— Тоже не спешишь в общую свалку, — услышал Кастельянос знакомый голос, говорящий с салентинским акцентом. — И то верно, там куда проще схватить стальную болячку или что похуже.
Валендиец обернулся и увидел Галиаццо Маро, чей чёрный костюм пострадал от огня и кое-где был порван и выпачкан кровью. Судя по тому, как держался салентинец, кровь была всё же не его.
— Мало кто внял моему совету, — покачал головой Маро, — видишь, число одержимых не сильно сокращается.
Кастельянос и без его слов видел, что среди одержимых теперь можно увидеть и стражей, и солдат морского гарнизона, да и кое-кого из матросов не из команды «Неповиновения». Многие не знали трёх правил и вряд ли понимали, с кем имеют дело, и потому умирающие от их рук демоны легко меняли тела.
— Есть тут одно место, где они особенно упорно рвутся в город, — Маро сделал неопределённый жест, указывая куда-то себе за спину, — и думаю, скоро им это удастся. Можем попытать удачу там, она может нам улыбнуться.
Он и сам растянул губы в улыбке, сверкнув идеальными зубами, как будто призывая Кастельяноса и удачу вместе с ним улыбнуться в ответ.
— Один не хочешь рисковать?
— Я бы ещё Тебара взял с собой, да только и на тебя наткнулся случайно, и дальше испытывать удачу не хочу. Она нам скоро пригодится вся, что есть.
Кастельянос кивнул, не размениваясь на слова.
Они быстро проверили оружие, прежде чем отправляться в новую схватку, и Маро повёл валендийца через объятые пламенем улочки и переулки порта.
Рауль Рейс — больше не морской пёс, не капитан корабля и даже не человек, шагал по объятым пламенем улицам Водачче. Почти против воли он вспоминал другое пламя, куда более родное для него, но и этот огонь наполнял сущность, давно уже занявшую тело человека радостью и… теплом. Рейс рассмеялся от столь глупого сравнения, пришедшего ему на ум.
Рядом с ним шагали самые доверенные бойцы из команды «Неповиновения» — не простые бесы, знающие лишь радость убийства, но демоны посильнее, что в прежние века шагали в рядах легионов. Они безоговорочно признавали его власть, покуда у Рейса был при себе старинный артефакт, один из немногих, не попавших в руки проклятых обуздателей. Артефакт имел вид боевого серпа, каким орудовали в незапамятные времена воины-жрецы давно сгинувшей страны. В такие вот они заключали целые легионы бесов, ведь с более сильными существами справиться не могли. В отличие от Рейса, который легко брал верх над демонами, заточая их в артефакте. Но и бесам, оставшимся от прошлых хозяев, нашёл применение. Пускай себе бесчинствуют сейчас в горящем порту, меняя тела или возвращаясь в серп, когда труп одержимого падает с выгоревшими глазами. Они делают своё дело — отвлекают всех от цели Рейса, а она так же близка, как локоть. Вот только сможет ли он его укусить?
Возвращающихся в серп бесов Рейс походя снова вселял — в тела убитых, и те поднимались, чтобы творить новые бесчинства с удвоенной ненавистью и жестокостью. Он по себе знал, какая это боль — возвращение в поработивший тебя артефакт, и освобождал бесов не из альтруизма, а чтобы добавить больше хаоса в пылающий порт и ужаса от неубывающей армии демонов. В ужасах Рейс знал толк.
Но весь этот хаос был лишь прикрытием для того, что собирался сделать Рейс. Вместе с шестью верными рабами серпа — демонами-легионерами — он направлялся к центру Водачче. К кафедральному собору. Он чувствовал, что реликвия, хранимая там со времён Войны огня и праха, уже вынута из хранилища, куда он не смог бы прорваться и с целым легионом демонов. Скоро её предъявят всем собравшимся на торжественную службу, и вот этот-то момент Рейс упустить не должен.
Он точно не знал, однако догадывался, что к реликвии тянется слишком много рук, и вовсе не только те, кому она предназначается по замыслу правителя Водачче.
Кастельянос и Маро проводили взглядом группу пиратов, прошедших по улице, отчего-то не тронутой пожаром. Конечно, дома вокруг полыхали с прежней силой, однако ни одного завала на пути семерых морских псов не было. Шестеро рослых матросов окружали фигуру явно более значимую — и костюм получше, и оружие, хотя оно и оставалось у него в ножнах, и всё поведение говорили о том, кто тут главный.
— Интересные господа, — заменил Маро. — Видел серп у главаря? Пари держу, это сам Рауль Рейс.
