Послышался грозный рык, и из-за деревьев на нас выскочил настоящий живой медведь. Я не испугался, но топор всё же выхватил, и лишь потом заметил на звере ошейник с цепью.
— Феликс, у вас всегда так ту богиню славили? — негромко спросил я.
— Отец — никогда. Но это же Брутус. У него всегда всё не как у людей.
— А как обычно ее славят?
— Свиней режут. Дикие кабаны портят урожаи, а богиня та, она же за урожай отвечала. Потому в ее день надо свинину есть. Еще знаю, что мак — ее цветок.
В глубине сада чего только не творилось. То собака, выкрашенная под волка, выскочит, то люди в шкурах и чудных шлемах с рогами завопят из кустов. На небольшом пруду плавала лодчонка с квадратным парусом и с черепом коровы на носу.
— Это ведь драккар, — ахнул Вепрь. — Вон и щиты на бортах висят.
Я сдуру рассмеялся. Какой же это драккар? Наши корабли длинные, острые, вытесанные из крепких дубовых или ясеневых досок, а эта лодка широкая и неповоротливая, и мачта у нее такая, словно оглоблю торчком воткнули. А потом пригляделся внимательнее: полуголые рабы разрисованы узорами, похожими на руны, топоры эти деревянные, рога…
— Добро пожаловать, гости дорогие!
К нам вышел молодой господин, хвала богам, в одежде, но и на его плечах лежала волчья шкура, на руках блестели широкие браслеты, на поясе висел настоящий бродекс, да и на шее болтался маленький топорик, будто господин Фомрира чествует.
— Феликс, дружище, что-то не похожи твои северяне на варваров. Я думал, они будут… — и сказал какое-то слово, которое я не понял. Но явно не хвалебное.
Это вот так нас видят фагры? Дикарями в шкурах?
— Я решил устроить пир на северный лад! — продолжал говорить господин. — Но как же обойтись без истинных нордов? Надеюсь, они порадуются! Истосковались же по родным землям. Кстати, я Формир! Бог войны! Похож?
— Фомрир, — прорычал я.
— Ого, он узнал! Значит, я и впрямь похож! Ну же, познакомь нас.
Феликс, не глядя мне в глаза, махнул рукой и сказал по-нордски:
— Это Лукий, младший сын Брутуса.
— Каков слог! Каков язык! Каркают точно вороны! Под стать их натуре! — веселился Лукий. — Ну же, идемте! Мы приготовили столько развлечений!
Хорошо, что на нас были личины. Вряд ли кто-то из ульверов порадовался такому гулянию. А впрочем, в Бездну! Он хочет видеть дикарей, так пусть получит.
Я громко рассмеялся и хлопнул Лукия по плечу так, что того перекосило. Всего лишь четвертая руна! Даже до хускарла не дорос.
— Фомрир силен! — взревел я. — Давно хотел сразиться с ним. Бой!
Ульверы тут же подхватили:
— Бой! Бой! Бой!
С каким же удовольствием я увидел страх в глазах Лукия! Глупый фагр вывернулся из-под моей руки, натужно улыбнулся и отступил на несколько шагов.
— Скажи ему, что норды на пирах не бегают по кустам, а вволю едят и пьют! — прорычал я Хальфсену. — Голодные норды злы и опасны.
Толмач, едва сдерживая смех, пересказал мои слова Лукию, и тот согласно закивал. Кликнул раба, но тот повел нас не к столу, а к небольшому загону, где бегали мохнатые черные свиньи размером с жеребенка.
Раб сбивчиво поведал, что перед угощением нужно сначала добыть мясо, потому нам предлагают побегать за свиньями да повеселить народ. Наверное, мы могли бы устроить представление, как на Арене, послать в загон ловкача-фагра, но я уже разозлился. Потому перемахнул прыжком через ограду и выпустил всю рунную силу. Свиньи тут же повалились наземь, сдохли со страху, да и рабу досталось изрядно. Я повыкидывал свиные туши, встряхнул раба и сказал, чтоб тот немедля повел нас к столу.
Пиршественный зал Брутссоны устроили под крышей, только стены забыли возвести. Здесь такое называли террасой. Гостей пока было немного, я узнал некоторых по прежним пирам, но каждый нацепил какую-нибудь нелепую вещицу, вроде как намекающую на нордов. Это раззадорило меня еще больше. Потому я уселся на лучшее место, спихнув оттуда фагреныша, стал хватать мясо и хлеб руками, пить вино прямо из прозрачных сосудов, не переливая в чашу, жрать так, будто не ел три дня. Ульверы подхватили мой настрой и тоже расселись, как пожелали.
