— А куда ее везут? — тихонечко спросил я у Тани.
— Как куда?! Хоронить.
— Почему хоронить? — не понял я.
Таня покосилась на меня.
— Потому что она умерла!
— Умерла?!
Я снова внимательно присмотрелся к медленно приближающейся повозке. Я, конечно, не специалист по мертвым, но девчонка, на мой взгляд, выглядела вполне нормально. Бледновата очень, но мало ли. Мордашка симпатичная, и грудь очень даже ничего. И мертвой я ее совершенно не воспринимал. Скорее появилось подозрение, что здесь творятся какие-то нехорошие дела и девчонку хотят закопать живой в каких-то религиозных целях. Не зря же многие из процессии идут в белых одеждах и несут в руках свечи.
— Разбудить ее надо, поднять, а не хоронить живой!
Таня восприняла мои слова в штыки.
— А поднимать ты ее как будешь? Как те привидения на кладбище?
— А при чем здесь это?
— Но ведь ты же не можешь без этого!
— Без чего этого?
— Без общения с мертвыми! А ты подумал, что за компания у нас получится? Человек, привидение и живой мертвец!
Не удержавшись, я сплюнул:
— Ты больная! На всю голову! Я сказал только то, что, на мой взгляд, эта девушка жива и ее нужно просто разбудить, а не хоронить для чьего-то удовольствия!
Ответить Таня не успела. Похоже, я говорил слишком громко, сбоку раздалось рычание, я повернул голову и увидел очень неприятное зрелище — к нам подходил какой-то мужик в богатой одежде. С белым от ярости лицом.
— ТЫ! ПОСМЕЛ! ПЛЮНУТЬ?! В сторону повозки с телом моей дочери?! Посмел сказать, что я хороню ее еще живой?!
Наступила нехорошая тишина, вся процессия остановилась, вокруг стала сгущаться толпа. Мужик потянулся за мечом, я оглянулся в поисках пути для бегства, но между нами снова бросилась Таня.
— Уважаемый господин, простите его, ради всех богов! Этот человек болен и не ведает, что делает и что говорит! Мы приносим соболезнования вам в вашем горе и немедленно удалимся!
Мужик на мгновение притормозил, но потом опять взъярился:
— Мне безразлично, чем он болен! Такое оскорбление можно смыть только кровью! — Он с трудом перевел дыхание, как будто его душили.
Не успел я прийти в себя от подобного поворота, как к нам пробился граф. Двигался он горделиво, и перед ним расступались. Он сразу вступил в «разговор».
— Позвольте представиться, граф Демур. Я готов подтвердить все, что говорила эта девушка — целительница, баронесса Ингарская. И готов заплатить любую компенсацию, чтобы загладить невольную обиду, нанесенную этим больным человеком.
Графу удалось на время отвлечь внимание разгневанного мужика. Тот выпрямился, хотя куда уж больше с его-то осанкой.
— Барон Локран, — представился он. — Я уважаю ваше желание защитить, но в данном случае оно неуместно!
— Но этот человек действительно болен и…
— Вы отказываете мне в праве защищать свою честь? — Барон вдруг стал совершенно спокоен.
Граф тоже замер, осторожно покосился по сторонам — людей барона, причем вооруженных, вокруг было в несколько раз больше, чем его. Потом посмотрел в сторону кареты, где сидела его сестра.
— Никто не может отказать вам в этом, барон. Об одном прошу, проявите милосердие хотя бы к девушке!
— Разумеется, я буду очень милосерден! Я даже позволю этим двум «великим целителям», — прозвучало это как ругательство, — попробовать разбудить мою дочь, как они и предлагали! — Его опять затрясло от бешенства. — И сопровождать они ее будут… до могилы. А сколько до нее осталось — теперь зависит от них. — Барон оскалился совсем по-волчьи. — У вас пять минут! — прохрипел он.
По его знаку слуги начали теснить нас к повозке с телом девушки. Наступила нехорошая минута — повозка в центре, мы с Таней рядом, а вокруг стоит толпа и смотрит на нас с такой ненавистью…
— Что будем делать, Тань?
Та закрыла глаза и несколько раз провела руками над телом девушки, задерживаясь в области груди и головы. Немного подумала и еще раз повторила движения. Потом грустно улыбнулась и стала перебирать цветы вокруг девушки.
— Ну вот, все и решилось. Еще несколько минут, и мы умрем.
— Это почему? — не понял я.
— Без всяких сомнений, девушка мертва, и я ничего не могу сделать. Если и у тебя не получится, то нас убьют за оскорбление барона, которого ты фактически обвинил в гнусных помыслах — похоронить дочь заживо. А если получится — потому, что поднимателей мертвых у нас казнят сразу. Вернее, убьют меня, а с тобой… Для тебя тоже что-нибудь придумают.
— А если она таки проснется?
— Да с чего ты это взял? Я не чувствую в ней ничего живого, уж поверь мне.
Я еще раз оглядел лежащую девушку. Таня не видела живого, а вот я не видел и не чувствовал мертвого. Во всяком случае, не было тех ощущений, которые я испытывал ранее во время присутствия на настоящих похоронах. Повернувшись к барону, который, похоже, сдерживался из последних сил, чтобы не начать нас убивать, я спросил:
— Как зовут вашу дочь?
Мужика перекосило, и он с трудом выдохнул:
— Регина.
Я тоже, на манер Тани, несколько раз провел руками над телом девушки, но стараясь не прикасаться. Потом, наклонившись к ней, — за спиной напряжение в толпе стало ощущаться чуть ли не физически, — принялся негромко приговаривать:
— Регина, просыпайся! Регина, не время спать!
И так раз двадцать. Время уходило, да и мне начали надоедать эти дурацкие уговоры, но ничего не менялось. Мне показалось, что веки девушки чуть подрагивают, но дальше этого дело не двигалось. Внутри начала подниматься злость, и я неожиданно для себя рявкнул:
— Тебе рано уходить из жизни, Регина, твое время еще не вышло! Просыпайся, я приказываю!
Голос прозвучал сильно и властно, а руки самопроизвольно нарисовали какую-то странную сложную фигуру. Будто услышав меня, девушка широко открыла глаза, затем самым невероятным способом, с прямой спиной, резко села и повернула голову ко мне. Невидящие глаза смотрели прямо на меня, но девушка сидела неподвижно и как будто ждала чего-то еще. Стоящие вокруг шарахнулись в стороны, стараясь не попасть под этот страшный взгляд. Я тоже попятился, хоть и смотрел в детстве фильм «Вий», где было нечто подобное, но увидеть такое вживую — это совсем другие ощущения. На меня будто подуло морозным воздухом, по телу пробежала дрожь, кожа покрылась мурашками размером, наверное, с кулак, волосы встали дыбом. Стараясь смягчить голос, обратился к девушке:
— Регина, живи… Я прошу тебя.
Спина девушки утратила жесткость, она немного обмякла, взгляд стал смягчаться, и вскоре в нем появилась осмысленность. Грудь, на которую я снова обратил внимание, начала вздыматься, послышался судорожный, с каким-то всхлипом, вздох, и девушка очнулась по-настоящему. С недоумением оглядевшись по сторонам, она обратилась к барону, который теперь стоял в полной прострации:
