Плут, сжавшись и отступив на несколько шагов, опустил взгляд, принимаясь тараторить.
— А… а чего? Я человек бедный, капитано, уж ты не обессудь — кто заплатит больше, так тому я и честен, и верен, и служить буду! Уж не серчай, да только я ж-то калека, сам видишь, — он торопливо поправил повязку на глазу, — Харчевня мало приносит, мне, убогому, золотишко-то ой, как надо…
— Хватит, — король гневно сдвинул брови, — Что еще сказал тебе этот богатый человек?
— Да ничего он мне не сказал, он вообще со мной не разговаривал… — Плут опять опустил голову, принимаясь ковырять мыском засаленного сапога пол, — Он ж мне только вот, что я передал, приказал и золотце бросил, ну, а я только кивнуть и успел — его уж вихрь какой-то унес. Вот вам крест, Ваше Величество — колдун то был! — он вновь поднял взгляд и глаз его заблестел, — А с колдунами в игры играть опасно, уж я-то знаю! Я капитана от него уберечь решил, вот больше и не разнюхивал ничего, а то известно мне, каковы эти колдуны-то бывают! Я к капитану-то со всей душой, я ж зла ему не желаю, да только… — хозяин харчевни вдруг понизил голос и, шагнув обратно к стойке, навалился на нее обеими локтями, — Да только вот зуб даю — в сторону моря он улетел. Да не просто в сторону моря — аккурат курс на то место, где, говорят, Кадена была! Я-то слыхал, когда Облачные ушли оттуда, затонул остров, но другие говорят — стоит он еще. И твердыня его главная, Искъерда, как есть высится посредине, с моря видать! Я-то сам на кораблях не хожу, да в такие места не забредаю, а от матросни слыхивал…
Богдан отвернулся, медленно убирая пистолет за пояс. Да, пожалуй, правильно этот Медведь остановил его — пристрели он Плута, не узнал бы всего этого, не получил бы подтверждения своим догадкам.
— Вперед, — говорил капитан негромко, но слова его были слышны всем: Плут и тот насторожил уши, — Я говорил, что он должен быть на Кадене, и теперь уверен в этом. Вперед, друзья, корабль ждет! К вечеру мы будем у священного острова.
Глава 9
Большой деревянный корабль со спущенными парусами, мирно покачивающийся на волнах у причала, был объят сонным умиротворением. Матросы в ожидании капитана отдыхали, развалившись по палубе и занимаясь каждый своим делом: иные покуривали трубочку, другие жевали табак, а некоторые и просто спали, удобно устроив голову на бухте каната. Старший помощник капитана сидел на корме, задумчиво обнимая пузатую бутыль с ромом и время от времени прикладываясь к ней.
Сходни были спущены на берег — подняться на борт ничто не препятствовало, однако, нападения злоумышленников пираты не опасались: «Морской дьявол» слыл опасным судном, от его команды и простые моряки, и завзятые портовые головорезы старались держаться подальше.
Когда Богдан собственной персоной взошел на борт своего клипера, матросы даже не почесались. Ступал капитан всегда мягко, почти неслышно, звук его шагов не мог разрушить сонного очарования теплого дня начала осени, поэтому пираты продолжали подремывать, надвинув на глаза шляпы или закрывшись от солнца рукой.
Капитан окинул свое сонное царство долгим взглядом и, покачав головой, неожиданно гаркнул:
— Паруса на реи! Живо, живо, черти, пошевеливайтесь! Якорь поднять! Полный вперед!
Поднявшиеся следом за Богданом на борт люди многозначительно переглянулись; Тревор одобрительно хмыкнул. Такой подход к делу королю весьма импонировал, пробуждая в его душе задавленное монстром ощущение собственной власти и уверенности. Вообще, до обращения чудовищем Тревор был довольно решительным человеком — приказы его никогда не подлежали обсуждению, отдавал король их четко и быстро, крепко держа в своих руках бразды правления, и люди с готовностью покорялись ему. Им был нужен вожак, сильный лидер, могущий направить королевство на путь процветания, и он был таким лидером.
