курултае коттеров. Теперь, всё внимание переключилось на них.
– Посольство к табгарам честь немалая. К ихнему кагану Темябеку нужно отправить достойного человека,– произнёс старейшина Калган.
– Давайте вручим тамгу посла нойону Джучиберу,– предложил старейшина Бури. При этих словах над местом собрания враз повисла тишина, стих даже шёпот, а Джучибер вздрогнул от неожиданности, когда услыхал своё имя. Собравшиеся молчали, поглядывая в его сторону.
– Что же,– первым нарушил наступившую тишину голос Суджук-нойона.– Думаю, что выбор уважаемого старейшины Бури, заслуживает внимания. Он рассудил мудро.
– Я тоже за то, чтобы поехал нойон Джучибер,– отозвался старейшина буниятов Элдекэр.
– Пусть едет сын Хайдара,– громко произнёс Оритай. Старейшине было немного стыдно за то, что он так и не отважился поддержать Джучибера в открытую.
– Я не против,– пожал плечами нойон Арвед. При этом он многозначительно посмотрел на Суджука.
Следом за ним и остальные высказались за то, чтобы Джучибер возглавил посольство к табгарам. Только нойон Кранчар высказал сомнение: негоже мол, что посол должен быть один – не гонец ведь. Большому посольству – и почёт велик! Пусть ещё кто-нибудь поедет.
В качестве второго посла выбрали старейшину Белтугая. За него больше всех ратовал Сурга-Огул, рассчитывая, что тот будет присматривать за Джучибером. Нойон боялся, что в случае удачных переговоров, Джучибер сможет доказать, что он способен удержать поводья власти в своих руках и вполне возможно, что на следующем курултае, что состоится в начале зимы, его всё-таки изберут в ханы.
Джучибер не стал отказываться от поездки к табгарам. Вместо этого он поднялся и поблагодарил собравшихся за оказанную ему честь.
«Ну, погодите! Я ещё вернусь. Осенью схожу вместе с Бохорулом на ченжеров, а там посмотрим» – думал он про себя, кланяясь по сторонам.
Наступил вечер. На небе, отливающем сиреневой, вспыхивали первые звёзды. Над юртами потянулись вверх тонкие струйки дыма. Поднимаясь вверх, они смешивались с туманной дымкой, окутывающей долину Иланы.
Из куреня Суджук-нойона выехал всадник, ведущий за собой двух тяжело навьюченных лошадей. Провожаемый ленивыми, чуть удивлёнными взглядами дозорных он миновал вал и выехал в открытое поле. Это был Кейхат. Оказавшись на просторе степи, он повернул на восход, туда, где далеко за Эрдышой лежали кочевья табгаров, и вскоре его размытый вечерними сумерками силуэт исчез в темноте, накатывающей на долину Иланы ночи.
Глава 13
Зугбир стоял на высокой скале, нависшей над долиной, озирая открывшийся перед ним вид. Овевавший лицо ветер трепал седые пряди его волос. Далеко внизу виднелись стойбища и аилы рода каядов. Курень старейшины Нёкуна, состоящий из двадцати трёх юрт, располагался отдельно от всех, на краю лесного урочища.
Зугбир поправил котомку, висевшую у него за спиной, и широким шагом стал спускаться вниз. Любой, кто увидел бы это со стороны, был бы изумлён, при виде того, как почтенный седовласый старец, словно горный козел, перепрыгивает с камня на камень. Мысль об этом развеселила Зугбира, и он на какое-то мгновение потерял чувство расстояния, едва не сорвавшись в зияющую под ногами бездну.
Спуск с гор не занял у него много времени, да он и никогда не обращал на это внимание, помня старую истину о том, что только суетливый человек отмеряет его. Зугбиру же было всё равно день или ночь, и сколько часов займет дорога или иное дело, за которое он брался.
Такие препятствия, как встретившаяся на пути скала или колючий кустарник не пугали его, ибо он воспринимал их как неотъемлемую часть этого мира, в котором жило его бренное тело. Потому-то ему удавалось преодолевать их легко и непринуждённо, вызывая у тех, кто смотрел на него со стороны, чувство удивления. Таких, как он поклонявшиеся Мизирту тайгеты и орхаи называли святыми отшельниками.
Обычно караульные возле куреней или аилов, встречали его не очень-то приветливо, принимая шамана за бродягу или нищего попрошайку. Мало того, что Зугбир предпочитал обходиться без лошади, совершая свои длительные путешествия пешком, так ещё вид старого залатанного халата и стоптанные дырявые гутулы вызывали у них подозрения. Конечно, это когда у него были хоть какие-то сапоги, так как в большее время года Зугбир предпочитал ходить босиком, научившись у гейрских шаманов впитывать силу земли.
Но на этот раз оба караульных встретили его почтительными поклонами, едва он приблизился к ним на два десятка шагов. Столь необычное поведение воинов объяснялось просто: старейшина каядов Нёкун, что и сам был шаманом, почувствовал его приближение и прислал кого-то предупредить дозорных. Его догадку подтверждали чёткие отпечатки лошадиных копыт на земле, ведущие в курень.
Зугбир махнул рукой, осеняя благословлением воинов, и продолжил свой путь. Нёкун ждал его недалеко от коновязи посреди куреня. Это был кряжистый, пожилой человек лет пятидесяти, с крупной головой, плотно сидевшей на могучей шее. Перо горного орла, увенчивающее его шапку, указывало на его достоинство старейшины.
– Да будет на тебе и твоих родичах благословление Рыси-Прародительницы,– подняв правую руку, приветствовал его Зугбир, остановившись за добрый десяток шагов от старейшины каядов.
– И тебя пусть она не обойдёт своей милостью,– соблюдая обычай, ответил Нёкун.– Проходи, будь моим гостем.
Нёкун встал и показал рукой на свою юрту. Цепкий глаз Зугбира обежал жилище старейшины каядов и на мгновение остановился на увядшем цветке огнецвета, воткнутом в одну из жердин, составлявших каркас юрты. Иной бы не заметил этого, или не придал значения, но Зугбир понял, что Нёкун крепко бережёт свой покой. Незваному гостю тут нечего делать.
Внутри юрты царил прохладный полумрак. Зугбир, оставив свой посох у порога, прошёл и уселся у самого очага.
–
