— Не отвяну, — согласился Юрка, принимая деньги.
Домой я попал уже за полночь. Не думал, что так надолго задержусь. Дверь я попытался открыть своим ключом, но та вдруг сама распахнулась, и я увидел на пороге мать. Лицо ее было таким злым, будто она сейчас разорвет меня на части.
— Ну, прости, — заговорил я. — Работу новую нашел, задержался чуть. Завтра обещали аванс выплатить.
— Чуть задержался?! — прошипела мать. — Тебя не было три дня! Я уже в розыск подавать собиралась. Знаешь, как Алиса переживала? Ладно, на меня тебе плевать, но о ней бы хоть подумал! Ей ведь нельзя нервничать!
— К-как три дня? — только и сумел из себя выдавить.
***
Дверь распахнулась с грохотом, ударилась об стену так, что штукатурка посыпалась. Ремизов оторвал взгляд от приборов и увидел крайне разъяренного Ивана.
— Где она?! — проорал он так, что затряслись стены.
— Она? — эхом повторил Дмитрий.
— Моя дочь! — Иван подошел вплотную и встряхнул ученого за рубашку.
— Простите, я-то думал, что это подопытная. Я же ничего не знал. Думал, вы прислали. Сейчас я ее выведу… — договорить Ремизову Иван не дал. Сильный удар заставил Дмитрия пошатнуться, ударился об стенку за его спиной. В глазах поплыло, будто мир задрожал, а во рту сделалось солоно от собственной крови.
— Ты у меня сам до конца дней подопытным будешь!
— С-сейчас, — пробормотал ученый, отключил резонаторы и поднял крышку ванны.
— Ты, урод, попутал, что ли?! Где она?! — крик Ивана, будто ржавый гвоздь, впился в барабанные перепонки Ремизова.
— Так, вот же… — Дмитрий запнулся.
В ванне никого не было.
Глава 4
Такого голода я еще никогда не испытывал. Даже когда сам дурь курил, так не пробивало на хавчик. И вообще, не припомню, чтобы хоть кто-то жаренную картошку мандаринами закусывал. Если б кто увидел, обозвал бы беременным. Но я дождался, когда мать уснет, чтобы та не заподозрила чего. Конечно, она заметит, что продуктов нет, но я планировал уже утром выбить из этого профессора оплату за опыты.
Здоровье 84%
Да что за хрень?! После появившейся надписи, мне даже показалось, что чувствую я себя как-то не очень. Хотя, понятно же, не может виртуальная система продолжать мое состояние анализировать.
Перед тем, как уйти к себе в комнату, я заглянул к сестре. Дверь в ее спальню была приоткрыта, и оттуда слышался звук телевизора. Алиса плохо спала по ночам. Она и до болезни любила полуночничать, а теперь, конечно, ей никто не запрещал смотреть мультики до утра. Хоть медичка из детского хосписа и говорила, что режим нужно строго соблюдать, я подумал, какой теперь к черту режим? Она, блять, умирает! А мы ей будем говорить, чтоб ложилась в девять, как хорошие девочки. Я бы на ее месте уже давно послал всех врачей, чтоб хоть последние дни в удовольствие прожить. А у Алиски из всех радостей одни лишь мультики.
В ее спальне, как всегда, неприятно пахло лекарствами. Она, наверное, уже привыкла, а, вот, мне каждый раз прям глаза резало от этой химии.
Алиса дышала кислородом. В ее крови теперь слишком много этих бластных клеток. Должны были сделать операцию — пересадку костного мозга. Я, наверное, и донором мог бы стать, а тут еще и эта заваруха с пандемией началась. Сначала сказали, что на две недели уходим на карантин. Потом меры ослабили, но нам снова сказали, что нужно ждать. Мы и ждали. Пока поздно не стало. А тут еще и какая-то аутоиммунная хрень у Алиски обнаружилась. То ли последствия лечения, то ли самого лейкоза. В общем, сказали, что нельзя ей операцию делать. Где-то за границей вроде как лечат и такое, но тут проблема не только в отсутствии денег, но и в том, что границы снова позакрывали. Короче, это, считай, приговор.
Алис стянула с лица маску. Руки у нее тонкие такие стали, все в синяках от капельниц. Где там только вены находят-то?
— От тебя воняет, — скривилась она.
— Да? — удивился я. — Надо было в душ сначала сходить.
— Нет, от тебя не тобой воняет. Я теперь что-то чувствую, оно как запах, но на самом деле совсем не запах. Не знаю, короче.
— Я сегодня был подопытной крыской, — зачем-то сообщил ей.
