— Хочу тебя расстроить, старик, этот мальчик совсем не такой, как твои холуи, — направив на старика слепые глаза, Обрада нехорошо улыбнулась. — Он предпочитает приватные встречи с барышнями, а не дряхлыми педиками вроде тебя.
— Очень смешно, — Остен действительно улыбнулся широкой открытой улыбкой, чем окончательно разрушил образ Темного Владыки. — А вы для него не староваты? И, кстати, я бы попросил называть меня как положено — Хозяин.
— Это ты шавкам своим хозяин! — резко перебила его Жива.
Угрожающе зарычали дэвы, и сестры выдвинулись вперед, прикрывая Воронцова спинами. Застывшие в одинаковых позах — пружинисто согнутые ноги расставлены на ширине плеч, подбородок опущен к груди, когтистые тонкие руки слегка разведены в стороны — судицы теперь и сами напоминали каких-то мистических антропоморфов, опасных и хищных.
— Так мы ничего не добьемся, — Остен вздохнул. — Я думаю, мы с самого начала взяли неверный тон. Мне следовало учесть, что мальчика сопровождают такие… хммм… особые спутницы. Приношу свои извинения.
Мужчина галантно поклонился судицам, приподняв очки на манер шляпы. А затем точно таким же дружелюбным тоном бросил застывшей в ожидании стае:
— Убейте их.
Еще не прозвучал последний звук этой короткой фразы, а дэвы, точно сорвавшиеся с цепи псы, кинулись в атаку. Два десятка оскалившихся, исходящих пеной созданий потекли вперед, чтобы, подобно волне цунами, накрыть вставших у них на пути старух. Вдогонку им летело запоздалое «Мальчишку не трогать!», но вряд ли хоть один дэв это расслышал. И уж точно ни один не понял. Впереди их ожидал кровавый пир, хруст костей да тяжесть свежего мяса в желудках, и все остальное просто перестало существовать.
— Отойди подальше и не вмешивайся, — успела бросить Герке Обрада.
— Ни в коем случае, — поддержала сестру Жива.
А потом косматая волна ударилась о стройные фигуры судиц, сметая, разрывая, перемалывая своей неистовостью, погребая глупых слабых женщин, не догадавшихся вовремя сойти с ее пути… и откатилась назад, визжа от боли, истекая кровью, зажимая выцарапанные глаза. У тротуара осталось два мертвых тела, похожих на вынесенных на берег утопленников. Судицы же, отряхнув окровавленные когти, довольно оскалились. Повернувшись лицом к лицу, сестры провели ладонями по щекам друг дружки, оставляя на них широкие красные полосы. Как серпом по причинному месту, прозвучал для отступивших чудовищ их издевательский смех. Смех быстро перешел в странный звук, напоминающий клекот хищных птиц, который, в свою очередь, сменился пронзительным воплем, когда судицы сами ворвались в ошалевшую, все еще не пришедшую в себя толпу тварей. То, что подобные схватки им не впервой, было видно сразу. И, глядя на кровавую баню, которую в самом центре Сумеречей учинили существа, которых нет и быть не может, Герка перестал понимать, на чьей стороне сражаются более страшные чудовища. Они дрались, как дерутся звери: отчаянно и жестоко, с полным пренебрежением правилами. Да, именно это и происходило сейчас: просто одни животные убивали других животных. Яростно рыча и сверкая горящими от возбуждения и запаха крови глазами.
Шустрая фигурка Живы скользила между огромными тушами дэвов, раздавая скользящие удары направо и налево. Каждое такое прикосновение вырывало если не кусок мяса, то болезненный крик. Взлетев на плечи самому крупному монстру, судица с размаху погрузила когтистую ладонь в единственный глаз дэва. Еще до того, как туша гиганта рухнула на залитый кровью асфальт, Жива с отвратительным чавканьем извлекла руку наружу, спрыгнула вниз и, приземлившись на четвереньки, тут же бросилась в самую гущу схватки. Сверкающая слепыми бельмами Обрада не отставала от сестры ни на шаг, наводя на жутких людоедов панику и ужас. Сбив с ног очередного противника, она, запрыгнув ему на грудь, впилась клыками в выпирающий кадык и, рванув вверх, оставила на месте горла зияющую кровоточащую дыру. Сестры не боялись ни черта, ни дьявола, не то что каких-то там дэвов. Уже через пару минут Воронцов перестал беспокоиться, поняв — у одноглазых чудовищ попросту нет ни единого шанса.
