Тянется к нему, но едва появляется надежда, что он ощутит вкус её губ, как она вновь ускользает, словно мало тех танцев в лунном свету, когда она дразнила его, не позволяя коснуться. Её тело, разгоряченное танцем и предвкушением грядущей близости, прижимается к нему — спиной к груди. Рыжая макушка скользит по его подбородку, щекоча и дразня; янтарные глаза прячутся под опущенными веками. Лёгким движением она берёт руки князя в свои и, будто увлекая его в танец на двоих, опускает на собственное тело. Даёт ему коснуться ладонями открытого живота, прочувствовать её первый вдох, мягко повести телом, как в танце, изгибаясь в объятиях, так тесно и безжалостно, словно здесь и сейчас желает смять его милость, испытать терпение на прочность. Направляет левую руку вверх, по груди к правому плечу, чуть сжимает, будто просит обнять её крепче. Правая рука опускается ниже к животу, теряется где-то в складках юбки и тело лисицы выгибается в нетерпеливом напряжении — она желает больше тепла.
Кайра соблазняла его, а привыкший обманываться разум отказывался верить в реальность происходящего. Ему казалось, стоит только отстраниться, и она сразу исчезнет, как сладкий сон или горячечный бред, а он обнаружит себя забывшимся в зале над кубком вина… Но она выгибается так, что почти упирается затылком в его грудь, сжимает его руки тонкими пальцами и ведёт по горячей, чуть влажной от танца коже.
Умопомрачительно.
Сэт глубоко, с хрипом вздохнул и склонился, прильнул губами к плечу, прошелестел пальцами по груди и сжал её в объятьях, притиснув к себе — нетерпеливо, жадно, с трудом сдерживаемой агрессией… Ему хотелось обладать ей прямо здесь и прямо сейчас, но лисица вовлекала его в новый, томный и неспешный танец, наполненный полынным запахом страсти. Ладонь князя скользнула по её животу вниз — её прерывистый вздох в ответ на его умелое, уверенное движение… Касание пальцев, скользнуть чуть ниже, углубить — и прижать к себе, чтобы чувствовала спиной его нарастающее напряжение.
Она мягкая и тёплая.
Она — нежная и зовущая…
Князь каждым движением мстил, и местью его стало наслаждение.
Прикосновения наглых, уверенных пальцев, жар нежных и одновременно жестоких губ на шее и плечах сливались в один своеобразный танец мужчины-искусителя. Эта безжалостная нежность, бесстыдство и шальной угар… Он изводил её, доводил до исступления, но неизменно держал на грани, не давая ускользнуть, вырваться и сорваться в наслаждение… чтобы всё её существо желало одного.
Его месть вершилась — Кайра таяла в его руках, задыхаясь от желания обладать и отдавать одновременно. Нетерпеливо льнуть к нему бёдрами, пока разум туманится от сладкой неги и желает раствориться в захватывающем её с головой удовольствии. Тяжело дышит, срываясь в тихие вздохи наслаждения. Глубже… Сильнее… Ещё… Её тело зовуще изгибается в его объятиях; прикосновения обжигают.
Она забывает о том, что хотела, что должна была сделать здесь и сейчас — поддаётся его ласке и почти проигрывает ему, когда впивается пальцами в крепкую ладонь, только бы он не останавливался, ходя по краю. Ей так хочется ещё…
С тихим, довольным смешком князь скользнул пальцами наружу, покидая разгоряченное лоно, несмотря на то, что лисица уже давно истерзала его запястье, оставив на нём полумесяцы — следы от ногтей…
Прерванный вздох удовольствия. Кайра не сразу понимает, что ласка закончилась, а его месть вступила в полную силу. Неосознанно тянется за ним, но получает в ответ ничего. Придя в себя, лисица приоткрыла глаза — всё ещё затуманенные тягучим наслаждением прерванного. Левая рука обвивает его шею, касаясь пальцами затылка, вторая теряется в складках и нетерпеливо накрывает его ладонь. Просить его продолжить? Нет… Не теперь. Этого уже слишком мало, чтобы утолить её желание; чтобы сдержать пламя, распалённое его руками. Он сам сгорит в нём.
