— Лучше продолжим нашу беседу.
— Ну-ну, — подбодрила она меня.
— Расскажи мне, что такое Лабиринт, как он возник и кто такие рыбаки?
— Про Лабиринт я и сама ничего толком не знаю, да, пожалуй, и никто не знает, а рыбаки… — Госпожа Сихэ задумалась.
В этот момент на пороге комнаты появились Еань и черноволосый.
— Ты звала нас, госпожа?
— Да. Этот мальчик не хочет пить мой бальзам. Помогите ему. — И, повернувшись ко мне, добавила: — А о рыбаках мы поговорим в другой раз, хорошо?
Я рванулся из-за стола, опрокинул его и схватил скамеечку, на которой сидел, — единственное оружие, оказавшееся под рукой. Швырнул ее в Еаня, но промахнулся. И тут же слуги повисли у меня на плечах. После непродолжительной борьбы я был принужден к смирению.
— Любопытно, что из этого выйдет? — задумчиво спросила госпожа Сихэ, подступая ко мне с бокалом, до краев наполненным любовным зельем. — Держите его крепче.
Я шарахнулся в сторону, но держали меня крепко.
— Открой ротик, птичка! — прощебетала Сихэ, поднося бокал к моему лицу.
— Открой, не все же нам страдать! — хихикнул Еань и легонько ткнул меня под дых, так что я согнулся и повис на руках слуг. Драчун я никудышный, и даже последнее средство — лягание ногами не вернуло мне свободы.
Я кашлял, захлебывался и задыхался, но совместными усилиями мучители все же влили мне в глотку содержимое бокала.
— Подержите его еще минуточку, а то опять начнет спрашивать о Лабиринте и рыбаках, — сказала госпожа Сихэ, приближаясь, и принялась вглядываться мне в глаза.
Гадина, подумал я, решив, что уж этого издевательства ей точно не прощу. Пусть только эти вышибалы меня отпустят — удушу!
Госпожа Сихэ придвинулась вплотную и положила руки мне на бедра. Видимо, она что-то высмотрела в моих глазах.
— Ну хорошо. Довольно. Отпустите его и уходите.
Как только руки мои оказались свободны, я сжал их на горле госпожи Сихэ… У нее была очень нежная кожа, она имела такой чудесный желтоватый оттенок. И плечи… Ее плечи не были безвольно-покатыми — прямые и узкие, они, казалось, созданы для поцелуев… А эти трогательные ключицы… Нет, надо быть варваром, чтобы думать об убийстве, хотя мести эта женщина, конечно, заслуживает. Но пусть эта месть будет сладка и доставит нам обоим удовольствие…
* * *
— Скажи, а почему ты в медсестры пошла?
— Случайно. На биофак провалилась, в медицинский по конкурсу не прошла. Куда, думаю, деваться? А тут школьную подругу встретила, она и сманила в медучилище. А мне было все равно куда. Тем более меня туда без экзамена взяли — я им только бумажку из института принесла о том, что там сдавала, они и зачислили.
— А теперь как же?
— В этом году опять поступала. Снова баллов не набрала.
— Еще поступать будешь?
— Наверно. Не колоть же всю жизнь таким, как ты, задницы.
— А что, тоже работа.
— Работа. Если бы задницы были мягкие, а иголки твердые. А если все наоборот, то какая же это работа? Одно мучение. Кстати, я тебе книжку принесла.
— Да у меня есть. Вон ребята целую кучу натащили.
— Такой нету. Это мне подруга на неделю дала. Агата Кристи. Самое чтиво для больных, чтобы о своих ранах поменьше размышляли и унынию не предавались.
— Ну, спасибо, ну, благодетель! Я же теперь ночь спать не буду. Вот уж истинная сестра милосердия!
— Ручки целуй. Не каждому так с сестрой везет.
— С удовольствием. И ручки, и ножки, и губки!
— Ну-ну, я же пошутила!
— А я шуток не понимаю. И вообще, такымы вэщамы нэ шутат, как говорят грузины.
— Ну отпусти, с ума сошел! У тебя щеки, как наждак! Что с моими бедными ручками будет! Ой, ну не надо, ну пожалуйста!
— А лекарствами от тебя пахнет! Как на фармацевтической фабрике.
— Ты разве там когда-нибудь бывал?
— Бывал. Нас в школе на экскурсию водили. В целях профориентации.
— А я вот не бывала.
— Ничего, побываешь еще. Какие твои годы.
— А твои-то! Старик! Молчал бы уж.
— Без пяти минут тридцать. Все-таки.
— Ха! Все-таки! Ладно, лежи тут, читай.
— Верочка, вы не заболтались? Больные ждут!
— Иду-иду! Ну вот, теперь мне из-за тебя старшая нагоняй устроит.
— Ты ее сюда посылай. Я ей мозги запудрю, она тебя сиделкой ко мне определит.
— Была нужда. Тоже, счастье несказанное.
— Иди-иди, тебя больные ждут.
* * *
Я сидел на холодных камнях и смотрел на тускло светящееся озеро с поэтическим названием Озеро Звездного Блеска. Что делать дальше, я не знал.
Со времени побега от госпожи Сихэ прошло трое суток, но дома, где ждала меня Се, я так и не смог найти. Временами мне начинало казаться, что его никогда и не было в Городе Желтой Черепахи, да и сама Се лишь плод моей фантазии.
Улица за улицей обошел я всю западную часть города, облазил каждый мало-мальски похожий дом, но все тщетно. Ноги у меня гудели, а в голове крутилось утешительное изречение Гераклита, гласящее, что в один и тот же ручей нельзя войти дважды.
Мысль эта относилась и к таинственно исчезнувшему дому Се, который я уже отчаялся найти, и ко всему Городу. Теперь, когда я основательно с ним познакомился, он уже не напоминал мне декоративные руины, словно специально созданные для того, чтобы радовать глаз. Это был действительно заброшенный, мертвый город с заросшими улицами, разрушенными и неумолимо разрушающимися домами. Одни сохранились лучше, в другие заходить было опасно. Трухлявые полы, готовые обвалиться кровли, затопленные плесневелой водой подвалы, снующие по безлюдным комнатам крысы, одичавшие кошки и какие-то мелкие неизвестные мне зверьки — все это производило тягостное впечатление. Особенно гнетущим было зрелище шапу, живших в некоторых домах среди гниющих фруктовых объедков и там же безмолвно и равнодушно умиравших, когда пропадала охота есть и пить.
Несколько раз я взбирался на смотровую площадку, надеясь встретить там Гу, но безумная женщина не появлялась. Часто среди развалин мне встречались люди, рыщущие в поисках ценных вещей. Мы обменивались короткими фразами, после чего меня приглашали посетить того или иного купца и устроиться к нему на службу, я отказывался, и тем разговоры обычно заканчивались. Один раз какой-то мужчина даже попытался силой затащить меня к своему хозяину, но мне удалось вырваться и скрыться.
Я избегал людей, опасаясь, что они могут помешать розыскам Се, но сейчас, когда тщетность моих усилий стала очевидной, меня снова потянуло к общению. Я сделал все возможное, чтобы найти девушку, и единственное, что мне оставалось, — это попытаться расспросить о ней купцов и их слуг. Вряд ли они что-нибудь знают, но вдруг… Так уговаривал я себя, отчетливо сознавая, что на самом деле потерял всякую надежду, устал от бесплодных поисков и, главное, соскучился по людям. Мне хотелось услышать их речь, ощутить тепло их рук, удостовериться, что я не один в этом угасающем городе.
