— Мне на самом деле не хочется туда идти, — честно признается Лилит. — Снова танцевать с Высшими, с которыми толком не поговоришь: все только провожают жадными глазами. И за ангелов тревожно очень. Я просила Люцифера просто тихо отметить здесь, а он только смеется. Я ничего не значу, Кара… Я ужасная женщина и ужасная мать. Теперь, перед Концом, я вдруг поняла…
Я не знаю, что ей ответить, потому застываю в нерешительности. Странно осознавать, что даже мое мнение значит для Сатаны больше, чем слова этой роскошной женщины, которую он когда-то любил. Она заканчивает свою речь сама, смущенная и раздосадованная:
— Прости, совсем расклеилась. И… Ладно, думаю, тебе как наемнице можно и не наряжаться, — решает Лилит. — Идем? Там уже все скоро начнется.
Я совершенно не готова морально после ее слов, что-то глубоко задевших, но киваю. Мне нужно поговорить с Люцифером про Ройса, а в ближайшее время такого шанса больше может не представиться, он вечно занят. Позже меня догоняет мысль, что стоило предупредить друзей, но уже поздно: я стою на улице города. Удивленно оглядываясь, я успеваю только заметить, что где-то в Европе.
— Париж, — радостно объявляет Лилит, вновь щелкая пальцами с изящными наманикюренными коготками. Снова — вот ведь совпадения…
Нас швыряет еще куда-то, и я открываю глаза уже перед тяжелыми дверями. Лилит чуть медлит, поправляя волосы, потом открывает легким взмахом руки. Мы шагаем внутрь вместе, поражающе непохожие. Она в алом полупрозрачном платье, но практически обнаженная, с тяжелыми золотыми серьгами и кольцами. Каблуки дробно ударяются о блестящий пол, Лилит гордо поднимает голову. Я в такой одежде, что в ней лучше в бой: кожанка, джинсы, берцы; но меч остался в квартире. Крылья, раскрывшиеся в момент перехода, действуют на демонов как красная тряпка на быка. Я сжимаю в ладони иренкин кулон, и железо царапает кожу.
Все смотрят на нас, словно к ним с небес сам Михаил спустился. Я понимаю причину интереса к Лилит, но меня тут просто не ожидали увидеть. Выискивая Люцифера, я оглядываюсь.
— Кара? — ко мне подлетает Самаэль, сам не свой. — Зачем ты здесь?
— Мне нужен твой отец, — понизив голос, отвечаю я. — Он где-то тут, я знаю. Не подскажешь?
Антихрист озирается, и мне еще больше кажется, что я здесь не к месту. Такие торжества не по мне, я не люблю места, где собирается много демонов или ангелов.
Про нас быстро забывают: демоны не беспокоятся о мелочах, особенно когда звучит оглушающая музыка, ввинчивающаяся в уши, как плач грешников в ночи, что-то специально для жителей Преисподней.
— Потанцуем? — Самаэль протягивает руку.
Я задумчиво прислушиваюсь к музыке. Играет танго, Лилит выгибается под Амаимоном, в такт взмахивает хвостом Прозерпина, когда ее кружит в танце Король Баел. Я вижу еще несколько знакомых и понимаю, что я не впишусь в картину адского праздника. Поэтому пытаюсь максимально вежливо отказать Самаэлю, ускользнуть.
— Ладно, — легко отступается он. — Тебе ведь отец нужен?
Он с радостью рассказывает мне, как пройти к Люциферу, и я даже задумываюсь, не обманывают ли меня. Зачем?.. Становлюсь слишком подозрительной, с этим надо что-то делать. По словам Самаэля, Люцифер на крыше. Весьма странное место для Сатаны, как кажется на первый взгляд, но я не удивляюсь: как Падшая я знаю, как непреодолимо тянет к небу, к сладкой свободе.
Люцифер стоит, расправив крылья, и я не отваживаюсь сказать хоть слово, боясь нарушить хрупкую тишину. Хотя мы были в городе, где-то внизу шумела и кипела жизнь, но здесь, очень высоко над миром, не было слышно ни звука.
— Я слышу, как бьется твое сердце, Кариэль.
— Уверен, что у меня есть сердце? — Люцифер кивает. — А у тебя?
— Я Владыка Ада. У меня его и не должно быть.
— Тогда что ты здесь делаешь?
Люцифер смотрит наверх. На краткий миг, подняв голову, я думаю, что вижу блеснувшую в вышине небесную сталь. На севере, среди падающего снега, что-то сверкает.
