финальной битвы, но не стоит добивать врагов, которые уже пали. Я выучил урок, что ты мне преподала в гроте сирен, когда просила пощадить Франсуазу.
Юноша пристально посмотрел на меня, прежде чем добавить:
– Совсем недавно, когда мы встретились с Тристаном, Франсуаза выручила нас. Кто знает, не искупит ли Прюданс свою вину?
Я кивнула, соглашаясь с его мудрыми словами.
– Очень мило, что вы позаботитесь о Прюданс, надеюсь, время пойдет ей на пользу. Однако я не планировала ехать в Лондон, по крайней мере не сейчас.
Вампир напрягся.
– Но я думала, что… Стерлинг и ты… – пролепетала Поппи, сбитая с толку.
– Не волнуйся, наш союз надолго. Две упертые деревянные башки, что может быть крепче! Но мне нужно вернуться во Францию, в Версаль.
Настала очередь возмутиться моему пылкому лорду:
– Жанна, даже не думай! Я запрещаю!
– Не надо трагедий, мы не в театре, – шутливо успокоила я его. Я подтянула коленки к подбородку и повернулась на кровати, чтобы посмотреть ему прямо в глаза. – Послушай. Ты служишь в посольстве в Париже и можешь легко получить пост в Версале. Мы будем видеться каждую ночь. Какая разница, где любить – под небом Франции или Англии, главное, что мы вместе. Я нужна во дворце тем, кто рассчитывает на меня, это важно.
Я взяла Стерлинга за руку:
– Мне нужно отчитаться перед Главным Конюшим. Мне нужно рассказать ему о наших замечательных приключениях в Вест-Индии, убедить его, что Бледный Фебюс и «El Corazón» больше нам не угроза, поведать о существовании мадам М. Кто знает? Возможно, мы обретем нового союзника Фронды? – Я глубоко вздохнула, пытаясь «заземлить» себя в своей кровати, в своем теле, в своей реальности. – Границы между мирами непроходимы. Никто из нас никогда не попадет в мир Света. Но мы в силах придумать новые способы борьбы с Тьмой. Вспомните электричество, которое подарил нашему миру Пьеро. А сколько других чудес предстоит еще открыть и увидеть?
Стерлинг кивнул, соглашаясь. В золотистой атмосфере каюты, под ореолом масляной лампы, его английская булавка в ухе мерцала яркой звездочкой.
– Ты и в самом деле невыносима, – мягко проворчал он.
– За это ты меня и любишь. И потом, мне не терпится познакомить тебя с моими друзьями – Наоко и Орфео. Знаю, они тебе понравятся. Уверена, они тебя полюбят. Даже думаю, что ты мог бы найти общий язык с этим брюзгой де Монфоконом, процитировав ему пару фраз из Шекспира в нужный момент. Вы оба больше всего любите поучать других!
Это замечание вызвало улыбку на его лице. Мой Стерлинг. Поскорее бы поделиться его флегматичным шармом с моей семьей дорогих друзей, чтобы написать новую главу в нашей книге!
При этих мыслях я внезапно вспомнила о тех, чья история любви жестоко оборвалась на наших глазах.
– А Рафаэль?
– Закрылся в каюте, как Прюданс, с той лишь разницей, что он не под замком, – с грустью объяснила Поппи. – Никого не хочет видеть. Его тюрьма в его голове. Меланхолия сжирает его.
Я вспомнила, что пережил юноша перед тем, как потерял сознание: приворотное зелье, которое его заставили выпить; убийство возлюбленного на его глазах… его желание защитить вампира от нападения Гюннара. Ради кого сейчас бьется сердце Рафаэля? Ради жестокого Гиацинта? Или вдали от палача он освободился от заклятия, чтобы погрузиться в горе от потери Сураджа? Я отодвинула теплое покрывало.
– Ты уверена, что можешь встать? – забеспокоился Стерлинг.
– После всего, что произошло, ты должен знать, что я не сахар, лорд Рейндастом. Мне нужно поговорить с Рафаэлем.
– Он отказывается встречаться с нами, – повторила Поппи.
– Может, он захочет услышать то, что я ему скажу.
Я встала, накинула шаль на пеньюар, поцеловала прохладные бархатные губы Стерлинга, завершив то, что мы хотели сделать до того, как Поппи и Заш ворвались в комнату.
Каюта Рафаэля находилась в конце узкого кулуара «Stormfly». Я постучала три раза в дверь. Мне никто не ответил. Тогда я осторожно повернула ручку. Комната была погружена в сумерки, масляная лампа на потолке еле горела. Я тихо прикрыла за собой дверь, прокрутила колесико лампы, чтобы прибавить огня. Рафаэль, ссутулившись, сидел на краю кровати. Никогда еще его черный траурный наряд не был так уместен. Юноша никак не отреагировал на мое появление: ни звуком, ни жестом. Я шагнула к его кровати и села рядом.
– Это я, Жанна, – прошептала я. – Друзья, вероятно, объяснили тебе, что это мое настоящее имя, которое я скрывала при Дворе.
Рафаэль все так же молчал.
– В прошлом году в Гранд Экюри ты доверил мне свой секрет, еще не зная, что я хранила свой. Думаю, наши тайны нас сближают. Так же как совместное время с Сураджем. Прошлой зимой мы с ним проводили расследование в Париже.
При упоминании имени Сураджа Рафаэль, наконец, медленно поднял голову, темные пряди упали на его пугающе бледное лицо. Больше месяца юноша не видел дневного света: сначала Гиацинт де Рокай незаконно запер его в трюме «Невесты в трауре»; теперь он сам отказывался выходить из каюты.
Я положила свою руку на его. Чтобы ободрить. Чтобы остановить дрожь в моих собственных пальцах.
– Уход Сураджа – трагедия, – к моему горлу подступил комок. – Но это и победа: его последняя, самая яркая из всех. Победа над самим собой. Он любил тебя больше всего на свете, я уверена в этом. Он не позволял себе эту любовь из страха вызвать гнев Нетленного. Он считал, что будущее королевства де Джайпур зависит от монарха. Поэтому вы подрались в ночь нашего отплытия из Нанта, верно?
Два изумрудно-зеленых глаза на исхудавшем лице Рафаэля впились в меня. С пересохших губ сорвалось несколько слов, очевидно, первых за время его пребывания на борту «Stormfly»:
– Откуда тебе известно?
– Я видела вас на постоялом дворе «Отъезд». А на следующий день, увидев рану на твоей щеке, догадалась, что у вас произошла ссора. – Я заглянула ему в глаза: – Что произошло в Нанте, Рафаэль? Ты можешь мне рассказать?
– Сурадж знал, что я собирался бежать из Версаля. Накануне отъезда из дворца я признался ему, что больше не вернусь. Потому что, как только мы оба стали оруженосцами, он отказался от наших встреч, чтобы не вызывать подозрений. Мне было слишком тяжело согласиться на такие условия. В ночь отплытия он приехал в Нант, не предупредив. Сурадж привел меня на постоялый двор. После он умолял вернуться во Францию, как только моя миссия в Вест-Индии закончится. – Рафаэль тяжело вздохнул. – Я сказал ему, что это выше моих сил, что я никогда
