— Джейсон, я его слуга-человек.
— Ага, слуга-человек, у которой есть собственный слуга-вампир и собственный зверь ее зова. Причем не той породы зверь, что у ее мастера.
— Это дает Жан-Клоду власть еще и над леопардами.
— Нет, не дает. Мика и его леопарды отвечают на зов Жан-Клода из любезности, и Мика умеет понять, что для него выгодно, но тянет его не к Жан-Клоду. Его тянет к тебе, как и других больших кошек. Это энергия не Жан-Клода, а твоя.
— Но меня тянет к волкам.
— Ты метафизически связана с Ричардом, нашим Ульфриком, нашим царем волков. И кто может сказать, связь с Жан-Клодом дает тебе волка или связь с Ричардом?
— Я все еще чего-то не понимаю?
— До Жан-Клода дошел шепот — еще даже не слух, — что у некоторых мастеров зарождается мысль: если бы ты была слугой-человеком у них, они были бы так же мощны, как Жан-Клод. Только они смогли бы держать тебя в узде.
— Смогли бы, смогли бы.
— Анита, ничего смешного.
Вот это уже было совсем не похоже на Джейсона — гасить попытку юмора с моей стороны. Значит, дело плохо, намного хуже, может, быть, чем я думаю.
— Извини, Джейсон.
Он улыбнулся:
— Да все нормально. Не могла же ты знать то, чего тебе не говорили.
— Почему Жан-Клод не стал мне говорить?
— Потому что ты не собираешься меняться. Он даже не хочет, чтобы ты менялась, на самом-то деле, но мы должны поменять впечатление от того, что происходит в Сент-Луисе.
— Как?
— Перестать разоблачать слухи, будто Жан-Клод занимается любовью со всеми твоими мужчинами. Если ты ими делишься с ним, это объясняет его терпение.
— Но ведь это же не так?
Он посмотрел на меня недоуменно.
— Джейсон, мастер-вамп всегда учует на мне ложь, если он достаточно силен. Я могу владеть лицом, глазами, телом, голосом, но запах кожи я контролировать не умею, и частоту пульса тоже. Не умею я врать.
— Да никто почти не умеет.
— Так как же нам соврать всей шайке мастеров городов?
— А не надо врать.
— Это как?
— Поделись с Жан-Клодом своими мужчинами, или позволь ему спать с другими.
Я уставилась на него, отвесив челюсть, и наконец сумела собраться с силами и сказать:
— Вызываешься добровольцем?
Он засмеялся, хлопнулся спиной на кровать, свесив ноги вниз.
— Я же тебе говорил, Анита. Я ему предлагал, он отказался. Отказался, считая, что ты этого не одобришь.
— Но ты же не любишь мужчин?
— Вообще нет, но Жан-Клод во всех отношениях исключение. Может быть, дело в том, что я у него pomme de sang, но чтобы об этом не задуматься, надо быть еще намного более гетеросексуальным, чем я.
Я вспомнила, что Джейсон мне это говорил, но отложила в ящик ко всем тем мыслям, которые мне не хочется думать.
— Мне кажется, ты мне рассказывал, что с каким-то другим мужиком пробовал и решил, что это не твое.
— Давай скажем так: давать я люблю больше, чем получать.
Наверное, вид у меня был совершенно недоуменный, потому что он сел и поцеловал меня в лоб.
— Ты жуткая милашка для женщины, которая является первым суккубом за всю писаную историю.
— Я не милашка.
— Еще какая. Просто тебе самой это не нравится.
Не знаю, что бы я на это ответила, но тут в дверь снова постучали. На этот раз принесли еду. У меня, кажется, аппетит пропал, но я была рада предлогу прервать разговор. Суточную норму откровений я явно перебрала и надеялась, что Джейсон тоже, но это могло быть и не так. Когда Джейсону приходит в голову мысль, он ее обязательно изложит. Даже если ты не хочешь ее слышать.
Мы впустили официанта — если можно так назвать того, кто доставляет в номер заказ, — поставили еду на стол. Никогда раньше не видела номера, где был бы обеденный стол нормального размера. Джейсон (номер был оформлен на него) подписал чек и выдал чаевые. Я сидела не вмешиваясь — думала. Или старалась не думать.
Сандвич с курятиной был неплох, а жареная картошка — вообще превосходна. И Джейсону, похоже, сандвич с курятиной понравился.
В прошлые времена я бы так и дала разговору умереть, но слегка повзрослела с тех пор. Хотя не оставляла мысль, что в последний раз, как я уезжала из города с одним из моих парней, это был Мика, и у нас тоже был тревожный и откровенный разговор в номере отеля. Что-то есть такое, чтобы остаться в номере наедине с кем-то из них? Или вся штука в слове «наедине»?
— В Сент-Луисе некоторые полагают, что всякий, кто постоянно бывает в моей постели, растет в силе.
Джейсон перестал жевать и посмотрел на меня. С Удивленным видом отложил вилку.
— Я хотел оставить этот разговор и дать тебе подумать о том, что я говорил.
Я покачала головой.
— Если ходит хотя бы шепот о других мастерах, которые думают, что они, подчинив меня, стали бы сильнее Жан-Клода, то такую идею мы должны удушить в зародыше. Когда-то на меня силой ставили вампирские метки, и мне это не понравилось. Пару раз это делал мастер города, и это был ужас. И никогда, никогда больше мне не хочется этого испытать.
Джейсон откусил еще кусок курятины и посмотрел на меня. Глаза цвета весеннего неба светились острым интеллектом и глубокой мыслью, которые обычно Джейсон прятал за стеной улыбок и шуточек.
— Ты права. Но я считал, что тебе пару дней придется домысливать, насколько это может стать серьезно.
Я пожала плечами:
— Может, я все-таки взрослею.
Он усмехнулся:
— Я мало знаю настолько взрослых людей.
— В смысле?
— Тебе очень трудно позволить себе радоваться жизни. Не умеешь ты играть.
— Очень многие в Сент-Луисе сказали бы, что я потрясающе играю.
Джейсон даже, может быть, смутился, но тут же прогнал смущение.
— В постели ты восхитительна, Анита. Но у тебя нет ни одного хобби. Никакого занятия для отдыха — кроме секса.
— Люблю в тир ходить.
Он укоризненно поцокал языком и погрозил мне вилкой.
— Это работа, и ты это знаешь. Ты не фанатеешь от оружия, как Эдуард и его приятель Отто, или Олаф, или какой у него там еще псевдоним.
С этим я не могла поспорить, потому и не стала пытаться — сосредоточилась на своем сандвиче.
— Ну, вот это и оно. Ты бросила реплику — и разговор окончен.
— Неправда. Я вбросила мяч в игру — твое дело его принять или оставить лежать там, где он упал. Я смело начала разговор, который мне не хотелось вести. А сейчас твоя очередь.
Он улыбнулся, положил вилку и нож рядом с тарелкой. Салат он съел почти весь. Как практически все мужчины этого возраста и моложе, он умел есть очень быстро, если хотел или если не заставлял себя помедленнее.
