лучшие одежды из беленого льна. У девушек на шее разноцветьем играли бусы, а
вышивка на сарафанах сверкала бисером. Парни похвалялись удалью, балагурили,
шутили и заигрывали с девками. Те хихикали, особенно бойкие острили в ответ. Приезд
нового Защитника – чем не повод для праздника?
Но радовались далеко не все. Старшее поколение, всматриваясь в околицу,
вполголоса делилось тревожными мыслями.
Наконец, у горизонта заклубилась пыль, а спустя несколько мгновений
показалась кавалькада всадников.
Староста Опорафий махнул рукой, и вперёд вынесли традиционный каравай.
Защитник, входя в свои владения, должен преломить хлеб, что символизирует статус
доброго гостя в доме, прибывшего с миром. Позже Защитник должен будет принести
клятву, обещая верой и правдой защищать вверенную ему землю и людей. По
древнему обычаю клятва эта скреплялась кровью, для этого предлагалась избранная
невинная девушка.
Каравай на белом, расшитом петухами, рушнике держала в руках Апраксия мать
Глафиры. Сама Глафира, белокожая, ладная, с длинной темной косой толщиной в руку –
первая красавица в Золотых Орешках, была бледна и, вопреки обыкновению, не шутила
вместе со всеми. Приструнив свой острый язычок, она скромно стояла рядом с
матерью, потупив взор. Лишь изредка черные очи сверкали, когда она украдкой
смотрела на дорогу из под белой кисеи, прикрывающей лицо. Глафира накануне
шепнула подружкам, что удостоилась великой чести, и теперь те бросали на
счастливицу завистливые взгляды. А ей все равно было до жути страшно. Это тебе не в
ночь Киаланы-заступницы с любимым миловаться.
Всадники на статных породистых лошадях въехали в деревню. Не
останавливаясь, во весь опор пролетели Большую улицу и осадили лошадей, обдав
пылью Апраксию вместе со злосчастным караваем.
– Ой, не нравится мне это, – прошептала Анасташа, крепче сжимая руку Киры. –
Не так Каррон в деревню прибыл, совсем не так! Был один. Коня вел в поводу.
Поздоровался с людьми честь по чести, – она покосилась на дрожащую, как осиновый
лист на ветру, Глафиру.
Всадник во главе кавалькады выглядел внушительно, если не сказать больше. Он
был наделен той самой мужской красотой, в которой безошибочно угадывается
сильная воля и привычка повелевать. Глаза смотрят поверх голов холодно и чуть
презрительно, цвет не разобрать, как это часто бывает у Защитников, но видно, что
светлые. Одет богато. Дорожный кафтан расшит бисером и подрублен собольим мехом,
на ногах сапоги тонкой выделки, на поясе – украшенные каменьями ножны.
Сам статен, широкоплеч, да иных Защитников и отродясь не водилось. ещё
никто не встречал косого, хромого или сутулого. Из под шапки виднелись короткие
светлые, как пшеничный колос, волосы. На вид – уже не юн, но ещё не шагнул в сторону
старости. Зим эдак тридцать – тридцать пять. Защитник был гладко выбрит, ни бороды
ни усов не носил. К вычурному седлу, под стать сбруе, приторочен свернутый кольцами
бич, кои часто бывают у знатных сартогов. Да и буланый под ним просто загляденье:
вона как прядет ушами и бьет копытом, будто и не отмахал стольких верст.
Ни у кого не возникло сомнения, что это и есть – Пасита Защитник. Пасита молча
окинул народ светлыми холодными глазами и презрительно скривился.
Вперёд шагнул Опорафий и, низко поклонившись, произнёс:
– Приветствуем тебя в Золотых Орешках, Пасита Защитник.
пришелец брезгливо хмыкнул и заговорил:
– Вы, черви, или не знаете, как следует встречать своего господина?
По толпе прокатился вздох. Удивленно вскинув брови, Опорафий пожевал
губами, обернулся, обвёл потяжелевшим взглядом народ. Затем слегка развел руками,
как бы говоря: «новая метла по новому метет» и тяжело опустился на колени, показав
всем следовать его примеру.
Народ зароптал. Мужики хмурились и переглядывались. Не привык тутошний
люд гнуть спину перед пришлыми.
Пасита испустил тяжелый вздох:
– Вижу, вас многому придётся учить.
Он спрыгнул с коня, бросив поводья одному из слуг, и направился к толпе,
оттолкнув в сторону оказавшуюся на пути Апраксию, отчего та чуть не выронила
каравай. Следом цепными псами верхом двинулись хмурые сопроводители – по виду
чистые разбойники. Под колючим взглядом нового Защитника жители медленно
опускались на колени, пачкая праздничные одежды в пыли. С лиц сбежали улыбки, и на
площади воцарилась гробовая тишина.
– Ох, быть беде! – прошептала Анасташа, усердно потянув Киру вниз. Та, нехотя,
поддалась, исподтишка зыркнув на Микора. Упрямец продолжал стоять, гордо вздёрнув
подбородок – теперь уже один из всех. Пасита осмотрел склонившую головы толпу.
Заметил бунтаря:
– А я смотрю в деревне и дурачок имеется? – он тихо засмеялся и обернулся к
своей свите, те поддержали его, дружно осклабившись. – Парень, ты глухой?
– Я – Микор, с рождения свободный человек и не перед кем шею не гну. Разве
что Светлому Князю готов кланяться.
– Значит все-таки дурачок, – протянул Пасита, – а какой с убогих спрос? – он
картинно обернулся к прихвостням. – Но вот в чем дело – я в своих владениях дураков
не терплю!
Улыбка в миг сошла с его лица. Без замаха он ударил Микора в челюсть. От
неожиданности парень не устоял на ногах и упал, но тут же начал подниматься,
вытирая бегущую из рассаженной губы юшку. Черные глаза метали молнии.
– Микор, не надо!
Кира схватила друга за штанину, но тот зло стряхнул её руку и встал, глядя прямо
в глаза Защитнику.
– Я смотрю ты, парень, совсем непонятливый? – голос Защитника звучал по
прежнему тихо и ровно. Пасита тяжело вздохнул и могучим ударом в подвздошье
вышиб из Микора дух. Отходя от корчащегося парня, он развел руками.
– придётся начать первый день моего правления с порки. И, да. Я жду
извинений.
Микор поднял голову. Ноздри его раздувались, желваки ходили ходуном. Сжав
зубы, он смотрел на мучителя и молчал. Пасита, подошедший к своему коню и ласково
потрепал по шее. Обернувшись через плечо продолжил:
– Кстати, я разве не сказал? Чтобы наука была крепче, а взаимоотношения
честней, у меня есть правило, от которого я редко отступаю, он повернулся: за
непокорность расплачивается тот, кто рядом. Тот – кто дорог. Взять девчонку! – он
небрежно махнул рукой в сторону Киры, безошибочно определив самого близкого