Вернее сказать, не было. До тех пор, пока троица сборщиков неподвижно стояла возле своей машины. Но потом они друг за другом влились в общую свалку так естественно, точно участвовали в ней с самого начала. Действовали сборщики не как дикое зверье, а как сплоченная команда охотников. Первым вступил высокий дядька, тот самый, что показался Воронцову знакомым. Как ни в чем не бывало переступая через раненых дэвов, он спокойно вышел на середину дороги. Прикрыв глаза, глубоко вдохнул разлитый над перекрестком запах крови. И гаркнул что есть сил, перекрывая крики, рев и вопли боли, заставив испуганно присесть не только судиц, но и атакующих их чудовищ. Он говорил нараспев, на манер частушки, и произнесенное им «Паадходи, честной народ, — получай ногой в живот!» звучало по-детски нелепо посреди мертвых тел и вывалившихся внутренностей. Однако от этого детского стишка Обрада согнулась, словно ее действительно с размаху пнули ногой в живот. Не дав судице опомниться, мимо нее пронесся рыжебородый коротышка. Не сбавляя скорости, он на бегу полоснул старуху здоровенным тесаком по бедру. Какой-то мелкий дэв, ободренный поддержкой, бросился прикончить раненую, но был сбит в прыжке подоспевшей на помощь Живой. С этого момента схватка перестала быть односторонним истреблением слуг Остена. Подставившая спину Жива сразу поплатилась за это. В правое плечо, дробя кости, тут же вонзил зубы ближайший дэв. Испугано вскрикнув, судица отшвырнула тварь свободной рукой, попутно вырвав клок шерсти из седого горба. Отступая к сестре, чье платье от бедра до лодыжки вымокло в крови, она уже не казалась опасной, безжалостной убийцей. Сестры выглядели теми, кем являлись на самом деле, — израненными, перепуганными старухами. И страх их сейчас активно пожирали стремительно растущие дэвы.
Наверняка сестры еще показали бы, на что они способны. В их древних глазах, даже в молочно-белых шариках Обрады застыла упрямая решимость подороже продать свои жизни. Именно так бы они и сделали, утопив в крови очередную атаку и прихватив с собой на тот свет, как минимум, еще парочку тварей. Если бы не одно «но» — расталкивая непомерно громадные туши дэвов, к израненным судицам развязной босяцкой походкой вышел вокзальный бомж Оба-на. Не рассусоливая, он сбросил под ноги полушубок, нимало не волнуясь, что скатавшаяся вонючая овчина принялась жадно впитывать кровь. При виде Оба-на судицы попятились. Жива поддерживала сестру, обхватив за талию, но Обрада все равно поскользнулась. Ноги слепой судицы разъехались, и она неловко припала на правое колено. Всего одна маленькая ошибка, неуклюжее движение, однако для разоблачившегося Оба-на оно послужило своего рода сигналом. Если толпа дэвов, разом навалившаяся на судиц, была похожа на цунами, то седеющий бродяга оказался подобен армагеддону. Точно многотонный грузовик, врезающийся в дешевую корейскую легковушку, он ударил в ослабевших сестер, смял их, размазал по асфальту. Он был неистов, как Жива и Обрада вместе взятые, но дрался при этом в разы эффективнее. Чудной боевой стиль ничем не напоминал восточные единоборства. Больше всего он походил на странную солянку из старых русских плясок. Элементы разных танцев проскальзывали в каждом движении, каждом выпаде бродяги. Он то шел вприсядку, то высоко подпрыгивал, лихо выбрасывая ноги в стоптанных остроносых туфлях, покрытых слоями грязи. Он бухался на колени, ловко избегая редких контрударов, и вертелся волчком, раскинув в сторону руки. Каждый его выпад либо достигал цели, либо заставлял судиц отступать, теряя позиции. Оба-на дрался, как хорошо обученный боец. Не как зверь, но как обученный убивать человек. И даже черные когти на его пальцах не казались чем-то животным.