— Хотят варваров — пусть получат! — громко крикнул я. — Эгиль, давай песню!
И Кот заорал во все горло хорошо знакомые слова, пристукивая ножом по столу. Парни подхватили, затопотали по мраморному полу, застучали первой попавшейся в руки утварью. Квигульв сдуру схватил хрупкий кувшин и жахнул им. Вдребезги.
— Тулле, — наклонился я к жрецу, — они завороженные или нет?
— Не похоже. Нити у них, конечно, есть, но обычные, не от Набианора. Или от него, но не такие, как у Сатурна. Самое большее — они слышали его слова на Арене.
— Значит, просто дураки?
Одноглазый пожал плечами.
— По одному не ходить! — выкрикивал я меж словами песни. — Дурман не пить! Но гулять так, чтоб тут долго помнили нордов!
Ага, осталось еще Трудюра отыскать и лучше бы пораньше, чтоб он всех девок не измотал. Остальным тоже надо повеселиться.
У этого Брутуса оказалось крепкое семя, сыновей он народил с полдюжины. И все они вроде натянули личины нордских богов. Один воткнул в волосы колосья, видать, Фольси. У другого на поясе висел кузнечный молот, значит, Корлех. Третий завернулся в рыбацкую сеть, наверное, Миринн. Четвертый ходил с копьем — Хунор. Пятый всё бренчал на арфе, поди, Свальди. Хвала богам, никто не попытался примерить на себя Скирира, иначе бы я не сдержался. Каждому я предложил сразиться, но они почему-то отказались.
Вообще пир был довольно скучен. Прежде я, может быть, и повеселился, глядя на плясуний, но после череды зимних гуляний, где каждый знатный фагр старался превзойти остальных, Брутусово празднество смотрелось уныло. Не хватало чего-то диковинного, чудного, за что можно зацепиться, чтоб потом вспоминать.
Да, я наелся вволю, напился, повалял девок, но думы мои всё время возвращались к Жирным. И когда я уже хотел уходить, Лукий вдруг хлопнул в ладоши.
Хальфсен вполголоса пересказал:
— Говорит, что он с братьями приготовил особое зрелище, которого никто не видел прежде, да и вряд ли кто увидит после.
Я лениво зевнул. В брюхе приятно тяжелело и булькало, к тому же Брутссоны где-то умудрились раздобыть хельтова пива, настоящего, с Северных островов. Нам досталось всего по кружке, зато хмель сумел пробиться даже через мои руны и чуток задурманил голову. Я уже и позабыл, как это бывает.
— Для этого он приглашает всех пройти на арену, которую построили для этого празднества.
Брутусова арена была устроена на манер гульборгской: глубокая вытянутая яма с железной решеткой по верху, а вокруг расставлены скамьи, здесь — всего лишь в один ряд. Вряд ли тут озаботились подземными ходами, скорее всего, тварей и бойцов держали в закрытой пристройке у северной части арены.
И что эти Брутссоны собирались показать эдакого? Особенно после игры в честь Набианора? Кровь? Тварей? Скачки? Да не, тут две колесницы бок о бок не проедут. Может, голых девок заставят друг друга мутузить?
— Они выкупили десять лучших бойцов Арены с правом на смерть, — сказал Хальфсен.
Я пожал плечами. И что? На играх было много смертей.
Для начала Брутссоны выпустили троих бойцов. Беловолосый, похожий на норда, держал щит и боевой молот. Чернокожий, разрисованный белыми узорами, перекидывал из руки в руку секиру. Кудрявый, явно фагр, уверенно крутанул тяжелое копье. И все они были на девятой руне.
Что ж, зрелище будет не столь скучным, как я думал. Скорее всего, сейчас у этих бойцов будет возможность стать хельтами, а значит, свободными. И раз бои проходят не на большой Арене, а на личной, значит, Брутссоны хотят позвать этих воинов к себе.
Со скрипом поднялась решетка, и на арену выскочили три твари, все — на двенадцатой руне. Причем знакомые ведь твари, пустынные прыгуны, чья кровь чуть не убила нашего Отчаянного. Я невольно глянул на сыновей Брутуса с удивлением. За такой бой они должны были отдать много золота, не меньше двух сотен илиосов. А ведь там десять бойцов! Скорее всего, и тварей выкуплено столько же.
