— Доброго здоровья этому дню и всем последующим, — ал-Ладин приветствовал их легким поклоном. — Ваши друзья отдыхают, но будут рады видеть вас. Прошу со мной.
Они вновь перешагнули порог больничной палаты. Альх-Хазред, довольный собой и миром, дремал на маленьком диване у окна, вытянув ноги на подушки. Тойво же крепко спал на кушетке, обнаженный, прикрытый по пояс простыней. Он лежал на животе, подложив под голову руки.
— Он проспит до утра, — пояснил врач, — и, если бы не ваша спешка, я бы прописал ему не менее суток сна. Уж не знаю, что ваш друг вытворял со своими нервами, но потрепал он их как кот моток шелка. Это все равно, что смотреть на солнце, наслаждаясь светом и одновременно выжигая глаза. Сепсис, который дал бы о себе знать через пару дней, я погасил. Пока я чистил все эти… — и врач неопределенно покрутил пальцами в воздухе, — Тойво объяснял мне, зачем и ради чего подобное насилие над телом. Он воистину страстотерпец. Вот уж не думал, что в будущем потерпят такие варварские практики.
— Так что с нашим флюгером? — спросил гном. — Тойво выспится, а как Альх?
— Я бы рекомендовал ему небольшую прогулку, чтобы он убедился в том, что силы вернулись к нему и солнце по-прежнему улыбается сыну Шаммаха. И все. Больше никаких игл и микстур. Ваш друг здоров.
— Вы великий врач, ал-Ладин. Никто не сравнится с вами в искусстве врачевания. — Виша поклонилась, прижав руки к груди на шаммахитский манер. — Как мы можем отблагодарить вас?
Пятый ректор иремской медицинской Академии улыбнулся как змея — или как шаммахит, что, впрочем, одно и то же.
— Само ваше появление здесь — награда для меня. Ты права, девочка, я всем сердцем предан искусству врачевания, и еще раз выиграть чью-то жизнь у смерти — большая удача. Но есть еще кое-что. Когда город возвращает меня к жизни, а случается это нечасто, я вновь могу быть с живыми и служить им. Я могу осязать ваши тела, прикасаясь к ним и исцеляя их. И я могу принять благодарность живых — теплую, трепетную благодарность. И раз уж ты задала этот вопрос, то тебе и быть моей наградой за отыгранную жизнь.
Врач оглядел друзей Виши.
— Вам я посоветую устроиться на ночлег в соседних комнатах, там вполне удобно. И не беспокойтесь за свою спутницу. Она проведет ночь со мной.
Ни у кого не нашлось слов согласия или отказа на это условие; в полном молчании Виша и ал-Ладин вышли из палаты. Врач взял девушку за руку; его пальцы оказались горячими, сухими и твердыми — пальцами живого человека.
— А вы действительно призрак? — Бестактно спросила Виша. — Не очень-то вы на него похожи.
— А ты очень сведуща в том, что касается призраков? — Ответил вопросом на вопрос шаммахит. — Посмертие бывает разным, впрочем, как и жизнь.
Он привел ее в свои покои, оказавшиеся достойными Ирема в своей роскоши, усадил на невероятно мягкий и удобный диван.
— Выпей это, — и ал-Ладин протянул девушке белоснежную фарфоровую чашечку. Он налил в нее воды из высокого кувшина и бросил щепотку какого-то снадобья, хранившегося в лаковой шаммахитской шкатулке для пряностей со множеством отделений. Напиток пах как свежеиспеченный яблочный пирог и приятно пощипывал язык. Пока врач зажигал курильницу, из которой потянулись струйки белого ароматного дыма, Виша пыталась вспомнить, где же она читала про такую пряность, где ее продавали и почему она так дорого стоила…
— Это маат-ша, верно? — у нее закружилась голова, но это не было неприятно, а вскоре головокружение сменилось легкостью и каким-то радостным бесстыдством, вскипающим в крови.
— Верно, — ал-Ладин присел рядом, забрал у нее пустую чашечку. — Незаменимое средство для маленьких северянок. — И он легко опрокинул ее в подушки.
Виша глубоко вздохнула, открыла глаза и увидела над собой смуглое лицо, глаза, горящие как угли — с переливами красноватых огоньков в черной глубине, почувствовала, каким теплым, легким стало ее тело… и улыбнулась ал-Ладину.
— Мне кажется, что все это уже было когда-то, — она гладила его плечо, стягивая с него серую ткань докторской джеллабы, — и я пыталась снискать твою благосклонность, но ты отказал мне. Или это была не я?
— Не ты, — подтвердил ал-Ладин, расстегивая ремень на вишиных брюках. — Один наш апокриф рассказывает, что Амариллис — Танцующая Судьба, будучи совсем молодой, возжелала аш-Шудаха, величайшего из магов Обитаемого мира. Он не принял ее, памятуя о том, что другой предназначен ей госпожой Любовью.
Ал-Ладин помог Више избавиться от куртки, и, стягивая с нее майку, приподнял за плечи и легко поцеловал в лоб.
— Не беспокойся, я не столь щепетилен в делах любви. Я не совершу подобной ошибки.
— Мы исправим ее вместе, — и Виша поцеловала горячие смуглые губы человека, жившего столетия назад.
Утро следующего дня застало их в огромной, смятой и разворошенной постели; Виша спала, положив голову на шелковую, обшитую кружевом подушку, свесив руку с края. Обнимая ее бедра, уложив свою голову в самом низу ее спины, спал пятый ректор Иремской медицинской Академии, светило науки и великий врач ал-Ладин. Он спал бы еще долго, поскольку ночью на сон почти не потратился, но чья-то легкая рука острожно прикоснулась к его плечу. Врач приоткрыл глаза, присмотрелся и лицо его погрустнело. Он высвободил спящую девушку из своих объятий, встал, набросил на себя валявшийся неподалеку шелковый халат, запахнул полы, завязал широкий расшитый золотом пояс. Наклонился над спящей девушкой, прикрыл ее плечи покрывалом, ласково погладил коротко стриженый затылок.
— Ты неисправим, ал-Ладин. Твоя сестра была права, когда рассказывала нам о твоих подвигах, — незваная гостья говорила шепотом, в котором, впрочем, не было слышно ни капли осуждения.
— И что же такого наговорила тебе моя дуреха Лалик? — таким же шепотом поинтересовался врач, знаком приглашая гостью выйти через стеклянную дверь во внутренний сад.
— Что ты обещал ей золотые горы, лишь бы она провела тебя в нашу спальню, — фыркнула гостья. — И помнится мне, один молодой шаммахит был застукан за подглядыванием за нашим купанием в большом бассейне в саду…
— Ты кинула в меня персиком, о божественная, — шаммахит склонился в низком поклоне перед молодой светловолосой женщиной. — И ведь попала, прямо в лоб…
И они тихо засмеялись.
— Спасибо тебе, ал-Ладин, — названная божественной взяла его руки в свои, крепко сжала. — В который раз ты выручаешь нас?
— Не в последний, госпожа, — шаммахит улыбнулся. — По первому твоему зову я вновь явлюсь там, где ты прикажешь. А сейчас, раз уж ты сама пришла разбудить меня, мое время закончилось?