Кастельянос не стал спорить — он отлично видел шагавшего сейчас в окружении шести рослых матросов человека на баке «Неповиновения», когда могучий галеон мчался на всех парусах к пирсу.
— За ним?
Кастельянос кивнул. Не было смысла торчать в горящем порту. Следовать за Рейсом, конечно, риск и очень большой, вот только он оправдан полностью. И сам Кастельянос, и Маро так и не сумели найти другого выхода из горящего порта. А оставаться здесь у них не было никакого желания.
Вот только Рейс, проходя, оставил парочку сюрпризов тем, кто решит пойти следом за ним. Он не знал о том, что стал объектом пристального внимания Кастельяноса и Маро. Он просто был немного параноиком и предпочитал всегда прикрывать свои тылы.
Стоило пиратскому капитану пройти дальше по улице, как Маро и Кастельянос последовали за ним. На земле валялись несколько мёртвых тел, и как только валендиец с салентинцем подошли к ним, мертвецы тут же резво вскочили на ноги и набросились на них.
— Проклятье! — выпалил Маро, стреляя в самого быстрого мнимого покойника из пистолета. — Что за Баал тут творится, они же точно были мертвы!
Пуля врезалась одержимому в лоб, разворотив половину головы, и тот повалился обратно. Из глазных впадин потянулся чёрный дымок — демон, сидевший в ещё мгновение назад мёртвом человеке, вернулся в Долину мук.
Остальные одержимые кинулись на Маро и Кастельяноса. Были это обыватели порта Водачче, убитые неизвестно кем — мужчины и женщины, никогда прежде не державшие в руках оружия. У них и оружия-то не было с собой — кулаки, обломанные ногти, гнилые зубы, кто-то сжимал в мёртвых, нечувствительных пальцах горящие куски дерева, другие успели подхватить камни, валявшиеся на земле рядом с ними. Не самое могучее воинство из тех, с кем приходилось драться Кастельяносу, даже крестьяне, согнанные в ополчение, и те смотрелись приличнее, вот только валендиец отлично видел чудовищный гнев и жажду крови, горящие в их глазах. Демоны, владеющие уже мёртвыми телами одержимых, желали лишь одного — убивать!
Одержимые налетели на Кастельяноса — и он встретил их так, как привык встречать всякого врага. Сталью!
Ударом наотмашь Кастельянос разрубил тяжёлой шпагой перекошенное лицо женщины, скорее всего, торговки рыбой, в руках она сжимала кривой нож, каким обычно потрошат тунца и сардину. Удар не убил её, однако заставил выйти из боя на так необходимые Кастельяносу мгновения. Второго врага он насадил на шпагу, пропоров насквозь и тут же перехватив горло зажатым в левой руке кинжалом. Одержимый забулькал кровью, изогнул шею под немыслимым углом, пытаясь заглянуть в глаза бывшему солдату. Но тот хорошо знал три правила и отпихнул умирающую тварь сапогом. На него тут же кинулась изуродованная торговка рыбой, крестя воздух перед собой взмахами ножа. Кастельянос парировал нож кинжалом, чётко, прямо как по учебнику, провернулся на каблуках, сокращая расстояние до одержимой, и вогнал клинок шпаги на две трети в разбитый череп. Сталь легко проникла в мозг, и одержимая рухнула на землю как подкошенная. Кастельянос лишь слегка наклонил шпагу, чтобы труп сам соскользнул с клинка.
Орудующий длинной рапирой Маро легко держал одержимых на расстоянии. Те были в ярости, однако ни один не желал сам напарываться на клинок. Никто из врагов не был вооружён достаточно хорошо, чтобы прорваться через защиту салентинца, ловко отвечавшего на каждое движение одержимых быстрым выпадом.
— Ты долго тут плясать с ними собираешься?! — рявкнул на него Кастельянос, вламываясь в наседавших на Маро одержимых, будто кабан в подлесок.
Он проломил висок ближайшему, прежде чем тот успел обернуться в его сторону. Крутнулся на пятках и всадил клинок кинжала под подбородок второму, даже не став выдёргивать его. Ещё один почти танцевальный пируэт — и шпага вонзилась в грудь третьему одержимому. Кастельянос наклонил голову, будто упрямый бычок, и навалился всем весом на рукоять, загоняя клинок в тело твари по самую гарду. Он повалил одержимого и освободил оружие, уперев ему в грудь сапог и сильно дёрнув. Конечно, не прежде чем у умершей твари выгорели глаза.