Но потом произошла вся эта история, он был обращен монстром, а вернувшись, потерял уверенность в себе. Самому ему чудилось, что трона он не достоин, что чудовище не должно носить корону, и народ, привычно поддерживая своего повелителя, был полностью солидарен с ним.
Поэтому и произошел бунт, поэтому и начался мятеж, чье пламя умело подогревал проклятый жрец Неблиса.
Но теперь, почувствовав, ощутив, что способен побороть монстра внутри себя, что может заставить его действовать во благо людям, уничтожая только монстров, что способен, в конечном итоге, опять вернуть себе человеческий облик, надев корону, Тревор испытывал чувство глубокого морального удовлетворения, собственной силы, и опять ощущал себя полноправным монархом.
Не случись этого — он бы не стал делать замечаний Богдану, упрекая его в использовании огнестрельного оружия, он бы не вспомнил о запрете на применение зачарованных инструментов. Но теперь, вновь мысленно возведя себя на престол, король ощущал необходимость защищать дель’Ору, отстаивая действующие в ней законы. Спутники его относились к этому с уважением.
Богдан, проявив решительный нрав, продемонстрировав способность к лидерству, опять напомнил королю о его правах, и тот не смог удержаться от негромкого одобрения. Такой подход к делу был ему приятен и привычен и, казалось, должен был бы поспособствовать успеху предприятия.
— Капитан… — старший помощник сконцентрировал на явившемся шкипере мутный взгляд и, мигом трезвея, резвым козликом вскочил на ноги, — Ох, мать моя морская, капитан! С возвращением, — он попытался поклониться, едва не упал и очень некультурно икнул.
Остальные матросы, один за другим выныривая из сонного блаженства, торопливо поднимались, испуганно переглядываясь и, похоже, ожидая сурового наказания за проявленную халатность.
Однако, капитан сейчас не был настроен наказывать.
— Паруса на реи! — резко повторил он, — Фракасо! Мы отправляемся в путь в компании пассажиров, так что подняли задницы и марш, марш! К вечеру мы должны быть у берегов Кадены.
Старший помощник, постепенно трезвея, недоверчиво мотнул головой и, как родную, прижал к себе бутылку с ромом.
— Капитан, да ты что… Совсем опух, что ли, на суше? Какая, к морским чертям, Кадена, там же лярвы! В прошлый раз нас не пустили, так и креветки дохлой они нас пустят теперь!
— Теперь у нас есть, кого им противопоставить, — Богдан негромко вздохнул и окинул замерших перед ним на палубе матросов таким взглядом, что те мигом рассыпались в разные стороны, бросаясь выполнять свои дела. После чего повернулся к своим спутникам и приветливо улыбнулся им.
— Каюты предоставить не могу, уж извините. Располагайтесь на палубе, мне надо пойти, проложить курс. Если завидите лярвов… ну, сами знаете, что делать, — он подмигнул и, быстро коснувшись пальцами треуголки, торопливо зашагал к капитанской рубке.
Пассажиры остались на месте, пока не желая расходится и терять друг друга из виду. Ашет, поморщившись, глянул за борт и тяжело сглотнул.
— Честно сказать, не люблю я море… — пробормотал он, — Вода и я — не слишком совместимые вещи.
— Кстати, насчет воды! — Аркано, которого еще с памятной ночи в поле мучил один вопрос, и который ему все никак не удавалось прояснить, повернулся к заинтересованно разглядывающему корабль Фредо. Князь, заметив это, удивленно приподнял брови. Что так не нравится молочному брату в море, он понять пока не мог, ибо морской болезни за ним прежде не замечал, а других причин для беспокойства найти не мог.
— Ты помнишь, когда на этого пирата напали вольпоки, взметнулась волна и смыла их? — он дождался недоуменного кивка и, хмурясь, продолжил, — Эта волна была делом твоих рук?
Чернокнижник растерялся до такой степени, что на миг даже забыл, что держит в руке посох и, пытаясь почесать макушку, пребольно стукнул себя им по голове.
— Нет… — Фредо нахмурился, — Вода — не моя стихия, я предпочитаю огонь. Конечно, водой управлять я тоже способен, но только когда она есть поблизости, а на поле не было ни реки, ни озера, ни чего-то подобного… Погоди, но если это сделал не я… То откуда же взялась та волна?
