— Прости меня, милая.
Каждый день одно и то же, аж больно. Но больше я не могу сказать ничего: все остальное не имеет значения.
Часы показывают полдень. Пора уходить, но я задерживаюсь еще на минуту, вглядываясь в родное лицо. Сегодня, после разговора с тем священником, я надеялась, что что-нибудь изменится, но все идет своей чередой.
Все начинается и заканчивается одинаково.
На выходе из больницы меня ловит Габриэль — в полном смысле слова ловит: я чувствую на плече хватку железной ладони. Запястье правой руки архангелу заменяет искусный протез из демонической и небесной стали и сложнейшей магии. За краткое время Габриэль разительно поменялась, оборвала перья и принесла присягу Преисподней. Стоит теперь, легко усмехается, отбрасывая золотистые пряди с лица и засунув руки в карманы кожаной куртки. Но в глазах у нее выражение все прежнее — это жалость.
— Не ходила бы ты сюда больше, — сочувственно советует она.
— Спасибо, сама разберусь.
Хмыкнув, архангел садится на скамейку, приглашающе кивает на место рядом с собой. Неохотно устраиваясь рядом, я с неудовольствием отмечаю, что над нашими головами раскинулись заросли сирени.
— Огоньку? — Габриэль протягивает мне пачку сигарет, зажав фильтр одной между зубами.
— Пожалуй.
Тишину нарушает только шум сирени и щелканье зажигалки.
— Подумать только, Габри. Сказали бы тебе год назад, что ты будешь сидеть здесь при таких обстоятельствах, ты бы поверила?
— Вероятно, нет, — улыбается она, окруженная дымом. — Никогда.
— Я тоже.
А ведь она все еще верит. Верит не в непогрешимость Небес, но в Господа нашего, дарующего прощение всем раскаявшимся и следующего какому-то своему плану. И она сидит рядом, под боком у меня, словно подтверждая все то, что сказали мне в церкви.
Может быть?..
Делая еще одну затяжку, я стараюсь отсрочить неизбежное. Пепел падает на брусчатку Парижа — как в тот роковой день.
«Я не умею молиться, Господи. Не умею. А Ты… Ты умеешь слушать?..
Я никогда не была прилежной слугой твоей, я не была ничьей слугой. Ты видел все мои поступки и знаешь, что я заслужила это, заслужила кары большей, чем эта. Я взяла себе новое имя и новую жизнь, поклялась больше никогда не обращаться к Тебе. Но времена меняются.
Я заслужила это. С лихвой.
Но не она. Только не Ишим…
Я прошу, Боже. Не ради себя, ради нее…
Прошу…»
Я бросаю окурок под ноги и припечатываю каблуком, словно вбиваю кого-то в землю. Надежда медленно угасает, как кончик сигареты сидящей рядом Габриэль.
***
Где-то неподалеку приборы заходятся надрывным воем.
Где-то неподалеку Ишим широко распахивает синие глаза.
fin.
