И я побежал, в ночь, на ходу пытаясь придумать маршрут отступления, которым не обзавёлся заранее. Могу лишь надеяться, что за мной побежали не все, всё же, в первую очередь им надо разобраться со взрывом, а не ловить неизвестных идиотов, прячущихся по тёмным углам.
— Стоять! — раздаётся за спиной крик, когда я ныряю за очередной угол дома.
Наивный чукотский мальчик, так я и остановился.
Забегаю в подворотню и создаю заклинание. Неэффективно, чудовищные энергопотери, но когда меня это останавливало? В воздухе рядом со стеной возникают тонкие пластины изо льда, образуя ступеньки, по которым я лихо забегаю на крышу третьего этажа. Ступеньки хрустят под ногами, грозя развалиться, но тренировки с Синдзи научили меня чётко отмерять свою силу, поэтому только хрустят.
Перебегаю крышу и создаю тем же способом мостик на соседнюю.
Но воспользоваться им не успеваю, снизу раздаётся:
— Вот он!
Какие, блин, резвые!
Отступаю от края и поправляю тряпичную маску, закрывающую лицо до глаз, которую натянул сразу, как прошёл врата. Хм. Ничего удивительного, что Грета меня не узнала. А лицо ей, идиот, кто показывать будет? Но сейчас не об этом. Придётся драться. Плохой расклад, но раз убежать не получилось…
Рядом появляется облако дыма, из которого выходит Грета. Я рефлекторно тяну пистолет, одновременно готовя заклинание…
Но даю ей секунду, всё же надеясь, что она не добивать меня явилась.
Девушка протягивает руку:
— Хватайся.
Очень надеюсь, что я об этом не пожалею. Хватаю её за руку.
Мир мгновенно становится чёрно-белым, я чувствую, как меня тянет куда-то, пространство растягивается в трубку и собирается обратно. Всё снова обретает цвета.
Мы на крыше другого здания. Грета делает быстрый глубокий выдох и вдох, так и не отпуская мою руку. А затем мы снова перемещаемся. Вновь крыша, уже другая. Короткая передышка и третий прыжок.
В этот раз Грета падает на колени. А мы оказываемся в комнате, внутри дома. Оглядываясь, я вижу через окно крышу, с которой мы только что прыгнули. Значит, материальные препятствия для неё не помеха? Но, вероятно, нужно видеть точку, в которую совершается прыжок. Эти мысли пролетели у меня за мгновения.
Удостоверившись, что нам не помешают, комната явно была покинута, я присел рядом с Гретой, стянув с лица маску.
— Как ты?
И ответ меня, если честно, не удивил.
— Кровь.
Её сделали вампиром. Ещё одно пополнение в мифическом зверинце этого мира. После того, что рассказал мне о Харонах Алексас, удивляться нечему.
— Моя подойдёт? — на всякий случай уточнил я.
Может ей нужна кровь только людей? А может, и вовсе в одежде пару баночек запрятано? Но Грета облизываясь кивнула. Хмыкнул и, достав нож, порезал запястье. Девушка жадно присосалась к моей ладони, а я начал мысленно считать секунды.
Но одёргивать её не пришлось, сделав несколько хороших глотков, Грета лизнула рану и отпустила мою руку. Порез практически сразу затянулся. Магия, ага.
— Лучше?
Вампирша кивнула. Я вздохнул и сел на пыльную кровать, глянув в окно. Улицу обходила тройка гарнизонных. Нужно ждать до утра и уходить с толпой. Одежду бы только сменить, да как? Придётся сначала дойти до Гоши и Николаса, чтобы помогли с возвращением в Верхний Город.
— Откуда ты знаешь имя? — спросила Грета.
— Оттуда, что я тебя знал, когда ты была человеком, — ответил, заглядывая в её красные глаза.
Девушка нахмурилась. Отвернулась, обдумывая что-то. А я смотрел на неё с внутренней тоской. Она уже никогда не станет прежней. Жизнь одного человека просто сломали, изуродовали, превратив во что-то абсолютно иное. И идти восстанавливать справедливость не к кому. Не к кому и некуда. Хароны в своём праве. Самое паршивое — они наверняка и злого умысла-то как такового не вынашивали. Я не слишком много общался с Найлусом, о некромантии мы не говорили никогда. Он больше напоминает немного наивного увлечённого учёного, чем некроманта. Им нужны живые подопытные для экспериментов, и они получают подопытных так, как могут. Бесполезно винить воду в том, что она мокрая.
