сопровождение.
— Не переходи границы! — Шан, сжав кулаки, повысил голос. — Зиран — не твоя игрушка, чтобы ты могла решать его судьбу!
— Следи за тоном, мужчина, — безразлично хмыкнула в ответ Ная, — мы не в Изумате — я не позволю здесь так со мной разговаривать. Ты получил приказ — выполняй! А у тебя, Зиран, есть час, чтобы поговорить с дядей, пока я схожу к Матери Арин, предупредить её, что мы уходим. Когда вернусь, ты должен быть в полной боевой готовности.
Парень молча кивнул, поймав себя на том, что подчиняется предводительнице, уже даже не задумываясь.
— Ты действительно не собираешься возвращаться? — спросил его Шан, когда Ная уже скрылась из виду.
— Да, — чуть виновато опустил голову Зиран, — прости, дядя, но я действительно уйду с ней.
— Ты же понимаешь, что она никогда не будет твоей женщиной, — Шан вздохнул, оперевшись спиной о стену таверны, — даже если ты пойдёшь за ней в Бездну. Ная Лияр — известная по всему подземному миру предводительница, приручившая феникса и пожертвовавшая им, чтобы убить Демона объявившегося в Таэмране. Ты для неё не больше чем забавная зверушка, таскающаяся по пятам.
— Интересно, а ты вот это не мог мне сказать, когда я ей помаду в Изумате покупал? — огрызнулся на дядю парень. — Спасибо, сейчас я уже и сам знаю, кто она. Но ухожу я с ней не поэтому — ни на какие отношения я уже давно не рассчитываю. У неё вон две куклы с идеальными лицами и прущей из ушей магией. Я ей третьим точно не вписался. Я ухожу, потому что она даёт мне шанс на нормальную жизнь.
— Чем тебе твоя нынешняя жизнь не нравится? — не понял старший мужчина.
Зиран глянул на него как на сумасшедшего, удивлённо приподняв брови:
— А тебя устраивает жить в городе, где тебя не учат и не защищают?
— За эту учёбу и защиту тебе придётся пожертвовать свободой, — напомнил племяннику Шан, — жизнь в других городах не такая спокойная. Мне кажется, ты слабо себе представляешь, что значит жить под командованием женщин.
— Тебе кажется! — Зиран фыркнул, демонстративно сложив руки на груди. — Я два месяца живу под командованием Наи. Отлично себе представляю, во что она может мою жизнь превратить, просто потому что ей скучно по тоннелям, например, тащиться. Мне сейчас ещё месяц в ритме «хоть бы не сдохнуть» предстоит. Вот только за все мои двадцать лет никто кроме неё ни разу даже не попытался подумать о том, каким будет моё будущее.
— Я всё время думал о твоём будущем! Следи за тем, что говоришь! — прикрикнул на парня дядя.
— Тогда почему ты мне ни разу не сказал, что мои навыки к двадцати годам не дотягивают даже до того, что в других городах каждый умеет уже к пятнадцати-шестнадцати?! Почему не сказал, что Изумат может рухнуть в любой момент?! Почему не сказал, что даже золотые статуи — ложь?! — в голосе Зирана начало сквозить такое отчаяние, что Шан невольно опустил глаза. — Почему не сказал, что в других городах, даже не смотря на жёсткие системы подчинения, тебя никогда не бросят одного..? Ты знал, и ничего не сказал!
— Даже если бы я сказал, я бы сделал тебе только хуже, — попытался оправдаться мужчина.
— Почему ты сам не уходишь? — парень, казалось, действительно искренне не понимал.
— Мне и в Изумате нормально, — Шан пожал плечами, уже в принципе понимая, что переубеждать узнавшего правду племянника было бесполезно, — работа есть, женщина есть, всё есть. Ради чего мне уходить? Три тысячи лет всё было нормально, а тут вдруг должны напасть монстры? Не исключено конечно, но и уходить из-за этого я не вижу смысла. Меня моя жизнь устраивает. Я не готов постоянно склонять голову и выслушивать вот это «следи за словами, мужчина». Я не считаю себя хуже, только потому что родился мужчиной. Меня моё положение в Изумате более чем устраивает. А ты выбирай сам, но вещи твои я продавать не буду. Ная мне не госпожа — подчиняться я ей не обязан.
— Ох, не слышит она тебя… — парень неожиданно поймал себя на том, что улыбается. Ему сейчас почему-то казалось, что за его спиной незримой поддержкой и опорой была вся сила его, пусть и временной, предводительницы. Видимо, именно так изначально и должны были ощущать себя члены чьего бы то ни было отряда. Наверное, именно поэтому мужчины Наи так любили её — они тоже чувствовали это.
Разговаривая с дядей, Зиран вдруг понял, что уже не может разделить его восприятие мира. Он уже слишком много видел, чтобы вернуться в город, где не было единой системы власти, превращающей его в целостный, слаженно действующий механизм. В Норгиле это ощущалось: Норгиль был словно литой доспех, где не было тех, кто оставался сам по себе. Здесь была чёткая иерархия: за каждого кто-то отвечал, никто не пытался в открытую перегрызть друг другу глотки. И главное, здесь был огромный храм с пылающим внутри предвечным пламенем и идущим от него запахом ароматических корений. Величественные статуи Богов, жрицы в чёрных масках. Зиран за этот месяц часто ходил на Главную площадь, чтобы посидеть на ступенях храма и посмотреть, что происходит там внутри. Невероятная концентрация какой-то потусторонней магии, которую он раньше никогда не ощущал, заставляла сердце парня биться сильнее. Его завораживал огонь в золотой чаше — серебряная звезда Хаоса на потолке сияла в его всполохах, словно живая, и Зирану казалось, будто эти красно-белые отблески отражались где-то внутри него, пробуждая что-то невероятно важное, невероятно ценное, невероятно прекрасное, нужное. «Это огонь жизни, — сказала ему проходящая мимо жрица в тот день, когда парень впервые осмелился подняться по ступеням достаточно высоко, чтобы увидеть величественное пламя, — он пылает и в тебе, потерянный ребёнок Хаоса. Возвращайся домой.»
Зиран после этого ещё несколько дней мучал Шиина, требуя рассказать ему всё, что тот знал о храмах, жрицах и Хаосе. Услышав, что в Таэмране был Дом Хелен, члены которого всю свою жизнь занимались служением храму, уверенность парня в том, что он отправится в Таэмран возросла многократно. Он хотел попасть в этот Дом, он хотел чувствовать эту невероятную атмосферу храма Хаоса постоянно. С того дня, как с ним впервые заговорила жрица, он видел своё будущее только там. В его мечтах на его лицо уже наносили золотую краску, он помогал с подготовкой церемоний, подносил жрицам порошок ароматических кореньев, чтобы те бросили его в огонь. Необъяснимое, не поддающееся описанию пламя загорелось в его душе и больше не гасло.
