Конечно, такими изысканиями Катарина занималась исключительно от скуки.
А еще, чтобы не задумываться, настоящий ли то город вокруг, или уже иллюзорный. Благо, у нее под рукой всегда была Алёна, по которой можно было проверять, не загуляла ли Катарина в собственных больных фантазиях. Как же это плохо, когда не можешь положиться на собственный разум!
На четвертый вечер в этом городе, что Катарина проводила в четырех стенах гостиничного номера, к ней постучалась сопровождающая. Та сообщила, что назначенное мероприятие состоится завтра с утра, да передала разведчице записку от капитана Ковальского: одеваться тепло, для длительного пешего перехода, взять что–нибудь огнестрельное, но не обременительное — огневой контакт с неприятелем возможен, но не предполагается.
И в первый раз за прошедшие дни унылая Алёна порадовала свою подопечную: той дано разрешение взять из арсенала один комплект любого стрелкового оружия. Это воодушевило Катарину куда больше, чем вежливость и обходительность генерала Вершинина. Пусть она и понятия не имела, что за поход ее ждет, и с каким неприятелем там можно будет встретиться — записка Ковальского и была пока единственным «инструктажем».
А утро не задалось. Нет, она, конечно, была рада отправиться в назначенный генералом поход: гордиев узел странностей нужно было разрубить кровь из носа. Однако, энтузиазм ушел без следа, когда она краем глаза увидела, что ее отражение в зеркале не нагнулось над раковиной вслед за ней.
Катарина без проблем закончила водные процедуры и даже смогла немного подкрасить интерфейс, смотрясь в изогнутую поверхность зеркальных очков — это было куда безопаснее, чем пользоваться настоящим плоским зеркалом. Но настроение испортилось хуже некуда.
Она навсегда запомнила тот день, разделивший ее жизнь на «до» и «после»; в том, как легко на ее судьбе и карьере был поставлен крест, нашел бы вдохновение любой философ–экзистенциалист.
Тот декабрьский день начинался как обычно: ничто не предвещало беды, пока она занималась утренней рутиной. Однако, выплюнув в раковину зубную пасту и подняв взгляд, Катарина увидела, что ее зеркальный двойник живет своей жизнью, прямо как в набивших оскомину фильмах ужасов.
Сейчас–то, в ванной предоставленного Управлением гостиничного номера, она точно знала, что будет, если она посмотрит в зеркало: скорчив болезненную, будто вызванную электрическим ударом, гримасу, ее отражение прильнет к стеклу с другой стороны и начнет сверлить взглядом. Вполне возможно, сделает и что–нибудь мерзкое, например, вынет глаз из глазницы да положит его в рот. Зазеркальные глаза даже без мышц и нервов могут вращаться и пялиться на тебя, в том числе, изо рта… и из других отверстий организма.
Конечно, ни тогда, ни сейчас, Катарина не боялась своего отражения. Было бы крайне наивно полагать, что причина этих видений может быть в мистике, вторжении чего–то потустороннего. Да пусть бы это так и было! Но ведь каждый разумный человек знает: зрительные галлюцинации — очень плохой симптом, особенно, если учесть, что наркотиками девушка никогда не баловалась.
То первое видение пришлось на выходной день. Катарина тогда пробовала заняться домашними делами, но в итоге два дня подряд просидела на диване, неизвестно чего ожидая.
Она знала, что ей следовало обратиться к специалистам. Раз в целом она адекватна, то болезнь, наверно, быстро удалось бы взять под контроль. Только вот возвращение в «Велку» ей было бы заказано: сотрудником мог быть только железобетонно–надежный человек, психи там никому не нужны. Даже Мартину.
Впрочем, видения в те дни ее больше не посещали, и она пришла к оптимистичному выводу, что все это могло быть последствиями случайного употребление какого–нибудь психотропного препарата. У «Велки» много врагов, подобная диверсия была вполне возможна. Значит, ей надо выждать время, и, если видений не повторится — она спасена! Опять же, если была диверсия, то кто–нибудь еще мог попасть под удар, и руководство отряда примет меры. Это напомнило ей ситуацию с безалаберными ракетными инженерами: каждый ожидает, что какая–нибудь другая группа прервет запуск, признавшись в неготовности своей подсистемы. Эгоистично и безответственно, но самим себе мы многое прощаем, не так ли?
