должна порадоваться за Нейла? Он обретет семью, жену, которая будет делать для него все, которая будет безукоризненной и безупречной.
А я должна уйти в сторону. Это правильно. «Если любишь — отпусти», — так говорят?
— Если Нейл будет с вами счастлив, он обо мне быстро забудет. А я уеду из его дома до того, как он вернется. Не обещаю, что покину столицу, но встречаться с ним не стану. Уверяю, мне не захочется.
Это ведь слишком больно.
Дарелл довез нас до дома, и мы оказались в холле. Озадаченный Грейм разместил леди Эмилин в отдельной комнате, сетуя на то, что дом у господина Олсена не настолько большой.
— Не переживайте, утром мы с семьей уедем, — ласково говорю ему. — Спасибо за все, господин Грейм.
Я иду в комнату сестер, переодеваюсь и сажусь на постель. Мне не хочется спать. Я вспоминаю поцелуи Нейла и вся дрожу от желания. И слезы сами собой катятся из глаз, а потом я начинаю рыдать и падаю на подушку, бью ее кулаками — люблю его! Так сильно люблю, что готова умереть. А он будет с другой. Он ляжет с ней в постель, будет целовать также дерзко и напористо, будет наслаждаться ей, а обо мне забудет.
— Ты чего, Эви? — сыстры повскакивали со своих кроватей, окружили меня. — Чего разревелась?
— Утром мы уедем, — между всхлипами произнесла я, — и больше никогда сюда не вернемся! Я больше его не увижу! Я никогда его не увижу! Почему это так больно? Не хочу его любить… это так тяжело… Я хочу все забыть! Пожалуйста…
Мне не нужно ничего — все меркнет. Без его заботы, любви, без его прикосновений, его ухмылки, красных глаз, этих чертовых алых волос — мне не прожить ни дня! Хочу быть рядом с ним, ластиться к нему, когда он зол, смягчать его характер, когда он бушует, как ураган. Хочу познать все грани отношений — и взрыв страстей и негу спокойных ночей. Хочу быть его женой, матерью его детей. Его хочу… только его!
— Все пройдет… — шепчу, стирая слезы. — Утром все изменится.
Измениться ли?
Сестры гладят меня по волосам и переглядываются. Да, их сестра влюбилась. Да так сильно, что сходит с ума.
— Ладно, все уже прошло… — шепчу я охрипшим голосом. — Идите спать.
А сама не сплю. Спускаюсь в столовую, раскрываю крышечку рояля, веду по клавишам пальцами, вспоминая, как играл Нейл. А затем сажусь за стол, достаю снадобье и смотрю на напольные часы — время пришло. Полночь.
Слезы снова градом катятся из глаз. Я молча отвинчиваю крышечку.
Пожалуйста, Нейл, только будь счастлив.
Часы тихо бьют, а я не могу сделать первый глоток. Тяжело — сердце на разрыв. Внутри печет. Метка словно раскаляется.
Давай же, Эви! Сделай это, наконец!
Молча вливаю в рот содержимое склянки и сглатываю. Внутренности тотчас опаляет, будто внутри был крепкий алкоголь. В мгновение покидают силы и накатывает боль — сжимаю зубы и рычу.
Вот и все.
Сейчас… пройдет… больше не будет Нейла в моем сердце. В мыслях. В жизни.
Тело бьет дрожь, по спине струится пот.
Наконец, я обессиленная добираюсь до зеркала, распахиваю рубашку на груди и убеждаюсь — метки нет. С трудом дохожу до постели и падаю.
Сознание ускользает…
… будь счастливым, Нейл. Пожалуйста.
Тихое летнее утро.
Я с трудом отрываю голову от подушки, вздрагиваю и первым делом проверяю метку. Кожа на груди чиста. Я свободна. Делаю глубокий вдох. Все в прошлом. Можно начинать жизнь с чистого листа. Я смогу устроиться в жизни и стать кем-то и без чертовых драконов.
Спокойно умываюсь, привожу себя в порядок. Сестры еще спят, хотя обычно они вскакивают ни свет, ни заря. Видимо, их утомили мои вчерашние слезы. Они еще слишком юны, чтобы понять меня.
Я спускаюсь в столовую и вижу, что Грейм уже проснулся и хлопочет с завтраком. Забавно видеть его — такого цинично-хмурого — за готовкой блинчиков и глазуньи.
— Доброе утро, госпожа Митчелл, — приветствует он.
— Господин Олсен уже вернулся? — интересуюсь, чтобы ненароком не столкнуться с красным драконом.
Нам не нужно встречаться — это всколыхнет нежелательные воспоминания. А они слишком свежи, и рубец на сердце еще не затянулся.
— Еще ночью, — отвечает Грейм. — Но утром они вместе с леди Эмилин уехали в Хэмилтон-холл. Я полагаю, сейчас у господина Олсена будет много хлопот.
«Вместе с Эмилин», — это царапает и раздирает где-то в горле, словно рыболовный крючок.
— Хлопот? — я сажусь за стол, а Грейм ставит передо мной тарелку с глазуньей.
— Лорд Хэмилтон вчера скончался.
— Какой ужас, — протянула я, подозревая неладное.
— Мне кажется, господин Олсен, как его племянник, захочет претендовать на наследство.
— То есть, он станет графом?
— О, — Грейм осторожно налил сливки мне в кофе и повернул чашку ко мне ручкой. — Боюсь, что случилось еще кое-что: погиб лорд Лесли.
— Что? — похолодела я.
— Он сменил ипостась, не удержался в воздухе и распорол брюхо об одну из пик собственной башни. Такое случается с драконами, которые утрачивают свою внутреннюю суть. Они слабеют.
— Господи… — вздыхаю я, понимая, что смерть лорда Лесли — это точно не несчастный случай.
И Нейл виноват. Он не послушал меня. Сделал все по-своему.
— Нейл претендует на титул герцога? — спрашиваю с изумлением.
— Вероятнее всего. У Лесли нет прямых наследников. Если император наделит Нейла титулом герцога Элхорна, я полагаю это будет неоспоримо. Но я слышал так же, что скончался и лорд Флеминг, советник императора. Стало быть, и это место освободилось…
— Нет, — прошептала я. — Не может быть!
— Аристократы нынче мрут, как мухи.
Грейм с веселым блеском в глазах наблюдал мою растерянность.
— Вчера вы сказали, что хотите уехать, — произнес он. — Господин Олсен не давал мне на этот счет никаких распоряжений.
— Я уеду до его возвращения. Мне нельзя с ним встречаться, — сделав пару глотков кофе, поставила чашку обратно на блюдце. — Господин Грейм?
— Да?
Метки на моей груди больше нет. Я абсолютно безразлична к Нейлу, но…
…почему же я спрашиваю:
— Господин Олсен и леди Эмилин… они… — в носу щиплет, и я поджимаю губы: — Они провели эту ночь вместе?
Грейм долго смотрит на меня, поджимая губы. Кажется, будто он хочет рассмеяться. И сейчас его лицо добреет, а в циничном взгляде проскальзывает теплота.
— Нет, госпожа Митчелл.
— Хорошо. Забудьте об этом. Интересоваться подобным — очень нетактично с моей стороны.
— Госпожа Митчелл?
— Да?
Грейм молчит некоторое время, но после все-таки спрашивает:
— Вы любите господина Олсена?
