Он вытянул руку со сжатым кулаком, подождал немного, потом с нарочитой медлительностью разжал пальцы, выпрямил их.
Последовало натуральное ошеломление.
— Вот это так да... — сказал Шотан.
— С ума сойти... — поддержал Байли.
Остальные промолчали, но и они были нешуточно поражены до глубины души. На ладони Стекляшки профилем короля вверх лежала монета, которую никто из них не держал в руках да и не видел в натуре, разве что на картинках в Школариуме, когда там зубрили лекцион «Деньги королевства Арелат». Золотой новой чеканки, новехонький, словно бы попавший в кошелек сразу от Денежных, — серебряный шустак Тарика моментально померк перед этим невиданным дивом. Конечно, ходили разговоры про похожую щедрость — про то, как пьяные дворяне порой расплачивались в таверне или лавке, швыряя золотые, сколько выгребли из кармана. Но никто не наблюдал такого самолично, всегда слышали от кого-то, кто это видел (а то и от того, кто всего-навсего об этом слышал)...
Молчание получилось долгое, стояла тишина, и только высоко наверху, на пучках стропильных балок, гулькотали голуби, давным-давно здесь обжившиеся в немалом количестве, потому что никто их тут не ловит — даже проворные Недоросли не подобрались бы: лестницы на верхотуру давно вынуты из стен и проданы.
Наконец Данка, не отрывавшая глаз от золотого, как и все остальные, протянула с незнакомой интонацией:
— А король Ромерик не просто симпотный, а сущий красавчик: как мужчина, я имею в виду...
Будь на ее месте обычная девчонка, кто-нибудь обязательно подколол бы чем-то вроде: «А хотела бы с таким красавчиком в укромном месте потискаться?» Шуточка вполне политесная, вызывавшая обычно лишь деланое возмущенное фырканье девчонок, а уж что там они сами на этот счет думают, покрыто неизвестностью. Однако Пантерка — это Пантерка, она на особом положении, и за такие шуточки (давно известно кое-кому на своем печальном опыте) можно запросто крепенько схлопотать в глаз, а кому
понравится такое счастье? Другое дело, что впервые в жизни они слышали от
Данки подобное (будто она на миг стала обыкновенной девчонкой), и вообще она сегодня какая-то не такая — может быть, это не один Тарик подметил...
— Двенадцать серебряных далеров... — сказал Стекляшка мечтательно. — Теперь куплю «Старожитности трех династий», кожаную, с гравюрами и рисунками через страницу, и еще пара серебрушек останется...
— Будет что на Талетту потратить, — сказал Байли безо всякой подначки.
— А как же, — сказал Чампи. — Я и на нее всегда приберегу, тем более что послезавтра на ярмарку пойдем, как все...
Он не только касаемо драк, но и касаемо девчонок не отставал от друзей, благо в этом стекляшки ничуть не мешали: собравшись целоваться, Чампи всегда прибирал их в карман.
Глядя на собственную ладонь с монетой так же завороженно, как остальные, Чампи сказал восхищенно:
— Вот это так свезло человеку...
Все поняли его прекрасно — всс-таки они столичные жители и кое-что видели своими глазами, а чего не видели, то слышали от людей надежных, которые врать нс будут...
До двадцати двух лет Ромерик три года был гаральянским князем после смерти отца — и оставался бы таковым до скончания времен, не произойди то, что произошло. Гаральян, примыкающий с севера к Арелату, — землица большая, но для привольной жизни не особенно удобная: изрядную его часть (как скажет всякий, кто хорошо изучал в Школариуме мироописание) занимают дремучие леса и неплодородные обширные равнины, по которым бродят стада бизонов. Да вдобавок часть княжества отделена от моря широким труднопроходимым горным хребтом Бутаниур, так что там всего-то пара дюжин рыбацких селений — и всего один торговый путь через перевал Маймош, по которому купцы возят всякие немудреные товары, а оттуда везут рыбу. «Хлипкая торговлишка, — говорил папаня Тарика. — Худо-бедно пропитаешься и скудную прибылишку получишь, но не разбогатеешь...»
