Скомакар, как один из самых крепких морских псов, и к тому не получивший ни одного ранения страшнее царапины во время схватки с валендийцами, попал во все три захода за пушками, и последнее орудие едва дотащил до места назначения. Теперь он вяло поглядывал на суетящихся вокруг пушки канониров и думал, стоит ли подняться и сходить за флягой с разбавленным водой вином и едой, которая составит его завтрак, или же ещё поваляться здесь, наслаждаясь тем, что не надо никуда ходить и ничего делать, даже шевелиться. И пока склонялся ко второму варианту — усталость после ночного боя и утреннего таскания пушек брала своё. Даже у такого сильного и выносливого человека, как Скомакар, просто не осталось никаких сил.
Он натянул на глаза свою уродливую мятую шляпу, чтобы встающее солнце не било в них, и попытался задремать. Как ни странно, он мгновенно провалился в сон, из которого его вырвал не слишком вежливый пинок по ноге. Скомакар поднял поле шляпы и глянул на нависающего над ним товарища по команде.
— Вставай, китобой, — сказал тот. — Я помогу тебе добраться до еды и вина. Мы сидим своей компанией, нечего тебе тут валяться.
Он помог Скомакару подняться на ноги, и вместе они проделали короткий путь до сидящих на земле матросов со «Стремительного».
— Повезло тебе, что ты ничего не знаешь во врачебном деле, — сказал товарищ по команде, помогая Скомакару сесть, — а то пришлось бы с остальными ставить на ноги легко раненых.
В отличие от обычной ситуации, сейчас врачи и все, кто хоть что-то понимал в этом вопросе, не занимались в первую очередь тяжелоранеными, чтобы спасти им жизнь, а старались как можно скорее вернуть в строй раненых легко, обеспечив тем самым как можно больше бойцов в грядущей битве. Если она, конечно, вообще состоится.
— И что дальше? — спросил у сидящего тут же Грига боец абордажной команды «Стремительного», чей лоб украшала длинная царапина, которой никто из врачей не заинтересовался.
— Ждём возможной атаки на остров, когда враг поймёт, что отсюда бьют пушки по их галеонам. Если нападут, не даём им заткнуть пушки.
— А если не нападут?
— Тогда, считай, нам подфартило и мы просидим весь бой без дела, а получим свою долю из того расчёта, как будто были там.
Эти слова повеселили сидящих рядом с ним усталых людей. По кругу шли фляги с разбавленным вином и нехитрая пища, какая у кого была припасена.
Солнце медленно ползло по небу над островом Диона.
Николо ди Альдобрандино, граф Питиньяно, генерал-капитан Салентинского морского флота, поглядел на солнце, поднимающееся над восточным горизонтом. Сегодня будет очень тяжёлый день для тех, кто обеспечивает порядок в городе, а вот в море, как был уверен Альдобрандино, всё будет спокойно. Ну кто, находясь в здравом уме, полезет драться с его эскадрой, охраняющей гавань Водачче? Тем более что вчера её усилили ещё одним галеоном вдобавок к тем двум, которыми уже располагал генерал-капитан. Вместе с меньшими судами его эскадра сейчас насчитывала десять вымпелов — весьма и весьма неплохо.
Альдобрандино был полностью уверен в своих силах и позволил себе расслабиться. Он стоял на шканцах вместе с капитаном «Генары», который в такой день не доверил вахту никому из офицеров и сам занял позицию за плечом рулевого. Капитан то и дело поднимал к глазу зрительную трубу, осматривая горизонт.
— Вы чего-то опасаетесь, капитан? — спросил у него Альдобрандино, привыкший доверять чутью этого опытного моряка. Куда более опытного, чем он сам, что граф Питиньяно был готов признать. Генерал-капитан был стратегом и тактиком, он знал, как лучше всего использовать в битве корабли. Однако настоящего моряцкого чутья, которое не раз спасало жизнь тому же капитану «Генары» и многим другим, у него не было.
— Не зря нас усилили, генерал-капитан, — ответил тот. — Власти предержащие опасаются угрозы с моря в этот день. Но с чего бы, как вы думаете?
— Я думаю, что из-за обилия фиолетовых поясов [19] кое у кого проснулась паранойя. Кто может угрожать Водачче с моря? Да и зачем бы кому бы то ни было делать это?
— Это не моего ума дело, генерал-капитан, но раз уж нам поручили охрану порта, то я собираюсь выполнить свой долг, как привык.
