— Я тебя предупреждал! — захихикал казначей.
Крылатое чудовище врезалось в гущу моряков. Острые когти легко продирали кольчуги и срывали с голов шлемы.
Калам с размаху ударил казначея кулаком в лицо. Тот потерял сознание и повалился на палубу. Из носа и глаз пошла кровь.
— Калам! — крикнул Салк Элам. — Оставь мага мне. Помоги морякам!
Мага? Конечно, появление энкарала в открытом море было больше похоже на магическую уловку. Эти твари крайне редко встречались даже в пределах Рараку. За все время странствий по пустыне ассасин ни разу не столкнулся с громадной крылатой ящерицей.
Пока Калам бежал, чудовище растерзало семерых моряков. Крылья энкарала тяжело ударяли по палубе, а когтистые лапы искали новых жертв.
Пираты лезли на борт «Затычки». Им противостояла горстка военных моряков, в числе которых Калам заметил и лейтенанта.
Времени на раздумья у Калама не было, а на что способен Салк Элан, он не знал.
— Сомкните щиты! — крикнул он морякам и прыгнул вниз.
Энкарал заметил его и раскрыл пасть. Зубы чудовища находились совсем рядом с лицом Калама. Ассасин пригнулся и ударил энкарала между ног. Лезвие кинжала полоснуло по чешуйкам и переломилось, будто прутик. Выругавшись, Калам бросил кинжал и взобрался энкаралу на спину. Чудовище вертело головой, однако дотянуться до него не могло.
С палубы пиратского судна донесся характерный хлопок. «Магический удар».
Зажав в одной руке кинжал, другой ассасин обхватил изогнутую шею энкарала. Лезвие рвало перепонки крыльев, оказавшиеся на удивление тонкими. Энкарал повалился на палубу, где на него набросились с мечами моряки. Там, где не помогали ножи и мечи, в ход пошли копья. Из-под чешуек хлынула кровь. Энкарал забился в предсмертных судорогах.
Вся палуба превратилась в поле сражения. Пираты расправлялись с последними военными моряками. Калам спрыгнул с туши издыхающего энкарала, перебросил кинжал в левую руку, а правой подхватил короткий меч, валявшийся рядом с убитым моряком. Это было как нельзя кстати, ибо в следующее мгновение ему пришлось отражать удары двоих пиратов, вооруженных кривыми саблями.
Калам прыгнул на обоих противников, одновременно ударив их своим оружием. Кинжал застрял между ребрами нападавшего. Пират зашатался. Калам стащил у него с головы шлем и нахлобучил себе на голову. Шлем оказался слишком мал. Кривая сабля второго нападавшего сбила шлем, и тот, пролетев немного, с грохотом запрыгал по липкой от крови палубе.
Теперь Каламу противостояли уже шестеро пиратов. Салк Элан ударил по ним сзади, разя обеими руками. Троих он уложил сразу. Калам бросился на четвертого и одеревеневшими пальцами сжал ему горло.
Вскоре звон оружия стих. Палуба была усеяна человеческими телами. Некоторые стонали, иные кричали и бились в последних судорогах, но большинство замерло навсегда.
Калам припал на одно колено, восстанавливая сбившееся дыхание.
— Ну и свалка! — пробормотал Салк Элан, стирая кровь со своего оружия.
Ассасин поднял голову. Изысканная одежда Элана была прожжена и запачкана кровью. В крови была и половина его лица. Одна бровь обгорела. Элан тяжело дышал. Чувствовалось, каждый вдох отзывается болью в его теле.
Калам оглядел палубу. Корабельные матросы нагибались над лежащими телами, отыскивая живых. Из военных моряков уцелело всего двое. Лейтенант погибла.
К ассасину подошел матрос, взявший на себя обязанности первого помощника.
— Кок попросил узнать, — начал матрос.
— Что узнать? — удивился Калам.
— Эта большая ящерица… она съедобная?
Салк Элан засмеялся и тут же зашелся кашлем.
— Редкое лакомство, — ответил Калам. — В Панпотсуне кусок ее мяса идет за сотню джакатов.
— Ты не возражаешь, если мы заберем с пиратского судна кое-какие припасы? — спросил матрос. — Им уже не понадобятся.
Ассасин кивнул.
— Я пойду с тобой, — сказал Салк Элан.
— Почту за честь.
— А что делать с казначеем? — спросил другой матрос. — Эта гнусь еще жива.
— Оставьте его мне, — ответил Калам.
Казначей находился в сознании и видел, как к его телу привязывают мешки с монетами. Он вращал широко раскрытыми глазами и мычал, пытаясь вытолкнуть кляп. Калам вместе с Эланом подняли отяжелевшего казначея и, несколько раз качнув, швырнули за борт.
На плеск устремились акулы. Но они были слишком сыты и не захотели плыть за казначеем в глубину.
Пиратский корабль горел очень долго. Он успел превратиться в точку на горизонте, а столбы дыма продолжали тянуться в небо.
Над священной пустыней Рараку вновь поднялся вихрь Дриджны. Его ширина достигала целой лиги, а гул ветра превратился в протяжный стон, от которого хотелось поплотнее заткнуть уши. Но в самом сердце пустыни царило спокойствие и с неба струился золотистый свет.
Впереди, будто выбеленные кости, из песка поднимались Щербатые утесы. Леом, шагавший впереди, неожиданно остановился.
— Нам придется пересечь место, населенное духами, — сказал он.
Фелисина кивнула.
— Они древнее пустыни. Сейчас они пробудились и наблюдают за нами.
— Скажи, возрожденная Шаик, они намерены причинить нам вред? — спросил тоблакай, хватаясь за свой деревянный меч.
— Нет. Возможно, им любопытно, но вообще-то они безразличны к нам. А ты что чувствуешь? — спросила она Гебория.
Бывший жрец Фенира брел, глубоко погруженный в себя и свои думы. Услышав вопрос, он вздрогнул, будто каждое слово впилось ему в кожу.
— Чтобы испытывать безразличие, вовсе не нужно быть бессмертным духом, — пробормотал старик.
Фелисина внимательно поглядела на него.
— Ты стремишься убежать от радости возрождения, Геборий. Это не может длиться долго. Ты боишься вновь стать человеком.
Он горько и язвительно рассмеялся.
— Что, не ожидал услышать от меня таких мыслей? — спросила Фелисина. — Как бы тебе ни была противна моя прежняя жизнь, еще противнее для тебя расстаться с той капризной девчонкой.
— Ты продолжаешь погоню за властью, Фелисина, и эта погоня заставляет тебя думать, будто вместе с властью ты получишь и мудрость. Что-то можно получить в дар, а что-то нужно заработать.
— Он сковывает тебя кандалами своих поганых слов, возрожденная Шаик, — прорычал тоблакай. — Убей его.
Фелисина покачала головой.
— Мне не даровали мудрость, но мне даровали мудрого человека. Его общество, его слова.
Геборий поднял на нее невидящие глаза.
— Я думал, ты не оставила мне выбора, Фелисина.
— Тебе это только казалось, Геборий.
