А вдруг эар хотел, чтобы я нахамила и плюнула в лицо их королю? Или вдруг ему на пороге смерти захотелось посмотреть, как я делаю себе харакири?
В общем, догадок — море, предположений еще больше, а реальных фактов пока недостаточно. Но, в любом случае, выход у меня по-прежнему один: идти вперед окольными тропками, стараться не светиться перед аборигенами, тщательно скрывать свое происхождение, еще тщательнее прятать долговой браслет. Но особенно следить за тем, чтобы никто не углядел клеймо на моей левой руке и не вспомнил древние легенды про Ишт. А еще лучше — каким-то образом превратиться в муху и тихонько прошмыгнуть у всех под носом, чтобы затем так же тихо сделать свои дела у эаров и совсем уж незаметно слинять. Куда-нибудь подальше. Туда, где можно спокойно посидеть, все обмозговать и понять наконец, во что же именно я влипла.
Следующим утром шейри оказался удивительно молчалив и немногословен. Но я не расстроилась: мне и самой было над чем поломать голову. Так что довольно долгое время мы неторопливо шли рядом, не пытаясь нарушать воцарившееся молчание и совершенно не глядя на разросшуюся повсюду диковатую красоту. Не до нее нам стало, если честно. И не до сожалений о том, что из-за таких Тварей, как вчерашний кахгар, сюда даже смельчаки носа не сунут. Не говоря уж о том, что никаких караванов по Заброшенному Тракту больше не шло и никаких гонцов по нему давно не скакало. Только я, невезучая, да мой маленький демон, у которого просто не было иного выхода, брели по нему.
Когда на обочине что-то мелькнуло, я сперва не обратила внимания. Ну, валяется и валяется в траве какая-то старая коряга. Подумаешь, невидаль. Но когда мы подошли ближе, а Лин отвлекся на какой-то кустик, мне вдруг показалось, что коряга шевельнулась. Когда же я, заинтересовавшись, подошла вплотную и опрометчиво спрыгнула с Тракта, то неожиданно обнаружила, что приняла за трухлявое бревно живое существо. Причем существо непонятное, но при этом удивительно красивое.
В лежащем под местным вариантом рябины звере было почти полтора метра длины, имелся короткий, как у рыси, жесткий хвост, гибкое кошачье тело, мощные лапы с мягкими подушечками, под которыми прятались внушающие уважение когти. Еще была мягкая рыжеватая шерсть с темными подпалинами на боках и забавные острые ушки с черными кисточками, отчего сходство с рысью становилось еще очевиднее. А вот морда у него оказалась определенно волчьей — сильно вытянутая, чуть заостренная к носу. Шерсть там была короткой, жесткой, почти бурой, нос совершенно собачий, лишенный роскошных длинных усов. Шея толстая, мощная. Выглядывающие из приоткрытой пасти зубы длинные, белые и острые. А бугрящиеся под шкурой мышцы красноречиво говорили, что хищник передо мной быстрый и удачливый: при плохой охоте такую мускулатуру не наешь. Только вот беда — зверь был мертвым: какой-то более везучий охотник сумел всадить в рыжий бок короткую стрелу. Правда, оперения на ней почему-то не было, но дело не в этом. А в том, что от этой раны зверь сильно ослабел. Какое-то время, видимо, пытался уйти от убийцы. Потом уже просто полз, обессилев от потери крови… вон еще просека от него осталась, которую я не увидела с дороги. А теперь окончательно свалился, уткнув морду в землю и вытянув окровавленные лапы.
Я присмотрелась внимательнее и тут же поняла, что зверь боролся до конца — кровь была у него не только на боку, но и на когтях, что значило: своего обидчика он если не убил, то как минимум серьезно ранил. Пожалуй, только этим можно объяснить тот факт, что подстреленного кота до сих пор не освежевали и не оттащили свежий труп подальше от дороги.
— Бедняга, — посочувствовала я, присев возле него на корточки. — Жалко тебя: красивый.
И вот тут у кота дрогнули ноздри.
Я поспешно отскочила, справедливо опасаясь получить острыми когтями по лицу, но измученный хищник только прерывисто вздохнул, из последних сил царапнув землю, а потом снова затих. И лишь слабо колыхающиеся возле носа травинки подсказывали, что он еще жив.
Я в нерешительности огляделась.
— Гайдэ! — донесся беспокойный зов с Тракта.
— Здесь, — с облегчением отозвалась я, помахав рукой. Ведьмин кот был невысоким, хотя и довольно крупным для простого домашнего любимца, но среди здешней травы он по-настоящему терялся. Хотя меня-то нашел безошибочно. А найдя, так оторопел, что даже на хвост сел, диковато вытаращившись в сторону умирающего зверя.
— Это еще откуда?!
— Нашла вот, — пожала я плечами, с сочувствием рассматривая рыжего красавца. — Жалко его — погибнет.
— Это не наше дело! — вдруг отрезал шейри и решительно отвернулся. — Идем. Нам своих забот хватает.
Я заколебалась.
— Но он же умирает.
— Гайдэ, не стоит, — предупреждающе проурчал кот, видя, что я задумалась. — У хвардов дурной нрав: ты ему сейчас поможешь, а он тебя потом загрызет. Идем, пусть Аллар его рассудит. Не зря же его стрелой наградили?
— Может, и не зря. — Я наконец приняла решение и взялась за лямки мешка. — Но бросить его без помощи нельзя. Скажи, кровь эара на него подействует?
— С ума сошла?! Тратить такое богатство на хварда?!
Я замерла, а потом внимательно посмотрела.
— Знаешь, кто-то решил бы, что на шейри его тоже тратить не стоит.
Лин поперхнулся и замолчал. Тем временем я достала заветную склянку с синей панацеей и, зубами вытащив тугую пробку, осторожно опустилась возле зверя на корточки. Рывком выдернула глубоко засевшую стрелу, мельком подивившись серебряному наконечнику и отсутствию на нем даже мелких зазубрин. Потом недрогнувшей рукой приподняла верхнюю челюсть, постаравшись не коснуться острых зубов, капнула на сухой язык две капли — на всякий случай, хотя шейри неодобрительно заворчал — и тут же отошла.
— Все. Теперь пойдем, — кивнула я спутнику, с облегчением отметив, что широкая рана на боку зверя начала стремительно затягиваться. — Не надо, чтобы он нас увидел или испытал закономерное желание кем-нибудь пообедать. Пусть выздоравливает в одиночестве.
Лин снова буркнул что-то себе под нос, но возражать против тактически обоснованного отступления не стал. Понимал, мохнатый, что хвард после пробуждения наверняка будет голодным. И злым. Так что попытается наброситься на первого, кого только увидит. Оказаться этим счастливчиком ни я, ни шейри, разумеется, не хотели, так что ушли оттуда так быстро, как только позволяли ноги и тяжелый мешок.
К полудню стало жарко. А еще через пару часов меня пригрело так, что пришлось снять сперва плащ, а потом и шапку. После чего, наконец, развязать завязки на старенькой куртке. Затем с облегчением снять и ее. А потом начать всерьез подумывать о том, на что бы сменить свои темные штаны — хотелось надеть что-нибудь более легкое и продуваемое.