— На тебе прививки испытывали?
— Нет, — ответил, присаживаясь на стул рядом с алискиной постелью, — один мой знакомый изобрел игру. Виртуальная реальность, но очень реалистичная. Там все, как на самом деле, и запахи, и боль чувствуешь. Не знаю, как он так сделал, но я никогда такого не испытывал. Будто в другом мире побывал.
— А мне можно? — ее запавшие глаза заблестели, она даже попыталась привстать в постели. — Ну, пожалуйста, я тоже хочу поиграть!
Вот, черт дернул меня за язык!
— Нет, Алис. Ты ведь болеешь, а та только здоровых берут.
— Но это же игра! Почему мне нельзя поиграть? Знаешь, как мне этот телик надоел? Да я его разбить уже готова!
— Там… я боюсь, что это опасно. Еще ведь неизвестно, вдруг это для здоровья вредно. А ты даже с постели не встаешь.
— Я встаю. Мне лучше стало. Надежда Николаевна приходила, сказал, что мне пока не будут этот… марафин давать.
— Морфин, — поправил я. Наверное, это хорошо, что пока его не назначают. Может, все не так плохо.
— Там профессор один всем этим заправляет. Давай я спрошу у него.
— Спроси! Очень хочется в другом мире побывать! — от этой фразы меня передернуло.
— Обязательно спрошу, — пообещал я.
— Расскажи про игру, — попросила она и вдруг закашлялась. Алиса прикрыла рот платком, но я заметил, как на белой ткани проступает кровь. Девочка тоже увидела красные пятна и быстро спрятала платок. Я знаю, что она хочет быть сильной. Не хочет лишний раз расстраивать маму или меня, говорит, что с ней все хорошо. И едва ли сам в это верит.
А потом я начал рассказывать. И про то, как женщина ожила, и про чудище в ракушках, и о драке в таверне. Алиса слушала с интересом, время от времени прикладывая маску к лицу, а я все говорил и говорил, пока она не заснула.
Осторожно вышел из комнаты, хотел незаметно пройти к себе, но тут столкнулся в коридоре с матерью.
— Ничего не хочешь мне рассказать? — спросила она.
— Мам, я ж говорил, подработку нашел, завтра за деньгами поеду.
— И давно тебя отчислили?
Черт! Ну, вот, кто ей сказал? Вообще-то, отчислили меня еще прошлой осенью, мне как-то враз не до учебы стало. Я и до третьего курса-то еле-еле дотянул, а тут с Алиской беда, денег ни на что не хватало, я пытался работать, но неудачно. В общем, забил я на универ. Да и кому сейчас нужны историки? Я поступил-то лишь потому, что там математика не нужна.
— Откуда знаешь? — опустив взгляд, поинтересовался я.
— Из военкомата, — и она хлопнула ладонью по тумбочке. На ней лежала повестка, в которой значилось, что я все еще военнообязанный и должен явиться в какой-то там кабинет. Только этого мне не хватало для полного счастья.
***
Кремнийорганический гель на вкус оказался отвратительным. Будто сотни мелких медуз пытались влезть в горло, не давали вдохнуть, забивали своими крошечными тельцами, нос, уши.
Резко дернув за волосы, Иван вытащил голову Ремизова из ванны. Выплюнуть гадкий гель ученому никак не удавалось, он будто прилип к глотке. Сработал рвотный рефлекс — содержимое желудка Дмитрия выплеснулось на пол, запачкав ботинки Ивана.
— Ах ты сука! — прошипел кредитор и скулу Ремизова рассек удар кулаком.
— Н-не надо, — пролепетал ученый, все еще плюясь гелем.
— Я тебя здесь же закопаю, ты понял?
— П-понял.
— Где она?!
— К-когеренция, — еле выговорил Ремизов и получил новый удар. На этот раз в живот. Остатки геля вылетели изо рта, дыхание перехватило, а в глазах потемнело. Иван швырнул ученого на пол и несколько раз пнул носком ботинка. Несильно, но Ремизову хватило. Он глухо застонал, едва не проваливаясь в темноту обморока.
Иван резко поднял ученого и швырнул в ванну.
— Я тебя зажарю в этой микроволновке!
Гадкая слизь вновь забила рот и нос Ремизова. Он уже не мог не вдохнуть, не выплюнуть созданное им самим вещество. Он лишь руками попытался оттолкнуться от краев ванны, но тут иттриевый диск ударил его по голове — Иван захлопнул крышку. Электрические разряды заставили тело ученого содрогнуться. Дисплей моргнул, выдав непонятные символы, и погас.