Эта отповедь не понравилась Альдобрандино — его словно поставили на место, как зарвавшегося ученика. Однако зерно истины в словах капитана было, негоже пренебрегать долгом. Генерал-капитан вынул из чехла собственную зрительную трубу и принялся оглядывать горизонт. Пока тот был чист и ничего не предвещало опасности.
Глава одиннадцатая
За час до полудня
Охранник склада оружия был только рад тому, что в этот день ему выпало дежурить именно там. Остальных солдат портового гарнизона выгнали в патруль с самого утра — они вместе со стражами топтали сейчас улицы, вооружённые крепкими дубинками. Кое-кто высверливал их и заливал внутрь свинец, чтобы легче было утихомиривать разгулявшихся моряков, которые в пьяном угаре запросто могли и на стража с ножом полезть. Настоящее же боевое оружие хранилось под замком в арсенале, который сейчас охранял лишь один человек. Никаких беспорядков не было, вряд ли кто-либо захочет захватить арсенал, чтобы завладеть хранящимся там вооружением. А вот гуляк по случаю праздника полным полно, так что на портовых улицах люди куда нужнее.
Охранник скучал под навесом, поглядывая на стражей и своих менее удачливых коллег, патрулирующих улицы. Те кидали в ответ мрачные взгляды, однако ничего не поделаешь — парень честно выиграл это место в кости. Командир гарнизона заявил, что ему всё равно, кто будет сторожить склад, и пускай его люди сами решают. В морском гарнизоне порядки стояли скорее патриархальные, нежели военные, поэтому командир вполне мог позволить себе подобное решение. Солдаты же полночи резались в кости, определяя, кто же будет этим счастливчиком, и тот, кто стоял сейчас на часах у арсенала, обыграл всех и ни разу не был пойман на жульничестве. Все понимали, что он мухлюет, но за руку схватить его никто не сумел — уж больно ловок был парень.
Он не знал, что почти с тех пор, как часы на башне собора пробили одиннадцать утра, за ним наблюдали три пары глаз. Самые ловкие из валендийцев в деле проникновения на чужую территорию и снятия часовых.
Они перебрались в порт так же спокойно и незаметно для всего города, включая особенно бдительных в тот день стражей порядка. Они бродили по его улочкам, весело обсуждали друг с другом или просто со случайными прохожими достоинства проституток, выставленные напоказ, девицы отвечали им с неизменным ехидством, свойственным их профессии, что вызывало настоящие взрывы хохота. И лишь трое бывших солдат заняли позиции рядом со складом, прикидывая, как бы поудобнее избавиться от единственного охранника.
Наконец момент был выбран — никого из патрульных и стражей порядка рядом не было, улица почти опустела. Двое валендийцев направились к складу разухабистой походкой, свойственной дворянам, причём обычно таким, у кого гонора было больше, чем серебра в кошельке. Перед складом оба остановились на несколько ударов сердца, и налетевший с моря порыв ветра раздул им плащи, чему они поспособствовали, поддёрнув полы и закрыв охранника склада от остальной улицы. Длилось это всего ничего, однако третьему валендийцу вполне хватило отпущенного времени, чтобы сделать своё дело. Он был настоящим профессионалом, отточившим мастерство в тайном умерщвлении ближних на фронтах войн против Адранды и Виисты.
Змеёй он метнулся из тени ближайшего к складу переулка, вооружённый лишь длинным кинжалом. Шпагу он оставил, чтобы не мешала — пока от неё будут только сложности. Два удара в спину, чтобы крови не было на форменном колете морского гарнизона, пробили лёгкие и сердце охранника, ещё мгновение назад считавшего себя большим счастливчиком. Он дёрнулся, но железная хватка сомкнулась на его горле, не давая вырываться оттуда звуку громче придушенного булькающего хрипа. С силой вогнав рукоять кинжала, на которой с обратной стороны было тонкое лезвие, идеально входящее между кирпичами кладки, в стену склада, валендиец притиснул мёртвого уже охранника к ней, поглубже насадив его на клинок. Теперь, если сильно не приглядываться, со стороны могло показаться, что охранник просто облокотился на стену. Валендиец быстро сложил руки мёртвого охранника на поясе, чтобы не болтались безвольно вдоль тела, выдавая в нём покойника. Удовлетворившись своей работой, валендиец спокойно направился дальше по улице, присоединившись к двум другим, без труда включившись в их беседу ни о чём.
