небрежно махнул рукой в сторону Киры, безошибочно определив самого близкого
человека.
– Да что же это такое делается, люди добрые?! – заголосила Анасташа.
Бугаи вальяжно спешились, и, не торопясь, направились к Кире.
Она же вскочила на ноги, оттесняя мать в сторону. Микор испуганно оглянулся и
прочитал на лице избранницы отчаянную решимость. Во её взгляде промелькнуло
недоброе выражение: Кира готовилась дать отпор. Микор едва заметно мотнул головой
и повернулся к Пасите. Слова не шли, застревая в глотке, он еле смог выдавить:
– Прости меня, Пасита Защитник.
Пасита замер и вопросительно приподнял бровь. Микор мешком упал на
колени, буравя взглядом перед собой землю. Кажется, было слышно, как скрежещут от
злости его зубы.
Пасита подошёл и ласково, почти по отечески положил руку парню на голову. Так
он стоял некоторое время и, в раздумьях, смотрел куда-то вдаль. Сжатые губы слегка
шевелились, будто стараясь сдержать улыбку. На миг деревенским даже показалось,
что все не так уж плохо.
– Пожалуй, мне придётся сменить гнев на милость, – Защитник сделал жест
рукой и прихвостни остановились. – Ты сам понесешь ответ за свою дерзость.
Тяжелым ударом ноги он опрокинул Микора навзничь. Толпа ахнула. Кира
ринулась было к другу, но мать поймала её за подол сарафана.
– Куда, глупая! Хочешь, чтобы ему ещё сильнее досталось?
***
«Фьють!» – просвистела плеть, в очередной раз опускаясь на окровавленную
спину.
Наблюдая за экзекуцией широко открытыми глазами, Кира невольно
прокручивала случившееся в голове и никак не могла остановиться. Отдельными
картинами всплывало все произошедшее:
Вот бугаи Паситы приближаются и Микор вскакивает на ноги. Вот он
дерется, с легкостью раскидывая их в стороны – наука Каррона не прошла даром.
Свистит длинный бич и обвивается вокруг шеи. Микор падает, и на него горой
наваливаются разозленные негаданным отпором прихвостни Паситы.
Мужики было хотели вступиться, не выдержав такого произвола, но
Защитник показал свою мощь. Похолодел воздух, зазвенел морозом, заставив легко
одетых по случаю теплой весенней погоды сельчан поежиться. Побелели холодные
глаза Паситы, и вдруг с неба упали острые, как ножи, осколки льда. Те, кто находился
ближе, вскрикнули и отскочили с обмороженными руками и лицами. Но и на этом не
остановился Защитник. Покраснели глаза его, мороз сменился жаром, и на ладонях
вспыхнуло пламя. С дрожью Кира вспомнила огненный шар, который взорвался
почти у самых её ног, опалив подол праздничного сарафана. Жители, как один,
рухнули ниц, хором моля о пощаде, но под тяжелым взглядом постепенно смолкли.
В повисшей над площадью тишине взбешенный собачий лай показался
особенно резким. Волчок даже не лаял – он низко булькал, брызгая слюной. Скалил по-
волчьи длинные клыки. Тяжелая цепь звенела, будка сотрясалась от мощных рывков.
– Усмирите тварь! – рявкнул Пасита и один из его прислужников направился к
собаке, на ходу вытягивая из ножен широкий палаш.
– Волчок! – дёрнулась было Кира, но Анасташа стальной хваткой ухватила за
запястье.
Пес прыгнул.
Свистнула сталь.
Раздался короткий взвизг. Тяжелое тело с глухим звуком упало на землю.
Вокруг медленно расплывалась лужа крови.
Солнце клонилось к горизонту, когда избитого Микора привязали за руки к
двум столбам. Их только что вкопали смурные мужики, понукаемые бойцами
Паситы тут же – на площади – прямо перед домом Защитника. Людям был наказ:
оставаться и смотреть.
Кира, широко открытыми глазами смотрела на небывалое и рыдала в кулак, под
свист гуляющей по спине друга плети.
«Фьють!» – последний удар разрезал воздух, и все, наконец, закончилось.
Пасита покосился на труп собаки и процедил ни к кому конкретно не обращаясь:
– Убрать падаль! – он развернулся и взошёл на крыльцо. Брезгливо окинув
взглядом избу, отворил дверь и вошёл внутрь. Приказ можно было понимать двояко и
мужики, робея и косясь на Защитниковых прислужников, бочком-бочком подобрались
к столбам. Осмелев, срезали ремни, удерживающие руки Микора. Парень застонал,
когда его в полусознательном состоянии, уложили лицом вниз на носилки. Прикрыв
кровящую перепаханную спину чистой тряпицей, чтобы лишняя грязь не попала, бабка
Матрена, сокрушаясь, засеменила рядом. Убедившись, что никто их останавливать не
собирается, потащили бедолагу к знахарке в избу.
Кира было направилась с ними следом, но Анасташа снова придержала её за
руку, незаметно увлекла в задние ряды, так чтобы спины деревенских прикрыли их от
высокомерных сальных взглядов, которые пришлые, покончив с заботами, принялись
бросать на местных девок.
– И куда собралась? – ругалась она в вполголоса. – Матрена и без тебя сдюжит.
Нечего вокруг толчею создавать, только внимание к себе привлечешь, глупая! Да идем
же! – тащила она одуревшею Киру, перед глазами которой снова и снова свистела
плеть, затмив в памяти даже взрыв огненного шара. – Идем, нечего больше тут делать.
Встретили ужо Защитничка! – она не сдержалась и сплюнула на землю. – Чует моя
душа, это только начало...
Истошный визг раздался, когда Анасташа с дочерью уже сворачивали за угол
дома, стоящего на перекрестке Большой и Новой улиц. Обернувшись, Кира увидела, как
сопроводители Защитника подхватили под руки яростно сопротивляющуюся Глафиру и,
приподняв над землей, с гоготом потащили в избу. Та сучила ногами и пыталась
вырваться, но её жалкие попытки вызывали у мучителей только смех. Отец девушки,
дядька Прохан, не то обнимал, не то удерживал рыдающую Апраксию. Отсюда было
видно лишь его напряженную спину.
Защитник Пасита, расслабленно опершись на перила, наблюдал за
происходящим с довольной улыбкой. Кира внутренне возмутилась: «Да как только он
может?!». Будто что-то почувствовав, Защитник поднял голову и, на мгновение
охотнице показалось, что он смотрит прямо в её сторону, но тот, хвала богине, тут же
потерял интерес к беглянкам, которые без позволения покинули площадь. Впрочем они
