Ольвин оказался очень доволен моим выступлением.
— Я тебе сам хотел предложить. Понимаешь, нам для комедии нужен еще один человек, ты как раз подойдешь.
— И кого же я буду играть?
— Рабыню — эфиопку.
— О, Боже! Ты считаешь?..
— Все будет отлично, Мартин, мы намажем тебя ваксой.
— А все остальное тебя не смущает?
— Ну, ты же способный!
Он смеялся надо мной. Просто и беззлобно.
— Смейся-смейся, — проворчал я, — посмотрим, что скажет Нолли.
Потом на кухню зашла Изольда. Она была в платье, умытая и причесанная. По тому, как она улыбнулась, я понял, что она ничего не помнит. Зато помнил я.
— Вы уже здесь? Я пришла готовить завтрак, а они уже едят!
— А что такого? — удивился Ольвин.
— Доброе утро, — вставил я, мне очень хотелось поймать ее взгляд и хоть что-нибудь в нем прочесть, кроме материнской заботы.
— Мартин, — сказала она чуть ли не с упреком, — неужели я вас вчера плохо накормила?
— Ласточка, ты готовишь прекрасно, — ответил за меня Ольвин, — просто мы обжоры.
— Бедные детки, едят одно печенье! Что вам разогреть?
— Подожди, — он встал и осторожно взял ее за плечи, — ты сегодня еще наготовишься.
— Да?
— У нас будут гости вечером. Надо же познакомить Мартина и Нолли с нашими друзьями?
— Понятно… Пирожки, гусь с капустой… этот вечно голодный Сильвио тоже будет?
— Конечно.
— Тогда еще и котлеты.
****************************************************************
******************************
Нолли открыла глаза, когда я вошел.
— Где ты ходишь! Я просыпаюсь, а тебя нет! Это невыносимо!
— Ну, чего ты испугалась?
— Иди ко мне, поцелуй меня, съешь меня! Господи, как я тебя ненавижу! Я некрасивая, да? Ты просто забыл, какой я могу быть красивой! Мартин, ну где ты? О чем ты думаешь?
— О тебе, — соврал я.
Я думал о белой тигрице, потому что опять вдыхал запах смолы, впрочем, недолго. Через минуту я думал только о Нолли.
— Ненавижу тебя, — сказала она раз, наверно, в сотый.
— Ты так часто это повторяешь, — заметил я, — что когда я услышу, что ты меня любишь, то пойму, что между нами всё кончено.
— Все когда-нибудь кончается. Я тебе не сказала… я видела вчера в толпе одного типа, это был человек Андорма.
— Он узнал тебя?
— Конечно.
— Почему ты сразу не сказала?
— Зачем?
— Мы ушли бы из Тарлероля.
— Куда?
— Лесовия большая!
— Я устала! Пусть будет, что будет, я не могу больше скитаться! И потом, меня тут удочерили, ты слышал?
— Слышал, — вздохнул я, — а меня, кажется, усыновили.
Солнце уже заглядывало в окна. Если зажмуриться, то можно было представить, как оно медленно поднимается над лесом и над городом, перебирает сосновые иголки и черепицу на крышах. Я приподнялся на локте и снова рухнул в кровать. Глаза слипались.
— Вставал рассвет, он яростно сверкал,
Он отражался в тысяче зеркал,
Он беспощадно в окна проникал,
Вставал рассвет, но сон не отпускал…
— Который час? — спросила Нолли, потягиваясь.
— Шесть утра.
— Кошмар, как рано!
— Домохозяйки уже встали.
— Надеюсь, ты не забыл, что я — графиня?
— Как можно, мадам, ну что вы! Я как раз собирался предложить вам поспать до полудня. Вы меня ненавидите или как?
— У тебя же глаза слипаются!
— Ну, это потому, что вы отвернулись от меня к стенке, графиня.
— Тогда ненавижу…
Во сне я от кого-то убегал через бесконечные коридоры, двери, лестницы, печные трубы… Пользы от такого сна было мало, я проснулся весь какой-то разбитый, злой, с больной головой и мутным взором.
— Я думал, вы уже никогда не встанете, — засмеялся Ольвин, когда мы наконец спустились вниз в гостиную.
— А мы аристократы, — проворчал я, — нам положено.
— А смотреть город вам положено?
— А дождя не будет?
Дождя не было, и город был очень красив, и было солнечно, и тепло, и даже весело, но я теперь все время невольно оборачивался, чтоб убедиться, что за нами никто не следит. Нолли держалась вполне беззаботно, смеялась и так восхищенно округляла глаза, как будто и вправду никогда не была в Тарлероле. Интересно, что бы сказал ее святой Ольвин, если б узнал, что она родом из этих мест?
Замолчи, Ольвин! Зачем ты ей все это рассказываешь, она лучше тебя все это знает: и про самую большую в мире библиотеку, и про историю двенадцати фонтанов, и про университет, и про аллею Победителей, и про Тарльский лес, и про Чертову мельницу, и про Крепость Белых сов.
Я вдруг понял, что не могу этого видеть. Какого черта, в самом деле? Никто не заставлял ее так притворяться. Что это? Кокетство? Проба сил? Неужели ей самой не тошно от этой комедии — обманывать и без того доверчивого человека?
— Пошли домой, — не выдержал я, — в глазах рябит от этих красот.
Женщины переглянулись и побежали к фонтану умываться. Мы были в университетском парке, где на газонах запущенно росли ромашки, дорожки лет сто не подметались, и вовсю пламенела рябина. Ольвин сорвал гроздь и спрятал в карман.
— Уже красная. Холодная будет зима… Мартин, что ты все время дергаешься?
— Ничего, все в порядке.
— Как знаешь.
До дома он меня больше ни о чем не спрашивал. Я тоже перестал оглядываться, в конце концов, плевать я на них всех хотел. А Нолли этот самодовольный кретин все равно не получит. Никогда.
Дорога шла под уклон, в ремесленные кварталы, все чаще стали попадаться оборванные, чумазые дети и голодные псы, улочки становились все уже, а людей на них все больше. Окраины во всех городах были в общем одинаковые, что здесь, в Тарле, что в Алонсе, что в Триморье, что в моей родной Озерии.
###############################
#######################
Изольда чистила овощи. Она сидела на табуретке, а вокруг нее стояла дюжина кастрюль с морковкой, свеклой, луком, очистками, прочей ерундой и с водой разной степени грязности. По стенам висели разделочные доски, ковши и сковородки, из приоткрытых полок выглядывала посуда, на столе лежала тушка гуся, гора зелени и тьма всяких баночек с приправами.
— Хозяйка, я дрова принес, — сказал я торжественно.
Она кивнула.
— Спасибо, детка. Положи в углу.
— Почему детка? — возмутился я, — ты всего на три года старше.
— Ты как Ольвин, — сказала она, — вы даже чем-то похожи.
— Ольвин тоже не детка.
Она засмеялась. Я сложил дрова в углу аккуратной стопкой. Мне страшно хотелось сделать в этом доме что-то полезное, я поискал, что бы приколотить или подправить, но все было в порядке, хозяин попался добросовестный.
