— Бля буду, не позволит. Только не после того, что она вытворила.
— Дэни, Дэни, Дэни.
Я вздрагиваю, потому что никогда еще не слышала, чтобы кто-нибудь так ласково произносил мое имя. Словно со всей нежностью поглаживая всю меня.
Он возвышается надо мной, скрестив на груди руки; покрытые шрамами предплечья темнеют на фоне завернутых рукавов накрахмаленной белой рубашки. На обоих запястьях поблескивают тяжелые серебряные браслеты. Как обычно, свет — позади его головы.
— Ты же не думала, что я это так и оставлю, — говорит Риодан.
ШЕСТЬ
Я разорву сковавшие меня цепи[14]
— Боль вообще забавная вещь, — произносит Риодан.
Я молчу. Мне требуется вся моя энергия, чтобы оставаться в вертикальном положении, несмотря на удерживающие меня цепи. Я где-то в «Честере», в помещении с каменными стенами. Под собой, подошвами ног, я ощущаю ритмичное биение басов. Если бы не мои суперчувства, я бы вообще не смогла ничего уловить. Из-за столь слабых вибраций, я понимаю, что нахожусь под клубом в части куда глубже доступной широкой публике, вероятно, в самом низу этого сооружения. А это означает, что вчерашний взрыв не нанес нижним уровням тотального ущерба, как я надеялась.
Конвоируя меня сюда, они нацепили мне на голову мешок. Где бы я не находилась, они не хотели, чтобы мне удалось найти путь обратно. Размышляя логически, получается, что они планировали оставить меня в живых. Вы не наденете мешок на голову тому, кому белый свет заказан.
Одинокая тусклая лампа освещает помещение позади Риодана… или, скорее, пытается это сделать. Света едва хватает, чтобы разглядеть его, стоящего в трех метрах от меня.
— Одних людей она ломает, — продолжает он, — погружает в апатию и отчаяние, откуда они уже никогда не выкарабкиваются. Такие люди всю свою жизнь ждут, что кто-то придет и спасет их. — Он движется в странной текучей манере — не стоп-кадром, но и не заторможенными человеческими движениями — словно рябь из мышц от порывов ветра. Затем останавливается передо мной. — А другие… что ж, они не уходят боли и ран. Они от нее свирепеют. И громят все, что попадется на их пути, в том числе и источник страдания. Однако, это приводит к определенному ущербу.
Я опускаю голову, чтобы он не заметил пляшущих в моих глазах чертиков:
— Пф-ф. Я тебя умоляю. Если бы меня кто заставил страдать, ему бы мало не показалось. Но такие еще не родились.
Он обеими руками отбрасывает волосы с моего лица, скользит ладонями по щекам. Мне приходится сосредоточиться, чтобы не выказать дрожь. Поднимает мой подбородок. Я выдаю ему ослепительную сто-Мегаваттную улыбку.
Мы смотрим друг другу в глаза. Вот уж хрен я первой отведу взгляд.
— И тебе нисколько не было больно, когда твоя же собственная мать запирала тебя как пса в клетке, забывая о твоем существовании, сбегая с очередным из бесконечной вереницы любовников.
— Kaкое у тебя буйное воображение, однако.
Он ближе к корням сжимает в кулак мои волосы, чтобы помешать мне отвести взгляд, как будто, меть его, я собиралась. Когда он залезает в один из карманов моего плаща и вытаскивает «сникерс», мой рот наполняется слюной. Я так ожесточенно сражалась с Риоданом и его шайкой в берлоге Танцора, что просто выжала из себя все соки. Я воображаю, что мой позвоночник — это черенок метлы, и только поэтому не обвисаю на удерживающих меня у стены цепях. Воображение — это игра, в которой я давно преуспела.
Он срывает зубами его обертку. Я чувствую запах шоколада, и у меня адски сводит живот.