— Не хочу знать, что было раньше, — наконец пришла к решению Грета. — Было плохо. Не хочу туда.
Я кивнул:
— Да, обратно ничего не вернуть. Я просто был удивлён, когда увидел тебя.
Девушка пристально на меня посмотрела.
— Зачем всех убил? Вмешался в мою работу, — она насупилась, нахохлилась, как воробей.
Я не удержался от улыбки.
— А это моя работа. Конфликт интересов.
Грета напряглась.
— Будешь драться?
Отрицательно качаю головой:
— Нет. Мы не враги. Максимум — конкуренты. И то вполне можем договориться и разойтись миром.
Но вампирша продолжала сверлить меня взглядом. То атакует, то спасает, то снова готова атаковать. Что за перемены в мотивации?
— Как тебя зовут?
— Като. Минакуро Като.
Примерно минуту она пристально на меня смотрела, после чего сказала:
— Не помню. Ты врёшь?
Она ещё спрашивает.
— Нет, не вру. Я очень хотел тебя найти, когда ты исчезла. А потом понял, что опоздал. Что ты уже… Изменилась. И что всего скорее не помнишь прошлого. Поэтому я не удивлён. Я рад, что ты жива. Надеюсь, у тебя сейчас всё хорошо. Более или менее. Потому что раньше у нас всё было плохо.
По мере моих слов Грета всё ниже опускала глаза. А в конце и вовсе забралась на свободную кровать с ногами, прижав колени к себе. Сама она не была тяжёлой, но доспехи явно что-то весили, кровать опасно затрещала, но выдержала.
— Я помню что-то, — признала вампирша. — Слишком мимолётно, коротко, отрывочно. Не могу вспомнить тебя…
Она заглянула мне прямо в глаза.
— Но знаю тебя.
Я кивнул:
— Мы много времени провели вместе. Я читал тебе книги. Иногда ты задавала много вопросов. А иногда молчала. Мы готовили вместе. Воспитывали мелких. Искали подходящее место для нашей компании. Я носил тебе вещи на стирку. Ты любила мандарины, апельсины и мирисы. Не любила острое. Всегда запивала водой пирожки. И всегда выговаривала мне, потому что я их воровал, когда не хватало денег купить. Ты не стеснялась, когда я помогал тебе мыться. Говорила, что я брат. Но всегда протестовала, когда я шёл мыть других девочек. Они смеялись, что ты ревновала. А ещё ты за всех нас боялась. За себя не боялась, только за нас. Ты защищала Витора, когда его хотела наказать бакалейщица. Встала, расставляла руки в разные стороны и решительно смотрела на тётку. Та терялась и, ругаясь, прогоняла нас.
Я продолжал говорить и смотрел, как по щекам Греты текут слёзы. Лицо оставалось спокойным и сосредоточенным, только глаза слегка дрожали, будто она упорно пыталась решить в уме какую-то задачку, или что-то вспомнить. Она не замечала слёз. А когда заметила, очень удивилась. Вытерла пальцем щеку, собрав несколько капель, и подняла перед глазами. Достала второй рукой платок и вытерла сначала руку, а затем лицо.
— Ты не врёшь, — признала она, когда я закончил. — Это было.
Я грустно улыбнулся, вновь выглянув на улицу. Патрульные продолжали меня искать, но к этому дому не подходили.
— Почему мы расстались?
Вопрос вызвал у меня тяжёлый вздох, который я не смог сдержать.
— Тебя забрали. Тебя и всех остальных. И это изменило мою жизнь. Изменило меня.
— Меня тоже изменило, — произнесла Грета.
Но говорила она так, будто сама не замечала озвученных мыслей.
— Я был готов сжечь весь город ради тебя, — признался я, грустно улыбнувшись. — А теперь понимаю, что это ребячество.
— Нельзя! — твёрдо, с очень серьёзным лицом, отрезала Грета. — Нельзя сжигать! Пообещай, что не будешь!
Это требование дать обещание было таким забавным, таким наивным. Я не смог отказать:
— Обещаю, что не буду сжигать город. Теперь это мой дом. У меня снова есть друзья. Я не дам их в обиду.
Мой ответ её успокоил. Грета обняла колени. Так странно это смотрелось. Девочка в латах. Очень лёгких латах, тонких, но так искусно выполненных. Не было похоже, что они как-то стесняют её движение. Артефакт? Хароны серьёзно в неё вложились в таком случае.