— Это ангел? — Я обеспокоенно хватаюсь за кулон — единственное свое оружие. — Нужно уходить…
Единственная моя цель — защищать Люцифера, и я не должна проиграть какому-то пернатому уебку. Но с его стороны было очень самонадеянно стоять на крыше без охраны, и это только усиливает мое беспокойство.
— Успокойся. Звезда падает.
Я пораженно смотрю на север. Действительно, звезда. Не ангел, не сражение, обычная звезда. Разучившись видеть обыденность, я потеряла что-то важное.
— Помнишь, меня называют Денницей? Утренней звездой? Как бы я ни пытался убедить демонов, что все в прошлом, что сейчас во мне больше мрака, чем света, все до сих пор зовут меня этим именем.
— Ты был самым прекрасным ангелом, — ухмыляясь, напоминаю я. — Но мы те, кто мы есть, и мы на своем месте. Свет и тьма — это все такие условности…
Мы молчим недолго, стоим бок о бок в странном уединении.
— Интересно, почему звезды падают? — задумывается Люцифер вдруг.
— У людей есть целые теории на этот счет. Они осваивают свое, человеческое, небо.
Неужели Владыку Преисподней волнуют такие мелочи? Я не могу понять Великих, как ни пытаюсь. Звезды падают, потому что так заведено, Люцифер. Тебе ли не знать.
— Я могу менять этот мир, людей, погоду. А вот звезды — нет.
— Может, потому что они настоящие? Люди лживы, погода изменчива, а мир тихонько рушится, пока никто не видит. Но звезды горят все так же искренне, как и тысячи лет назад.
Эти звезды видели многих людей, видели мою историю, мое поднятие и мое падение. Они, может, и Люцифера видели, а теперь падают, теряя бесценную память. Все рано или поздно умирают, даже они.
В Конце они все падут. Потому что так было задумано. Звезды светят остро, колюче, словно злятся на нас за свою будущую смерть. Я вдруг понимаю, что стала говорить «мы» вместо привычного отчужденного «они». Я часть Ада, часть Рая.
— Почему ты пришла? — отвлекается от своих мыслей Сатана. — Я думал, не соберешься на бал, слишком чуждое тебе место.
— Ройс. Ему плохо рядом с людьми. Ты способен проклинать, превращать духов в бесов, дарить им новую жизнь, если они заслужат. Неужели Ройс, помогая мне, не доказал право на еще один шанс?
— Бесы не могут чувствовать так, как чувствуют духи, — понимает все Люцифер. — Сейчас он тонко улавливает любую магию, предупредит тебя о приближении врага, почует цель. Но его ждет награда, когда все закончится. Считай испытанием, если тебе так удобней.
У него глаза сияют ярче звезд, понимаю я, спокойным равномерным светом. Не такой взгляд видят все эти демоны, отплясывающие несколькими этажами ниже. Мне он почему-то не боится подставить спину, показав, что в нем осталось что-то светлое.
Никто не может быть воплощением Тьмы, даже Сатана, даже Дьявол.
Он пытался. Я пыталась.
— Ты ведь назвал сына своим ангельским именем, — не к месту шепчу я. — Это же не просто бунт?
— Мое имя еще помнили на Небесах, когда ты была ангелом? — удивленно поднимает бровь Люцифер. — Правильно, наверное, что они помнят. И тебя, и меня.
Полярная звезда все же ярче его глаз, понимаю я, отводя взгляд от Люцифера. Найдя сверкающую точку в небе, я смотрю на вьющийся вокруг снег, заметающий понемногу город. Падает он сплошной стеной, крупными хлопьями, стирая грань между небом и землей.
— Знаешь, сложись все иначе, ты бы могла занять мое место, — замечает с легкой улыбкой Люцифер.
— Я только родилась, а о тебе уже начинали утихать разговоры, а это при памяти-то Небес! Нет, я не могла. Сил бы не хватило.
— На что?
— На Ад. На Апокалипсис. На все это.
Он молчит, чему-то своему улыбаясь. Он знает, что его Ад мне не страшен. Его Ад стал моей личной конурой, в которой можно зализать раны или, давясь плачем, рассматривать старые шрамы. Ад был и его конурой когда-то.
— Почему я, Люцифер? Почему мне ты позволил начать Конец?
Сатана отвечает, не сомневаясь. Это как-то подкупает.
— Потому что ты этого хочешь. Не из-за долга, предназначения или подобной ереси, а потому что у тебя есть желания. Потому что ты еще живая.