Санда встала, потянула вверх платье. Извиваясь, как змейка, выскользнула из алой шкурки, потом сбросила с себя кружевное белье и осталась нагой, как в момент рождения. И теперь ей не было стыдно – а кого стесняться? Уж не Неда, конечно, который видел ее во всех видах и гладил, перебирал, ласкал все уголки ее тела.
Санда шагнула вперед и обняла Неда, крепко вжимаясь в его грудь, будто хотела прирасти навсегда…
* * *
Она вскрикнула от резкой боли, но лишь теснее вжалась в любимого мужчину, обхватив его руками и ногами, как лесная обезьянка обхватывает свою мать, опору и защиту в этом жестоком мире.
Они любили, отдыхали, ели, пили, разговаривали, вспоминали, снова любили, немного поспали, совсем немного, – и снова, снова любили друг друга, как в последний раз, как человек, прошедший через пустыню, припадает к прозрачной воде ледяного источника…
Рассвет застал их разгоряченными, потными, тяжело дышащими.
Голова Санды лежала на плече Неда, девушка обняла своего любимого и так уснула, щекоча его кожу горячим дыханием. Нед не мог уснуть. Он перебирал и перебирал в памяти все, что было сделано, все, что предстояло, и спрашивал себя снова и снова – неужели нет другого выхода? И отвечал – да, выход есть. Но правильный – этот.
– Ну что ты мучаешь себя? Ты сделал все правильно, я горжусь тобой. Ты поступил как мужчина – принял правильное решение. Так о чем речь?
– Правильное ли? У меня ощущение, что я предал свою любовь…
– Глупец! Это не предательство! Предательство – совсем другое, и ты это знаешь. В тебе говорит чувство собственника – как же я оставлю жену на другого мужчину?! А вдруг она допустит его до себя! Вдруг он залезет в ее постель?! И она будет так же стонать, так же стискивать простыню в кулачках и содрогаться в сладких судорогах, как и сейчас! Так ведь? Так?
– Ну – так! И что? Это МОЯ жена! И никто не смеет тронуть ее и пальцем! Я люблю ее!
– Если любишь – доверяй! Веришь ей? Доверяй! Не веришь – тогда другое дело. Значит, она с гнильцой. Мы найдем себе получше!
– Не хочу получше. Хочу ее. С гнильцой или без – хочу только ее!
– Ты давно без бабы, вот тебе и показалось, что она лучшая на свете. А так – девчонка как девчонка. Да, длинные ноги, крепкая грудь, смазливое личико, попка всем на зависть – и что? Больше таких нет, что ли? Поверь мне, есть. И много. Готовые дать тебе все, что ты захочешь. Да ладно, не переживай. Думаю, она тебя дождется. Кстати, очень забавно – ты лишил ее девственности дважды! И еще – у меня ощущение, что она понесет после этой ночи. Ты о такой возможности не подумал? Она же тебе сказала, что заклинание от зачатия уже не действует!
– Я предлагал ей не увлекаться, хотел остановиться, но она втиснулась в меня, оторвать не смог. Говорит, пусть после тебя останется ребенок. Если что-то случится…
– Видишь, какая молодец? Предусмотрительная. А ты будешь знать, что после тебя и правда что-то останется. Нет, молодец девочка. Надеюсь, она не вильнет задом и не сбежит к Хевераду.
– Надеюсь…
– Господин Черный! Пора! – голос слуги был почтителен и строг. – Вам приготовлена ванна, прошу пройти!
– Да, иду! – крикнул Нед, мгновенно очнувшись от грез полудремы.
Санда тоже проснулась, открыла глаза, потянулась, как кошка, и, поцеловав Неда в губы, тихо спросила:
– Что, все?
– Все, милая… все когда-то кончается, – грустно улыбнулся Нед, осторожно выполз из-под закинутой на него ноги Санды и встал, делая движения для разминки.
Санда наблюдала за ним, положив голову на ладонь руки, опершись на локоть, потом тихо сказала:
– Ты весь, весь в шрамах. Так не видно, а когда кожа покраснела – они и проявились. Ты такой красивый, такой могучий, такой желанный… иди ко мне! Быстрее, а то я сама на тебя наброшусь!
– Нам пора, – попробовал возразить Нед, но Санда с демоническим смехом соскочила с постели и запрыгнула на него, обхватив бедрами его талию, двумя руками взяв за спутанные волосы на затылке. Глядя ему в глаза, она объявила:
– Последний раз. Самый последний. Вдруг, пока ты там путешествуешь, со мной что-то случится… ведь будешь жалеть потом, что отказал!
