— Сядь, Майя, — говорит он, заметив мое появление в дверях.
Я сама готова позеленеть, еще ни разу за время моей работы здесь шеф не обращался ко мне на «ты».
— Историю двухгодичной давности с базой ПОПЧ помнишь?
Дурацкий вопрос! А как, по его разумению, я могла забыть историю, благодаря которой попала в его управление? И не два года назад это было, а немного больше.
— Да, конечно, — говорю осторожно.
— Ланкович исчез.
Ланкович исчез… Когда я последний раз получала о нем информацию, он, после окончания Школы СИ, готовился к вступлению в должность помощника следователя по идеологии. Я была горда им, конечно, как никак, мой ученик, способный мальчик. Ну, погордилась и успокоилась. И вот на тебе, получи, фашист, гранату. Впрочем…
— А я здесь причем? — интересуюсь, как бы между делом.
— А кто знает его лучше тебя?
— А его родители? — отвечаю вопросом на вопрос. Это невежливо, но что-то гнетет меня нехорошее предчувствие. А предчувствие Мастера — это почти свершившийся факт. Шеф морщится.
— Не дури. Совет по Идее выдвинул твою кандидатуру.
— Я не опер! — напоминаю я начальнику, а то вдруг он запамятовал.
— Я это знаю, — ехидно отвечает он.
Юморист он у меня.
— Не хочу! — делаю последнюю попытку.
— Надо! — отрезает шеф.
Все, я проиграла по всем позициям. Вывешиваю белый флаг и пытаюсь выторговать условия контрибуции.
— Хоть душ принять я могу? — прошу почти безнадежно.
— Можете, — милостиво разрешает шеф, видимо успокоившись, и вновь переходя на «Вы», — но только быстро и в управлении.
Вот гад! Последняя попытка смыться домой, чтобы хотя бы кинуть вещи, помыться по-человечески и переодеться, не удалась. Принятие душа в управлении — то еще удовольствие. Белый кафель на полу и грязные разводы на стенах. А еще запах этот, как в общественных банях. Просто прелесть, что такое.
Обречено вздыхаю, сажусь в кресло для гостей и грустно произношу:
— Ну, давайте посмотрим, что там…
Шеф откидывается на спинку кресла всем своим грузным телом, так, что оно, бедное, плачет и зовет хозяйку, покручивает в руках карандаш, смотрит на меня как-то сверху вниз. Взгляд его темен.
— А нечего смотреть, — заявляет он.
Я в недоумении.
— Как так нечего?
— Материалов нет.
Смотрю на него озадаченно, начиная сомневаться в его умственной полноценности.
— А куда же они делись?
— Их не было. Ланкович просто утром не пришел на работу. Во всем остальном — ничего подозрительного.
— Я Вас правильно поняла? Дознание не производилось?
— Ты и проведешь. Поезжай в округ, осмотрись на месте, поговори с людьми. Ищи.
Ох, как мне все это не нравится! Ловлю себя на желании просканировать начальника, однако не делаю этого. Шеф у меня не Мастер, но над ним такие специалисты в свое время поработали, фиг пробьешься с первого раза. Да и неэтично это как-то — начальников своих на полиграфе проверять.
Шеф с трудом вытаскивает свое тело из-за стола. Тоже мне, глупый пингвин вылез из утесов. Буду оптимистом, утешусь тем, что вещи не распакованы, а значит, не нужно их складывать. Дмитрий, подожди, я уже еду.
Кратковременный перелет, и вот я вхожу в кабинет моего ученика. С его начальником — тощим длинноносым субъектом — я уже познакомилась. Мерзкий тип. Полчаса мусолил в руках мое удостоверение, сверял фото с оригиналом, а затем выдал ответ типа: нет, ничего не знаю, такой же, как и все, ничем особенным не занимался.
Кабинет Ланковича такой же, как описание его владельца — никакой. Ничего примечательного. Два стула, стол, как могильная плита — серый и прямоугольный. На краю столешницы Регламент в виде брошюры и Уголовный кодекс Империи с краткими комментариями. Ни фотографий, ни дисков на столе; ни картин, ни календарей на стенах. В окне — вид на плац, чтобы не отвлекаться на посторонние мысли.
Осмотр материалов в компьютере Ланковича тоже ничего не дает. Либо там ничего и не было, либо кто-то предусмотрительно все удалил. Осталась малозначимая мелочь — справки, акты, перечень дел. Игрушек, и тех нет.
Листаю личное дело. Прямо не инквизитор, а отличник боевой и еще какой-то там подготовки: ни одного выговора и целых три благодарности. Горестно вздыхаю — не в меня. Вспоминаю, как два с лишним года назад я вот так же смотрела на его удостоверение. Теперь перед моими глазами фотография не мальчика, но мужа. Волевое лицо, как у разведчиков в старых фильмах, спокойный и внимательный взгляд, плотно сжатые губы, а так… ничего примечательного. Обычный рядовой инквизитор, каких сотни тысяч в Империи. Встретишь на улице — отведешь взгляд, чур меня, чур.
Посмотрим, как обстоят дела у него дома.
Живет, а может уже следует сказать об этом в прошедшем времени, жил, Ланкович в служебном общежитии. Поднимаюсь на лифте на шестой этаж; ключом, полученным мною на проходной, отпираю дверь. И вижу ту же пустоту и обезличенность, что и в кабинете. Чисто, как в операционной. Два шкафа, один из них книжный, с тремя десятками разрешенных книг. На первый взгляд две трети из них — по юриспруденции. Выстроены на полках по размеру. Тумбочка с бельем, по-военному ровно застеленная кровать. Стены выкрашены масляной краской, как в казарме. Взгляд с удовольствием останавливается лишь на окнах. На них — жалюзи приятного серо-голубого оттенка, и это — единственное, что отличает комнату Ланковича от остальных, расположенных в этом здании.
Открываю бельевой шкаф. В нем висит на плечиках форма СИ, фуражка смотрит на меня крестом и дубовыми листьями. Ловлю себя на том, что не могу уловить отпечаток личности Ланковича на окружающих предметах. Прямо человек-призрак.
В растерянности сажусь на идеально заправленную койку. Пытаюсь понять, что могло случиться с моим учеником. Может, он занимался какими-то своими разработками, и его похитили, как меня когда-то? А может, он сам ушел? Сам? Не представляю себе Мастера, поступающего подобным образом. Да еще Мастера Идеи. Что за чушь! Конечно, его похитили, как бы по-дурацки это ни звучало.
Мне вдруг становится жалко, однако, не его, а себя. Я не знаю, что дальше делать, могу только хныкать, чем и собираюсь сейчас заняться. Я не опер! Черт возьми, зачем меня заставили лезть в это дело?!
Из состояния печальной задумчивости вырывает звонок телефона. Поднимаю трубку, полагая, что это шеф вычислил меня здесь и хочет в очередной раз сообщить что-то неотложное. Готовлюсь уже высказать то, что я думаю по поводу поисков Ланковича, как:
— Дима? — слышу я женский голос. Он робок и взволнован.
