даже и не подозревала, какой это нежный цветок.
Прямо перед глазами упала перевёрнутая голова Нокса, и Прюнель спросила:
– И какой у тебя план?
– По счастью, брат не обнаружил твоего отсутствия. Посему у нас есть несколько часов, прежде чем он и твой отец бросятся за нами в погоню, а они не преминут это сделать.
– Вряд ли! Наоборот, они будут очень рады избавиться от меня, – с горечью заметила чародеюшка.
Нокс забавно сморщился, несомненно выразив так сомнение.
– Но как мы доберёмся до места? – осведомилась Прюнель. – Ты в воздухе, я на восьми ногах. Пауки не бегают на длинные дистанции.
– Ох… Ну что ты, я тебя перенесу, ты только зацепись за мою шею. Ведь в конце концов… я полагаю…
Он внезапно растерял свою уверенность.
– Погоди, ты шутишь? – ответила Прюнель. – Не легче ли было превратить меня в птицу или, например, в летучую мышь? Чтобы мы могли полететь вместе.
Нокс пощипал нос.
– Ну, невозможно обдумать всё в одночасье… я принуждён был действовать стремительно, а тебе ведомо, что изменить свой облик я не в силах.
– Некоторые Блюстители на это способны…
– А я нет, невзирая на свой великий опыт. Увы!
Он, без сомнения, был раздражён.
В поисках решения Прюнель вдохнула какую-то каплю, вероятно вечерней росы. Как вкусно! Такой свежей воды она ещё никогда не пила. Недаром мамино имя происходило от слова «роса»!
– У меня есть идея, – вдруг прошептала девочка. – Я могу захватить с собой медальон с портретом моей мамы и…
Нокс, в свою очередь, быстро перебил её:
– Прости? Как ты его повезёшь? Не может быть и речи!
– Дай мне договорить. Он лежит в кожаном кошелёчке с цепочкой. Ты повесишь его на шею, а я залезу внутрь и полечу внутри кошелька.
– Хм… что ж, почему бы нет? Но медальон оставим, он слишком увесистый, и от него никакого проку.
Прюнель, которая до того момента держала ноги согнутыми, выпрямила их и слабеньким голосом закричала:
– В таком случае я остаюсь! Тебе наверняка об этом неизвестно, но моя мама умерла, когда я была ещё в колыбели, и этот портрет – моя самая ценная вещь!
Нокс выглядел изумлённым, розовые уши прижались, насколько это было возможно.
– О… она… да… я… Прости, я не предполагал. Тогда согласен… Но где он находится?
– В большом мешке возле моей кровати.
– Считай, что дело уже сделано.
Как только он улетел, Прюнель удивилась своему безумному желанию сплести паутину, без сомнения, совершенно естественному. Но усталость взяла над ней верх, и она задремала на уютном лепестке.
Скоро её разбудил лёгкий свист. Это был Нокс, на шее у которого висел кошелёк.
– Готова?
– Да, – проронила Прюнель, внезапно забеспокоившись. – Но… ты правда больше ничего не можешь мне рассказать?
– Нет, извини. Тебе придётся довериться мне, хотя я и разумею, что требую от тебя чересчур многого. Зато если тебя захватят в плен, ты не сможешь никого выдать.
Замуруют, захватят в плен… Как изменилась её жизнь!
Сердце сжалось, но Прюнель скользнула в кошелёк и прильнула к драгоценному портрету.
Там, так близко от мамы, чародеюшка преисполнилась надеждой, что ничего страшного с ней не случится.
Прюнель швыряло во все стороны – вниз, вверх, вправо, влево, – к тому же она то и дело проваливалась в воздушные ямы, когда Нокс без очевидной причины пикировал к земле, а затем резко взмывал к небу или внезапно увеличивал скорость. Несколько раз чародеюшка кричала ему, прося лететь помедленнее, но разве он мог её услышать среди чудовищного шума от хлопающих крыльев и пыхтящего дыхания?
Всеми восемью лапами девочка-паук крепко прижимала к себе медальон, но понемногу ей удалось расслабиться, и от переутомления она даже внезапно заснула.
Голос Нокса пробудил её от тяжёлого сна.
– Я спускаюсь. Постараюсь приземлиться с величайшими предосторожностями.
Прюнель потребовалось несколько мгновений, чтобы очнуться, вспомнить, где она, и обрадоваться. Они прибыли на место назначения, и девочка наконец может вернуться в человеческий облик.
Нокс явно замедлился, чтобы зайти на посадку. В ожидании резкого удара о твёрдую землю чародеюшка прильнула к медальону…
Но ничего страшного не произошло! Прюнель только несколько раз бросило назад, и Нокс остановился.
– Всё благополучно? – сразу же поинтересовался он.
– Да, спасибо!
– Замечательно. Я не привык садиться на землю, отдаю предпочтение возвышенным местам, но заключил, что тебе так будет удобнее.
Прюнель быстро выбралась из кошелька и вскрикнула одновременно с удивлением и разочарованием. Ночь стояла всё такая же глубокая, а потому не видно было ни зги – в непроглядной темноте девочка даже не понимала, где она. Вероятно, в чаще леса.
– Мы ещё не прибыли, да? – спросила Прюнель Нокса. Она различала только силуэт своего спутника.
Он придвинулся к девочке и очень тихо произнёс:
– Возникли непредвиденные обстоятельства.
– Что? Что ты хочешь этим сказать? – встревожилась Прюнель.
– Тише, не кричи. Мы в пещере, где спят летучие мыши, их примерно две тысячи. Это единственное место, где я могу затеряться среди себе подобных. Однако если они пробудятся, то могут смекнуть, что я чужак, и начнётся переполох.
– А что мы вообще здесь делаем? – не отставала Прюнель.
– Прячемся! Прежде чем отбыть, я начертал в твоей комнате круг присутствия. Через два часа после нашего бегства он был разбит твоим отцом, который пришёл тебя проведать. Они с Левеном немедля бросились по нашему следу и вскорости настигли нас.
– Что? Как они могли выследить летучую мышь и паука, о существовании которых не знают?
Сдержанно и неловко кашлянув, Нокс объяснил:
– Ну, видишь ли… Летучие мыши… Так устроено, что они не всегда могут… как бы это сказать… сдерживаться. Иными словами, я оставил в твоей комнате помёт, а Рок вычислил меня по нему. Твои отец и брат тут же наладили связь с двумя очень стремительными крылатыми единорогами, которые умеют выслеживать беглецов. Они уже недалече и наверняка видели, как я проскользнул в эту пещеру.
В другое время Прюнель засмеялась бы, узнав, что Левен сидит на единороге, существе, которое, по его мнению, годится только в спутники для чародеюшки. Но сейчас от страха, что родственники её поймают, она об этом даже не вспомнила и потому промолчала.
Нокс вздохнул и продолжил:
– Я тщетно пытался уйти от погони. Здесь, по меньшей мере, я всего-навсего один из тысячи, и мой след теряется среди запахов моих соплеменников.
– Значит, они не найдут нас и повернут назад?
– Хм, по правде говоря,