечивать безопасность для путешественников, — сказал Ральф.
— О, мы благодарны вам, что вы сделали ее безопаснее. — Капитан внимательно посмотрел на шею Ярви, потом отодвинул воротник Джода, чтобы взглянуть на шрамы. — Рабы.
— Освобожденные, — сказала Сумаэль. — Я была их хозяйкой. Я торговец. — И она потянулась внутрь куртки, чтобы осторожно достать помятый кусок пергамента. — Меня зовут Эбдель Арик Шадикширрам.
Мужчина хмуро посмотрел на лицензию Верховного Короля, недавно снятую с трупа ее законного владельца.
— Ты довольно оборванная для торговца.
— Я не говорила, что я хороший торговец.
— И молодая, — сказал капитан.
— Я не говорила, что я старая.
— Где твой корабль?
— В море.
— Почему вы не на борту?
— Подумала, будет мудро покинуть его, прежде чем он коснется дна.
— В самом деле, бедный торговец, — пробормотал один из мужчин.
