подвигов и немыслимых высот духовного совершенства, и Сашка при общении с ней всегда чувствовал некоторую расслабленность. А ещё она была неотъемлемой частью административного сектора, именно такого, который когда-то привлекал в мечтах честолюбивого мальчика Сашу Полякова, и в который теперь юноша Александр Поляков влюблялся всё больше и больше. Потому что это и было как раз то, что ему нравилось. Для чего он был рождён.
Адрес Алины Сашка нашёл в несколько кликов. Пару раз пробежал глазами, чтобы запомнить, быстро просчитал в уме, как удобней туда добраться, но потом представил, что вечером свалится к ней как снег на голову, и его снова одолели сомнения.
А с чего он вообще решил, что Мельников и Алина говорили про подполье? Ну просил Мельников что-то передать какому-то Славе Дорохову? И что? Может, это Маркова просила. Или у них свои какие дела. Надо было уточнить, как-то навести на разговор, выведать аккуратно. Конечно, если бы у Сашки было время, хотя бы сутки, он бы всё продумал и тщательно взвесил. Но времени у него не было. Приказ лежал перед ним во всей беспощадной красе — завтра, в девять утра, бригада очистки…
Сашка подошёл к столу Алины, придвинул к себе телефон и набрал номер приёмной министра здравоохранения. В конце концов мероприятия по очистке проводятся совместно с медиками, и Мельников может как-то на это повлиять.
— Добрый вечер, — вежливо поздоровался он, когда на том конце ему ответил ровный женский голос. — Это из приёмной Марковой. Мне нужно срочно передать информацию для Олега Станиславовича. Лично.
— Олег Станиславович уже ушёл на заседание Правительства, — немного растеряно ответил женский голос, и Сашка мысленно выругался — чёрт, как это он забыл, заседание же. Мельников наверняка уже там. И сколько оно продлится — один бог знает. Верховный любил устраивать заседания в конце дня, и как правило, они продолжались несколько часов.
Сашка извинился, положил трубку и уставился на круглые часы с белым циферблатом, по которому неумолимо скользили чёрные стрелки, отсчитывая последние часы жизни несчастных стариков. Промелькнула подленькая мысль — смириться и принять, в конце концов что он может сделать — но эта мысль промелькнула и тут же погасла. Катя, Марк, близнецы Фоменко, Стёпка, Ника, Кир… лица всех его друзей встали перед ним, и, глядя в их глаза, Сашка уже не мог отступить. Хмурила брови-домики добрая Катюша, широко улыбался Марк, ероша рукой каштановые волосы, немного заносчиво смотрел Васнецов, презрительно кривился Кир, живой Кир: «Ну чего ты ссышь, Поляков?», и Вера… И Сашка принял единственно возможное решение.
— Слушаю, — до него донёсся недовольный голос Веры. К телефону она подошла не сразу, Сашка даже подумал, что она ещё на учёбе.
— Вер, привет. Это я, Саша, — заговорил он.
— Поляков? Чего тебе? Что у тебя опять? — он представил, как Вера закатила глаза.
В последние три дня, они были единственными из всей компании, кто виделся и встречался лично, и это были очень странные встречи. Их тянуло друг к другу, как тянет любых молодых людей, когда в обозримом пространстве больше не с кем общаться, но при этом, оставаясь наедине — вечерами они встречались в парке, прогуливались, выбирая, как два заговорщика, безлюдные тропинки, — им совершенно не о чем было говорить друг с другом. Вера, наверно, в сотый раз пересказывала, что ей сообщил Мельников про Нику — Стёпка Васнецов не звонил, не мог почему-то, — а Сашка делился тем, что происходило в приёмной у Марковой. Но по большей части они молчали, сидя на какой-нибудь скамейке и отодвинувшись друг от друга на приличное расстояние.
— У меня… Вера, послушай. Тут такое дело…
Сашка замолчал. Зачем он вообще звонит Вере? Когда он набрал её номер телефона — это был скорее порыв. Он просто привык, что Вера, вот она, рядом, но… чем она сейчас может помочь? В общем-то ничем. И правильней дождаться Мельникова, ведь заседание, каким бы долгим оно ни было, все равно рано или поздно закончится.
— Ну? Чего завис? Выкладывай! — Вера привычно перешла на командный тон.
— Помнишь, когда мы занимались волонтёрством в больнице у Анны Константиновны? Там были старики.
— Ну, были…
— В общем, у меня тут копия приказа. Завтра в девять утра их всех убьют. По закону об убыли населения.
— Вот чёрт! — выругалась Вера и тут же перешла в наступление. — А ты чего сидишь там? Ты можешь как-то это предотвратить? Приказ этот уничтожить? Или хотя бы отсрочить?
— У меня только копия приказа, сам приказ уже зарегистрирован и доведён до исполнителей, — пояснил Сашка. — А отца Стёпки нет на месте, и когда он будет — непонятно. Вер, я вот что думаю. Я посоветоваться хотел. Знаешь, помощницу Марковой? Алину Темникову? Она ещё с Литвиновым работала. Так вот, я сегодня случайно подслушал один странный разговор. С отцом Стёпки. Они говорили про каких-то евреев, которые сейчас заперты на двести сорок девятом этаже, типа для переписи, но на самом деле это не так. Верховный с Марковой собираются с ними провернуть схему, как на том карантине, у Литвинова. Ну, если я правильно понял. И Алина обещала, что всё передаст какому-то Славе Дорохову.
— И что? Причём тут евреи? Ты же, Поляков, мне про стариков говорил.
— Евреи тут не при чём, конечно. Просто, Вер, я подумал, что раз Стёпкин отец с Алиной о таком говорит, то она тоже как-то связана с подпольем, ну… В общем, я подумал, что надо к ней обратиться, она поможет со стариками. Может, есть какой-то способ приостановить приказ.
— И чего не обратился?
— Её Маркова к юристам услала. Но я узнал её адрес. Я могу попозже сбегать к ней домой. И рассказать, попросить…
— Значит так! Слушай меня, Поляков, внимательно, — Вера заговорила жёсткими рублеными фразами, явно копируя своего деда. Не говорила — приказы раздавала. — Никуда ходить не надо. Это опасно. И вообще, неизвестно, что там за Алина. Дуй быстро ко мне. Я позвоню Марку. Что-нибудь придумаем. Стариков будем сами спасать. Понятно?
— Вер, как сами-то? Что мы-то можем?
— Много чего можем! Пойдём вниз, в ту больницу, на месте решим.
— Да как пойдём-то? — Саша отчаянно пытался достучаться до здравого смысла Веры. — Ну,