– Нечестный прием! – буркнул Нед внезапно осипшим голосом, подошел к постели и бросился на Санду, застонавшую под его тяжестью…
Затем они мылись, укладывали волосы с помощью служанок, завтракали, а когда за ними пришел слуга, чтобы отвести в каминную залу, оба были готовы – Санда одета в белое платье из невероятно дорогой ткани, которую имели право носить только королевские особы, Нед же оделся так, как обычно, – куртка, облегающие брюки, мягкие полусапоги. Ему-то не стоять на виду у всего города и не ждать, когда корону возложат на его голову. Он всегда предпочитал удобство красоте.
В зале собрались все – не было только Великого Атрока и ее приспешников.
Генерал оделся в белоснежный мундир, на груди сверкали боевые и светские награды – Нед даже поразился, сколько их было. Они устилали мундир сверху донизу, и сержант с усмешкой подумал, что награды могут служить чем-то вроде брони – их и мечом не разрубить.
Хеверад увидел, куда смотрит Нед, и развел руками:
– Положено! Что поделать! Самому смешно!
– Приветствую, милая, – голос Хеверада был ровным и благожелательным, а взгляд остановился на припухших от поцелуев губах «жены».
Генерал непроизвольно вздохнул и помрачнел – если бы на месте Неда этой ночью был он! Но что поделаешь – все то, что сейчас происходит, они оговорили заранее, и генерал смирился, дав себе слово, что подыщет любовницу, похожую на Санду.
Увы, с возрастом приходят деньги, слава, власть… а вот молодость, молодость уходит. И наступает момент, когда, ложась в постель с очередной красоткой, ты невольно думаешь – за что она меня любит? Не за тугой ли кошелек с золотыми? Не за кольцо ли с камнем, которое подарил ей на прошлой неделе? И становится грустно – такому, как Нед, нет нужды покупать себе любовь. Она стелется ему под ноги, упрашивая – возьми, возьми меня! А молодой человек перешагивает через нее…
Ничего, вспомнит когда-нибудь, когда станет таким, как Хеверад, – богатым, известным и… немолодым.
Генерал снова вздохнул, немного успокоился и подал руку жене:
– Присаживайся возле меня, дорогая. Пусть все видят, как мы любим друг друга! – голос Хеверада был доброжелательным и искренним, но Санда различила явственные нотки иронии в его голосе. Хеверад это понял и легонько подмигнул:
– Все нормально. Не беспокойся. Считай, что мы просто партнеры в торговой сделке. Все, что я скажу на людях, все, что буду делать, – это для толпы. Вопрос, правда, слегка запоздалый – мы можем продемонстрировать жрецам, что ты стала настоящей женой в полном смысле слова?
– Можем, – зарделась Санда, – все в порядке.
– Это хорошо, когда все в порядке, – грустно вздохнул генерал, – тогда едем на городскую площадь. Нас там ждут, народ с утра толпится. Им обещана раздача денег и большой пир. Одни траты! – вздохнул Хеверад и, подав руку «жене», пошел к выходу.
Фанфары, ветер, солнце! Флаги хлопают на ветру, как кнуты извозчиков, люди вопят, тянутся к открытой повозке, в которой едет будущая королева. Возле девушки стоит большая плошка с серебряными монетами, время от времени Санда зачерпывает горсть и швыряет в толпу. Тут же вспыхивает побоище, люди давятся, пытаясь собрать укатившиеся кругляши, дерутся, льется кровь. Кричат стражники, древками копий расталкивая дерущихся.
Санда морщится, а Хеверад успокаивающе похлопывает ее по руке:
– Ничего, ничего – так положено! При каждой коронации гибнет не менее ста человек – в давке и драках. Это как жертва богам.
– Но это же… гадко! – пытается сопротивляться Санда, но муж лишь укоризненно мотает головой, и она смиряется, стараясь зачерпнуть побольше и бросать почаще – чтобы не было такой давки.
– Щедрая! Да не оскудеет рука! – вопят красномордые, потные, возбужденные горожане, протягивая к повозке руки с широко расставленными пальцами в мольбе: «Дай Дай! Дай!»
– Мудрая! Победительница! Великодушная! – тянутся, тянутся руки – жадные, загребущие, они кажутся огромными, как у великанов, длинными, как змеи, и вот-вот вцепятся в глотку будущей королеве в едином порыве: «Дай! Дай! Дай!»
Санда задохнулась, схватившись за горло, и Хеверад обеспокоенно посмотрел на нее:
– Что, что с тобой?
Затем оглянулся на толпу, нахмурился и шепнул:
– Потерпи. Все когда-то кончается. И это закончится. Это твой народ – смотри на него, запоминай. Они все хотят лишь одного: чтобы им дали – много и даром. Но это нормально. Все мы такие. Только они не боятся показывать себя такими, какие они есть, а мы пытаемся соблюсти приличия. А по сути – мы такие же жадные твари, только урвавшие больше, чем другие. Кинь им еще деньжонок, не забывай: получил много – дай немножко и подчиненным. И тогда они будут тебя любить и смотреть сквозь пальцы на твою придурь, не замечая очевидного…
