то, что Лина была измучена до такой степени, что сама умоляла о смерти. До этого момента Сареф и представить не мог, что можно довести человека до такой степени. Нет, он, конечно, понимал, что существуют пытки, но ему всегда казалось, что жизнь — это самое ценное, что у него есть, и что её надо защищать до последнего. Он ожидал мольбы: Унеси меня, защити меня, спаси меня… но не Убей меня.
И не менее невыносимо сейчас было говорить матери Лины о том, что он собственными руками убивал её — по её же просьбе. И всё же Сареф заставлял себя продолжать говорить. Он помнил, что ему стало легче после того, как он сказал Адральвезу всю правду про Мёртвого Короля воров. Так, может, и после этого ему тоже полегчает?
И потому Сареф продолжил говорить. О том, что Виктор едва не убил его. О том, что Лина предвидела свою смерть — и нашла способ её отсрочить. И это время она использовала для того, чтобы спасти и вытащить его из поместья Уайтхолл. И их последний разговор перед тем, как Лина окончательно умерла.
Когда он закончил, то на мгновение снова почувствовал себя пятилетним мальчишкой, который провинился перед нянюшкой. Настолько жгучее желание оправдаться хоть как-то он сейчас чувствовал.
— Вот, — Сареф вызвал Системный Инвентарь и извлёк сумку Лины, которую он так ни разу и не открыл, — она просила меня отдать тебе эти вещи, если мы увидимся. Здесь только нет её оружия. Я оставил его вместе с ней… когда похоронил. Она так любила свою легендарную дубинку… мне кажется, она бы этого хотела.
Мимси даже не пошевелилась, но сумка Лины, только-только появившаяся на столике, моментально исчезла. Вероятно, уже в её собственном Системном Инвентаре. Что логично — не при свидетелях же ей было эту сумку открывать.
— Мне… мне очень жаль, что так получилось, Мимси, — тихо сказал Сареф, который был не в силах выносить крик этой тишины, и потому говоривший хоть что-то, — я, правда, хотел её спасти. Я даже пытался её воскресить — и если бы у меня было хотя бы чуть-чуть больше времени…
— Воскресить? — Мимси не поверила своим ушам, — как ты пытался её воскресить?
— Система дала мне такое умение, — ответил Сареф, — если кто-то умирает навсегда — в течение 90 секунд я могу отменить его смерть и вернуть к жизни. Но, к сожалению, из-за того, что Лина сама отсрочила свою смерть, уложиться в этот срок было уже невозможно.
Мимси очень внимательно посмотрела на Сарефа, и тому показалось, что она что-то очень быстро про себя просчитывает. Но уже через секунду её лицо снова стало несчастным, и она негромко сказала:
— Не нужно… не вини себя, Сареф. Ты и без того сделал намного больше, чем кто-либо от тебя мог ожидать. Ты бросил вызов главе клана на его территории — и остался жив после этого. Даже твоя сделка с Мёртвым Королём воров меркнет по сравнению с тем, какому риску ты подвергал себя в этот момент. И если выбирать между тем, чтобы моя дочь до сих пор оставалась в лапах этого монстра и страдала… и между тем, чтобы она обрела покой… то, очевидно, каким должен быть выбор. Наверное, я слишком эгоистична, раз до сих пор не могу смириться и отпустить…
— Это неправда, — мягко сказал Йохалле. Он встал, подошёл к Мимси, взял её за руку и подвёл к своей постели, усадив рядом. После чего посмотрел ей прямо в глаза, — запомни, Мимси. Такое горе — не имеет срока давности. Плевать, когда это случилось — твоя дочь умерла ТОЛЬКО ЧТО. И каждый день ты просыпаешься в мире, где её больше нет. И тебе хочется кричать, выть, разнести всё вокруг на куски — и это нормально.
Помолчав, Йохалле осторожно обнял Мимси — и та судорожно обняла его в ответ.
— Я знаю, что ты сейчас чувствуешь, — тихо сказал тёмный эльф, — я сам чувствовал то же самое, когда умерла моя мама. Которая, вопреки всему, должна была жить долго и счастливо. Ради неё я стал Чемпионом в Состязаниях. Ради неё я пробился во Всесистемные. Я хотел победить — и таким образом почтить её память. И когда их просто отменили — в этот момент моя мама для меня умерла ещё раз. В том числе и поэтому я тогда слетел с катушек.
Снова немая пауза, во время которой Сареф чувствовал себя почти невыносимо. Он никогда бы не подумал, что молчание может быть такой пыткой.
— И запомни самую главную вещь, — совсем тихо сказал Йохалле, обнимая всхлипывающую Мимси, — в такие моменты мы готовы на всё, чтобы только вернуть тех, кто нас покинул. Тех, кому мы недосказали что-то очень важное. Это звучит крамольно — плевать! Вот — я. У меня есть бесценные артефакты, строка умений, которой позавидует любой ходок и любой Чемпион. Семеро самых преданных друзей во всей Системе — и, возможно, дальше их будет больше… И всё это, — отчаянно шептал Йохалле, — я бы, не задумываясь, отдал ради того, чтобы ещё один год провести со своей матерью. Заберите всё, что у меня есть — дайте мне год… Да плевать на год — час, дайте мне хотя бы один грёбанный час в обмен на всё, что у меня есть!
— Но этого не происходит, — безумным голосом продолжал тёмный эльф, — С небес не спускаются никакие мифические проводники в иной мир. Система не делает мне таких предложений. Система лишь безучастно смотрит на то, как мы страдаем и вынуждаем себя жить дальше.
— Так мало того, — злобно добавил Йохалле, — общество любит в такой момент подгонять тебя пинками. Тебе говорят: «Слышишь, чё-то ты долго страдаешь! Мы уже устали смотреть на твою печальную рожу! А ну-ка, давай-ка, бери себя в руки, и пошёл жить дальше!»
Вот таких — никогда не слушай. Ты имеешь право горевать столько, сколько тебе нужно. Столько, чтобы ты могла вспоминать о своей дочери — и больше не чувствовать боли. А всех, кто говорит иное — не слушай. И плюй им в лицо, если они лезут со своими тупыми советами.
Помолчав ещё немного, Йохалле мягко спросил:
— Расскажи нам о своей дочери. Какая она была?
И ровно в этот момент что-то неуловимо изменилось. Мимси, которая до этого доверчиво прижималась к тёмному эльфу, внезапно выпрямилась и осторожно освободилась из его объятий.
— Спасибо большое за слова поддержки, мои дорогие, — всхлипывая, сказала она, — но… я лучше пойду.
Йохалле не стал её удерживать, лишь по-прежнему очень внимательно продолжая смотреть.