Обернуться в объятиях тяжело, за время томления силы покинули тело, даря ему в отместку лёгкую дрожь и ощущение слабости, сковавшей его. Княжна заключает росомаху в объятия, увлекая в поцелуй. Вещи небрежно падают на пол, усеивая своеобразным жертвенным алтарём пространство у брачного ложа. Холодный воздух скользит по коже, вызывая мурашки, Кайра замечает его контраст, стоит почувствовать на себе жар от прикосновения к князю. Она не позволяет ему заключить себя в объятия, не позволяет нависнуть над собой, словно в очередной раз испытывает терпение там, где может легко переступить черту между желанием и злобой.
Надавить ему на грудь и, лишь почувствовав, как он поддаётся, опускаясь спиной на постель, склониться следом, перехватывая его ускользающие губы. Нависнуть, не касаясь тела мужчины, упёршись ладонями в постель по обе стороны от него, позволяя лишь в поцелуе делиться жаром и теплом, а после… накрыть губами шею, опуститься к груди с кратким взглядом вверх, к его лицу, и вновь поцелуй. Ниже… ниже… ещё… пока горячий выдох не опалит дыханием низ живота. Ещё один поцелуй перед тем, как подняться выше.
Лисица замирает на несколько секунд, в которые смотрит в его глаза: янтарь темнеет, но продолжает щедро сыпать искрами; на губах княжны играет по-лисьи хитрая улыбка — гадай князь, что за игру она затеяла этой ночью. Она позволяет себе прикосновение — прижимается к его бёдрам своими… плотнее; наклоняется ниже — сорвать ещё один поцелуй перед тем, как он сожжёт её изнутри и вырвет первый несдержанный стон. На несколько мгновений сознание затопила темнота — вспышка наслаждения выбила все мысли, заглушила реальность, оставив только этот краткий миг, а после… После она смотрела на него другими глазами. Жадными... горящими… желающими…
Лисица выпрямилась, возвышаясь над ним; ладони прошли по груди росомахи, прикосновением говоря — ты мой. Медлит, даёт полюбоваться собой. Раньше у него не было такой возможности — безудержный и строптивый вихрь не желал показывать себя во всей красе, но в этот раз… Ничего не скроется с его глаз, потому что она сама так желает.
Князь увидел её с другой стороны. Не девочку, которую он кутал в меха, пряча от холода и постороннего взгляда. Не лисичку, которая щёрилась на него за каждый взгляд. Она возвышалась над ним, смотрела на него смело и открыто — с желанием и тягой. Он ощущал, как её тело дрожит в его руках, и сам не замечал, что вторит её стонам приглушёнными вздохами на выдохе. Князь смотрел на неё и не мог отвести взгляда, словно околдованный её красотой.
Сэт поднялся, сел, будто не желал подчиняться её воле. Он поцеловал её, и она ответила без намерения навредить ему. Его поцелуй стал глубже, жарче, требовательнее — горячая, чуть шершавая ладонь легла Кайре на пояс и властно прижала к обнажённому мужскому торсу, прогнув спину лисицы соблазнительной дугой. Он был физически горячим — в сравнении с вечно мёрзнущей Кайрой его тело было не то жаркой печью, не то открытым пламенем, и только в её руках выбор — согреет он её или же обожжёт.
Пальцы князя запутались в рыжих волосах на затылке, позволяя ей откинуть голову и подставиться под жгучие и влажные прикосновения жёстких губ, пальцы прошелестели вдоль позвоночника и опустились ниже. Он ласкал её тело, не зная усталости. Росомаха почувствовал, как тело лисы, повинуясь древнему инстинкту, раскрывается навстречу его неспешным, настойчивым проникновениям, отзывается на каждое движение. Она… принимала его, подхватывая этот жадный, крепчающий ритм. Не сдержавшись, князь двинулся слишком сильно и глубоко и хрипло зарычал, дурея от ощущений. Ладони Кайры сошлись на его спине, скользили по шрамам-бороздам, и не слышно было ничего, кроме тяжёлого, прогорклого дыхания и неразборчивого, хриплого шепота над ухом.
И нарастал ритм… завораживающий, почти сакральный, будто вторил бою десятков ритуальных тамтамов, беснующихся на капище, и набирала силу первобытная мощь движений, и неутолима была жажда большего. Внутри выл, бесновался бесконечный рёв мучительного удовольствия — они сливались телами неумолимо, безжалостно, блуждая ладонями по разгоряченным телам… Его торжествующий рык утонул в её сбитых стонах, когда тело прошило крупной дрожью, и он вжался в неё и замер.