Ее надежды не оправдались. Неделю спустя ее стало «крыть» и чаще, и жестче. В очередной раз, не желая поддаваться иллюзиям, она смотрела на кривляния и ужимки Аниратак, как она называла свое отражение, и та вдруг выкинула новый фокус: внезапно примагнитила взор настоящей Катарины. Физически ощущая исходящие из глаз отражения потоки упругой силы, Катарина будто утратила контроль над собственным телом. Во рту растекался отдающий то ли лекарствами, то ли металлом мерзкий вкус. Аниратак же, чьи черты лица расслабились и застыли в маску трупа, в пластик манекена, стала показывать Катарине чудесные картинки. Та потом не могла точно вспомнить — вернее, запрещала себе вспоминать дурацкие галлюцинации — но там было что–то вроде угловатого чудовища среди густой, осязаемой темноты. И вот эта темнота, на самом деле, была жертвой, беспомощной добычей, а чудовище… нравилось Катарине!
Тогдашний приступ закончился довольно противно: в какой–то момент Катарину начало тошнить, и тощая струйка желудочного сока попала ей в дыхательное горло. Подавившись, девушка непроизвольным рефлексом разорвала зрительный контакт с отражением, и, заходясь в кашле, выскользнула из ванной.
Ее, конечно, не раз посещало искушение убрать или завесить зеркала. Но какой в этом смысл, болезнь все равно найдет себе выход. Да и палиться перед людьми избеганием зеркал не хотелось. Мартин точно заметил бы. Благо, не смотреть в лицо своему отражению оказалось вполне достаточной мерой: во всех иных случаях Аниратак либо вела себя смирно, либо ее ловушек можно было легко избежать.
Во всяком случае, так было пока злое отражение не попыталось нарушить статус–кво: в очередной раз старательно игнорируя зазеркальную мразь, Катарина услышала постукивания с той стороны. Это, конечно, лишь немного усилило степень ее уныния. Звуковые галлюцинации, как она знала, часто предваряют зрительные, просто в ее случае все немного перепуталось. Куда хуже было, уже выйдя из ванной, услышать потрескивание стекла. Вернувшись и бросив быстрый взгляд на зеркало, Катарина обнаружила на его поверхности несколько темных пятен, будто оставленных костяшками пальцев. Аниратак с глумливой улыбкой наблюдала, как Катарина снимает зеркало и изучает его с обеих сторон. Стекло было целым, но алюминий с обратной стороны местами отслоился. Или был стерт.
Из этого Катарина сделала вывод, что болезнь запущена куда больше, чем она думала: вот она уже и творит всякую дичь, портит зеркала — и сама потом об этом не помнит.
Впрочем, сложные отношения с Аниратак вскоре все равно отошли на второй план. После того, как Катарина начала обнаруживать себя в несуществующих местах…
Но в то апрельское утро, на которое был назначен их с Ковальским поход, Катарина вполне успешно проигнорировала злого двойника, оделась, собралась. И хорошенько приложила кулаком входную дверь. С обратной стороны тут же раздался несмелый стук. Распахнув дверь, Катарина увидела за ней как всегда испуганную Алёну.
— Вы уже собрались? — пролепетала та. — Нам надо еще зайти к генералу, а потом за снаряжением.
Сопровождающая помахала кипой бумаг.
— Не тряси здесь документами, дура! — рыкнула на нее Катарина.
Глава 2. Долина смертной тени
Два часа спустя, покончив со всеми формальностями, Катарина со своей сопровождающей отправились на второй подземный уровень — как и было указанно в записке капитана. Настроение Катарины несколько улучшилось: впереди ясная — ну, ладно, не очень ясная — цель, на плече болтается оружие, генерал разрешил взять с собой ее приборы (он так снисходительно улыбнулся, что Катарина почувствовала себя девочкой, которой разрешили взять за обеденный стол кукол и игрушечный чайный сервиз)… Да наконец–то она сделает что–нибудь для прояснения ситуации!