— Сколько раз ты сворачивалась калачиком в этой клетке с ошейником на шее и ждала, задаваясь вопросом, вспомнит ли она о тебе в этот раз; гадая, что убьет тебя раньше: голод или обезвоживание. Ведь так уже было не раз… иногда она оставляла тебя на целых пять дней. Без еды и воды. Ты спала в собственных…
— Ты сейчас же заткнешься.
— Когда тебе было восемь, она умерла, пока ты была заперта. Ровена не искала тебя всю неделю.
Вот и краткое подведение всей истории. Я снова молчу. Да и что тут добавить. В этой клетке все просто. И беспокоишься всего о паре вещей: либо ты выберешься из нее либо нет. Если выберешься, то беспокоиться не о чем. А если нет, пока ты в ней, ты выбьешь все дерьмо из всего окружающего.
— Иногда, ее дружки забавлялись с тобой.
Такого не было. Никогда. Я девственница и серьезно к этому отношусь. В один прекрасный, особенный день я лишусь невинности, но не раньше, чем когда буду готова. Не собираюсь коллекционировать фан-мать-вашу-тастичные опыты, чтобы компенсировать дерьмовое детство. Вот почему я хотела подарить свою девственность В'лейну или, возможно, Бэрронсу, когда достаточно повзрослею для этого. Кому-то выдающемуся. Я хочу, чтобы мой первый раз произошел с кем-то, кто сделает эту ночь незабываемой.
— Мы сейчас как бы обмениваемся философскими замечаниями, Риодан? Если так, то вот одно из моих: Пошел ты на хрен. Прошлое в прошлом.
— Это травмировало тебя.
— Все прошло, исчезло, забыто. И не имеет никакого значения, — говорю я.
— Тебе никогда не убежать от него.
— Я убегаю даже от ветра.
— Рана, которую ты игнорируешь, никогда не затянется. Ты так и будешь продолжать истекать кровью и даже не поймешь, почему. В один критический момент это совсем ослабит тебя, когда нужно будет оказаться предельно сильной.
— О, я все поняла! Ты собираешься заболтать меня до смерти. Уж лучше убей меня. И покончим на этом. Но используй что-то быстрое и эффективное. Может цепная пила. Или граната.
Он касается моей щеки:
— Дэни.
— Не пойму, Риодан, тебе меня жалко, что ли? Я не нуждаюсь в жалости. А я-то думала, ты куда жестче.
Его большой палец касается моих губ, затем он одаривает меня до странности непонятным взглядом. Я бодаю головой его руку.
— Думаешь, что можно приковать меня к стене, а потом стоять здесь и втирать мне, почему это хорошо, что я такая, какая есть? Потому, что именно из-за всего того дерьма, которое мне пришлось пережить в детстве, теперь все в порядке, потому что я стала такой? Алё, у меня нет проблем с тем, какой я стала. Я — это я, и меня это вполне устраивает.
— Ровена сделала так, чтобы ты убила своего первого человека, когда тебе было девять.
С каких хренов ему это известно?! Она обставила все это игрой. Сказала, что хочет посмотреть, удастся ли мне промчаться и плеснуть молока в чашку с хлопьями Мэгги, так чтобы та меня не заметила. Естественно, мне удалось. Мэгги так там и скончалась, сидя за завтраком. Ро сказала, что это простое совпадение, что она была слишком стара, и у нее случился сердечный приступ. Когда мне было одиннадцать, я докопалась до истины. Ро ненавидела Мэгги за то, что та подбивала ши-видящих избрать другую Грандмистрисс. Я обнаружила это в одном из дневников старой ведьмы. Старуха конспектировала все, что делала, думая, что в один прекрасный день она будет увековечена, и люди захотят прочесть ее личные воспоминания. Все эти дневники сейчас у меня, сныканы в надежном месте. Я отравила Мэгги в тот день молоком, подлив ей его в чашку. И делала еще много чего, что также не понимала.
