И обняла себя за плечи, как будто было холодно. Без одежды, с одним только забинтованным запястьем, она казалась совсем беззащитной.
— Ты боишься?
— Чего мне бояться? Любви? Ты так меня замучил, что мне уже ничего не страшно. И потом, я такая старая, что бояться просто неприлично.
— Ну, зачем ты говоришь, что ты старая? Посмотри на себя, какая у тебя кожа, какие руки у тебя, какие волосы…
— Я старше тебя, а ничего не умею!
— Слава богу, — сказал я, — значит, хоть тут не будешь называть меня деткой.
— Всё так странно, — она улыбнулась, — этот день, этот дом, и ты такой…незнакомый. Я просто не узнаю тебя, Мартин.
— А со мной такое в первый раз, — признался я, — я сам себя не узнаю.
Наверно, вот так и должно было быть, так и задумал, наверное, Господь: с женщиной, а не с тигрицей, по любви, а не по разврату, с кем хочу, а не назло, и не в пьяном угаре, а всё осознавая.
Я осознавал. Я наслаждался каждой минутой нашего счастья, каждой убегающей секундой. Это могло и не повториться. Между нами была Нолли, девочка, которой я сломал жизнь. Мы не могли через нее переступить.
Есть особая острота в том, чтобы любить женщину, которую скоро потеряешь. Любить, как в последний раз. Любить, когда ржавым железом по сердцу. В том, что мы скоро расстанемся, у меня не было сомнений. У Изольды, наверно, тоже. Мы цеплялись друг за друга обреченно и жадно, то со стыдом, то со страстью, то нежно, то яростно. А день утекал, утекал, уткал. И вот так незаметно подошел к концу.
За окнами багровел закат.
— Бог накажет нас, Мартин, — грустно повторила Изольда, затягивая платье.
— Не накажет, — сказал я уверенно, — он про нас вообще забыл!
Но нет. Бог про нас не забыл. Или дьявол. Или запоздалая расплата догнала меня так не вовремя!
Мы шли через рынок, за руки не держались, чтоб никто ничего не подумал, но всё равно по нашим лицам, по нашим походкам и черт его знает еще по чему было видно, что мы вместе, что мы ОН и ОНА, и мы счастливы.
— Хочешь, я куплю тебе цветов?
— Ты с ума сошел, куда я их дену?
— А что тебе купить?
— Ну, хотя бы яблоко.
Она выбрала себе яблоко, большое и сочное, с румяными боками и поцеловала его. Потом мы шли по улице Славного Рыцаря, торопясь домой к ужину, а навстречу нам ехала кавалькада с красными и белыми перьями в беретах, как у всех щеголей из свиты Нарцисса. Я еще надеялся, что меня не узнают, но сердце заранее облилось кровью. Нас окружили.
— Вы только посмотрите! — расплылся в пошлой улыбке Кристофер, который ехал впереди всех, — какое большое яблоко у этой девушки!
— И какая красивая девушка! — в тон ему добавил Эскер, — ой, а кто это рядом с ней? Не может быть!
Изольда прижалась ко мне плечом.
— Заткнись, — сказал я.
— Ого!
Эскер спрыгнул с коня, за ним и все остальные. Мы стояли в кольце блистательных дворян, можно сказать, цвета Лесовской знати. Разве что самого Эриха Третьего среди них не было.
— Скажи-ка, мальчик, — Эскер подошел ко мне вплотную, — твой шрам уже затянулся? Ну, ничего-ничего. Прекрасно выглядишь. И по-прежнему нравишься женщинам. Кто эта прелестная смуглянка с глазами дикой кошки? Если ее одеть получше и отмыть…
— Ишь как ты разговорился, — перебил я его, — ты всегда любил тявкать из-за угла, как шавка.
Он только рассмеялся, но глаза у него были злые, невеселые.
Я чуть не взвыл от собственного бессилия. Без Нарцисса я был ничто, пустое место, оса без жала, объект для насмешек! Даже Карсти и Лусильо, которые никогда не выказывали своей ненависти ко мне, смотрели на всё это с любопытством.
Кристофер повернулся к Изольде.
— Деточка, — сказал он ей сочувственно, — беги от него подальше. Ты хоть знаешь, с кем ты связалась? Это же Энди Йорк! Самый первый распутник в Лесовии! Энди, всё развлекаешься? А где Лючия Андорм?
— Нашел, о чем спросить, — захохотал Эскер, — разве он всех упомнит!
— Надо отвезти его к графу, пусть расскажет, в какой дыре он ее бросил!
Я вцепился Кристоферу в парчовый камзол.
— Ты что несешь!
Марциал младший и Карсти меня оттащили. Я был приперт к стене.
— Ты забываешься, Энди Йорк, — усмехнулся Кристофер, — это время прошло, когда мы снимали шляпу перед тобой, несчастным выскочкой, а в каждом зале стояли твои бюсты. Всё! Отпрыгался! Или ты сейчас поцелуешь мой сапог, или я изрублю тебя на куски на этом самом месте.
Он медленно вынул меч и приставил к мой шее. Изольда стояла совершенно окаменевшая, глаза ее были отчаянно расширены.
— Я жду, — сказал Кристофер.
Он слишком долго ждал этого момента, когда всё снова станет на места: он первый любимец короля, а я — обыкновенное ничтожество без рода и племени, которое просто по случайному недоразумению слишком высоко забралось когда-то. "Может, он и прав", — подумал я, чувствуя, как стекает горячая струйка крови за воротник, — "все это было случайно, а на самом деле моя жизнь не стоит и гроша. Вот она, горькая истина". Мне даже не было больно, только досадно, что всё так внезапно и бесславно закончилось.
— Что вы делаете! — крикнула Изольда не своим голосом, как будто только что очнулась.
— Не трожь его! — тут же крикнул Карсти, — что за бредовые идеи у тебя!
Марциал младший встал между мной и Кристофером.
— В самом деле, Крис! Это уже не шутки.
— А мне с ним не до шуток!
— Правильно! — поддержал его Эскер, — надо ему объяснить, кто он такой!
Карсти резко повернулся к нему и вынул меч.
— Он гений. И оставьте его в покое, а то я за себя не ручаюсь!
Перестав ощущать острие на своей шее и осознав, что меня уже никто не держит, я медленно сполз по стене и сел на корточки. Сил ни на что уже не было, даже поблагодарить своего спасителя. Они как-то очень быстро повскакали на лошадей и шумно отъехали по направлению ко дворцу герцога Тарльского.
Изольда стояла рядом, я боялся на нее смотреть.
— Теперь понятно, откуда у тебя столько денег…
Она больше ничего не сказала и пошла вниз по улице в сторону дома. Я бросился за ней.
— Изольда! Подожди же! Подожди, выслушай меня!
Изольда повернулась и швырнула мне под ноги яблоко. Оно расплющилось, треснуло и лежало у меня под ногами, истекая соком как кровью.
>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>
>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>
Случилось то, что должно было случиться рано или поздно. И потом случилось то, что просто не могло со мною не случиться.
Когда я пришел, в доме никого не оказалось. Я был один. Я рассеянно собрал вещи, откупорил бутылку, налил бокал до краев и бросил в него горошину. Я глотал красную пену жадно, словно физическое наслаждение могло избавить меня от душевной боли.