По причине малого числа пахотных садоводческих земель дворянство там захудалое, не чета арелатскому (хоть и старое), а землеробы поголовно вольные. Богатые земляные залежи104 там, может, и есть, но пока что рудознатцы их не отыскали, собственных рудников недостает на то, чтобы делать все необходимое, и приходится жить привозом. А петунзеры105 вообще нет, так что арелатские торговцы посудой имеют хорошие барыши...
В Гаральяне главный источник доходов княжества — охота и добыча красного зверя106. Поохотиться на дичь, которой в Аре-лате гораздо меньше — лесная тигра, олени, вепри (а бизонов нет совсем), — в немалом количестве ездят арелатские дворяне. И как-то само собой сложилось, что самое привилегированное и богатое сословие в Гаральяне — Егеря. Это единственное место на материке, а то и во всем свете, где среди этого сословия немало дворян (и не только младшие сыновья, не имеющие права на наследство, в это ремесло уходят, но и иные владельцы старших земель107, чьи поместья очень уж бедны доходами).
Так что давным-давно гаральянские дворяне получили в Арелате насмешливое прозвище «егерских дворян» (только не скажите им это в лицо, а то выхватят шпагу и постараются вас прикончить)...
Хотя земли Арелата охватывают Гаральян широкой полосой с трех сторон суши, Гаральян никогда не приносил Арелату вассальную присягу, остался единственным на материке свободным факелатом108.
А потом разыгралось нечто, как две капли воды походившее на сюжет какой-нибудь голой книжки — но оказалось, и в жизни на грешной земле такое пусть ужасно редко, да случается...
Королевский пироскаф, самое большое и роскошное судно мирного флота, красавец с сиявшим золочеными буквицами названием «Великий адамант», золочеными якорями, год назад погиб в десяти майлах вниз по реке от столицы. Взлетел на воздух паровой котел, что, пусть не часто, случается с пироскафами. И горе-то в том, что погибла отправившаяся в увеселительную прогулку королевская семья — и король Дахор Четвертый, и королева, и наследный принц, годовичок Тарика, и оба королевских младших брата. Вообще из пятидесяти с лишним человек никто не спасся.
Династия вроде бы пресеклась... не спешите! Бабушкой гара-льянского князя Ромерика как раз и была арелатская принцесса, выданная за его деда по каким-то высшим соображениям, простому народу и даже многим дворянам неведомым, а обсуждать таковые соображения считалось «опасным злоязычием» — преступлением чуть полегче государственной измены, но все равно сулившим близкое знакомство с Тайной Стражей, а там и Судом Королевского Скипетра, что не влекло для болтуна ничего хорошего, вовсе даже наоборот...
И очень быстро после речной трагедии и символических похорон пустых гробов королевской фамилии (лишь немногие тела выловили из реки) собрался эльтинг109 и провозгласил арелатским королем молодого князя Гаральяна, законного родича покойного короля, так что династия, собственно говоря, и не прервалась. И никто теперь из дворян не смел называть Ромерика «егерским князем», а гаральянских гербовых, в немалом количестве наехавших в Арелат, — «егерскими дворянами». Наоборот, многие, главным образом из Недавних, стали обнаруживать в своей родословной гаральянские зацепочки, о чем гордо оповещали всех и каждого. В большинстве случаев это был чистейший вымысел и пустое бахвальство...
Об этом Тарик давно узнал от навещавшей худога Гаспера компании студиозусов из трех человек. И очень скоро услышал от них на посиделках в доме Гаспера и кое-что еще, гораздо более опасное...
«Высшие государственные соображения», по которым арелат-скую принцессу выдали замуж столь убогим (но законным!) браком, заключались в том, что красивая, но изрядно беспутная принцесса не просто пустилась в постельные отношения с красавцем камергером (такое во многих королевских домах случалось), а родила от него мальчика. Роды происходили в самом отдаленном королевском поместье, ребенок родился мертвым, а камергера как-то очень уж кстати убили на лесной дороге так и не отысканные разбойники. Одна из камеристок принцессы, поверенная ее любовных дел, ушла в монастырь, другая умерла скоропостижно от какой-то заразы, третья просто исчезла, словно в небе растаяла. Но все равно эту прискорбную историю не удалось удержать в совершеннейшей тайне, о ней прознали в других королевствах, даже на всех трех материках, и надежд на равнородный брак принцессы не осталось: все предложения ближним и дальним соседям вежливо отклонялись под благовидными предлогами, в том числе королями двух других материков...
