Райвис подошел к нему. От тела наемника на Кэмрона пахнуло жаром. А он и не подумал, чего стоило Райвису закрыть дверь.
— А ты неплохо потеснил этих дьяволов, — задыхаясь, выговорил Райвис и улыбнулся Кэмрону.
Несмотря ни на что, Кэмрон не смог удержаться и улыбнулся в ответ. Что-то было особенное, подкупающее в лице Райвиса — какая-то бесшабашность, радость, упоение битвой — и полнейшее бесстрашие.
Вместе они занялись первым монстром. На теле чудовища уже зияло множество ран, оно ослабело от потери крови и бессмысленно размахивало руками, рычало и захлебывалось в слюне. Райвис взялся страховать Кэмрона с тыла и постараться держать на почтительном расстоянии второго, более опасного противника. Кэмрон же должен был попытаться убить первого. Он понимал, что для этого надо поразить чудовище в голову или в сердце, маневрировал и выжидал удобного момента.
Райвис, точно нюхом чувствуя, что нужно Кэмрону, принялся носиться по коридору, разбивая незажженные фонари, в щепки разрубая деревянные полки и сундуки, сбивая развешанное по стенам старинное оружие. Чудовище обернулось на шум, и в ту же секунду Кэмрон нанес сокрушительный удар. Он вложил в него всю свою силу, меч разрубил плечевую кость противника, сокрушил ребра, проник в сердце и легкие.
Чудовище издало жуткий вопль и осело на пол. Кэмрон попытался высвободить меч, но он вошел слишком глубоко в плоть врага и не поддавался. Не в силах дольше выносить вид и запах умирающего животного, он отвернулся.
Второе чудовище надвигалось на него.
Усталый, безоружный, Кэмрон в отчаянии оглянулся на Райвиса. Тот нагнулся, подобрал один из сшибленных со стены мечей и швырнул Кэмрону рукояткой вперед. Кэмрон поймал его и парировал удары врага, пока Райвис не подоспел на помощь.
Это второе чудовище было сильнее первого и дралось с яростью раненного и обреченного на смерть зверя. Когда Райвис разоружил монстра, тот пустил в ход клыки и когти. Снова и снова он кидался вперед, царапался, кусался, в клочья рвал одежду, обдирал кожу.
Кэмрон слышал, как трещит под ударами дверь. Наверху тоже продолжался бой. Чудовища Изгарда, по-видимому, нашли другой способ проникнуть в крепость. В углу корчился умирающий монстр. Стоны его все больше походили на человеческие. А потом умолкли совсем. Кэмрон улучил минутку и оглянулся на поверженного врага. Он увидел обычное лицо, лицо мертвого человека, ничего звериного в нем не осталось.
Кэмрон вдруг почувствовал странную легкость. Райвис все время был рядом — страховал его со спины, с флангов и, если рука Кэмрона слабела, отклонял или парировал удары. А потом, когда удар в шею заставил пошатнуться и Райвиса, Кэмрон выступил вперед и сдерживал бешеный натиск чудовища, давая наемнику прийти в себя.
Понемногу, выпад за выпадом, удар за ударом, им в конце концов удалось уложить зверя. Монстр так ошалел от боли и потери крови, что начал делать ошибки. И тогда, без слов понимая друг друга, Райвис и Кэмрон вытеснили чудовище на середину коридора и атаковали с двух сторон.
Кэмрон сбился со счета и не знал, сколько ударов понадобилось, чтобы добить чудовище.
— Ну что ж, с этими вроде бы покончено. — Райвис положил руку Кэмрону на плечо, отвел его в сторону. — Значит, двое долой, осталось какие-то три дюжины.
Кэмрон кивнул: он так задыхался, что не мог говорить. Дрожащими руками он поднял меч и начал счищать с него кровь и кишки чудовища.
— Позволь, — Райвис протянул руку, — позволь, я помогу тебе.
Кэмрон удивленно вскинул глаза. Странное предложение. Правый глаз Райвиса заплыл и распух, на шее виднелись следы клыков чудовища, по щекам розовыми струйками стекала смешанная с потом кровь. Райвис неловко пожал плечами:
— Я привык между боями очищать от крови меч брата. Он говорил, что это приносит ему удачу.
В глазах наемника было какое-то непонятное ему выражение. Кэмрон неохотно выпустил меч.
— Я должен поблагодарить тебя...
— Не стоит, — прервал его Райвис. — Мы с тобой сражаемся за одно и то же. — На секунду взгляды их скрестились, а потом Райвис опустил голову и принялся чистить меч.
Кэмрон хотел спросить, что, собственно, он имеет в виду, но не успел подобрать слова. Коридор содрогнулся от удара. Заскрипели петли, полетели щепки, чудовища рвались в дверь, как стая голодных волков.
— Пошли. — Райвис вернул Кэмрону очищенный от слюны, пота и крови меч. — Надо выбираться отсюда, а то поздно будет. Мы выйдем через другую дверь, а проклятые ублюдки пусть ломают эту.
Кэмрон улыбнулся. Этот наемник странный человек, он преследует какие-то свои тайные цели и обуреваем непонятными чувствами, но сражаться с ним бок о бок — истинное наслаждение.
* * *
Тесса рисовала, лежа на полу. Глаза косили от напряжения, кисти рук болели, и все труднее было удерживать кисть и копировать на пергамент стремительно раскручивающиеся алые спирали.
Узор Илфейлена Тесса поставила перед собой, прислонив к большому камню. Сейчас она прорабатывала детали рамки, в которую была заключена основная часть рисунка. Инстинктивно она понимала, что не должна просто копировать узор Илфейлена, должна сделать больше, пойти дальше. Узор монаха поможет ей добраться до цепи, приковавшей Корону к земле, а разорвать эти узы она должна сама. Рисунок Илфейлена — лишь карта, которая поможет ей найти верный путь.
Болело все тело, от пяток до макушки, и остаток сил Тесса отдавала своему узору. Ведь именно он привел ее сюда.
Жаль только, что она так плохо подготовлена, так мало знает и о многом лишь догадывается. Узор Илфейлена был сплошной загадкой — Тесса так и не разобралась в нем до конца. Если бы Эмит не подбадривал ее, она бы запуталась после первого же штриха.
Эмит был ее добрым ангелом. Если ей нужна была новая кисть, достаточно было протянуть руку. Если требовалась новая краска, оказывалось, что Эмит приготовил ее заранее. Если Тесса по ошибке клала краску слишком густо, он был тут как тут со своим ножиком и аккуратно соскабливал излишек. Если она начинала торопиться и линии получались не такими плавными, как надо, Эмит деликатно покашливал и советовал передохнуть.
Часто, пока Тесса заканчивала обрабатывать один угол, Эмит воспроизводил ее рисунок в противоположном углу или экономил драгоценное время, размечая ту часть страницы, которой она собиралась заняться позже.
Эмит заставлял ее попить, когда она чувствовала жажду, сделать зарядку, когда затекали руки, пожевать листья руты, когда разламывалась голова. Не было ничего такого, о чем Эмит не подумал бы заранее. Если свеча коптила, он счищал лишний воск и подрезал фитиль. Если она начинала замерзать, он накидывал ей шаль на плечи, а когда из тоннеля тянуло холодом, вставал и загораживал чем-нибудь отверстие.
