об Астериане принимает много форм, — сказал он. — Иногда он проигрывает. В других версиях забирает любовь из мира мертвых. Или их путь продолжается. По многим мирам.
Она была в том коридоре с дверями миров не один раз.
Она склонилась к нему.
— Кто из вас говорит? — сказала она. — Сим Олейр или другой?
Он улыбнулся. Улыбка казалась глупой и грозной одновременно.
— Он хочет убить меня, — сказал он. — Другой. Он хочет, чтобы я умер — и он умер — но не помогать тебе. Так он ненавидит, — он прижал ладонь ко рту. — Он не дает мне говорить, только загадками.
— Астериан, — сказала она, и он кивнул.
Она хотела заговорить о загадке, но ощутила ладонь на своей руке. Женщина, милая, с каштановыми кудрями и голубыми глазами. Она была в милом голубом платье с кружевами. Она чарующе сказала:
— Споете еще? — она склонилась. — Мы будем благодарны, — она опустила взгляд. — Я буду.
Лин вспомнила, что для толпы она была юношей. Она не знала, как они могли верить этому облику, хоть она для этого подстриглась.
Эта женщина желала и песню, и поэта.
«Вот как это все».
Хоть она и знала из воспоминаний Эдриена Летрелла, когда они были вместе с ее. Радость славы и внимания для мужчины была ей знакома.
Дариен рассмеялся бы, будь он тут.
Лин пыталась не улыбаться. Она поклонилась, вскочила на скамью в центре комнаты, плащ развевался вокруг нее. Театральный жест. Все смотрели на нее.
Мысли о Дариене отвлекали ее. Она представила его в углу, глядящего с улыбкой. Он отдал бы этой песне всю свою энергию, а потом с той же энергией занялся бы любовью с женщиной, которая подошла к скамье, покачивая бедрами.
Лин вдохнула и сосредоточилась. Дариена Элдемура тут не было. Она заговорила:
— Этой ночью начинается год, — сказала она. — Ночь танцев. Освободите место.
Ничто из того, что она сделает сегодня, не могло спасти их от грядущего. Но этой силой она могла заставить их отвлечься на время. На ночь.
Ритм снова был ее оружием. В этот раз она из не успокаивала. В этот раз музыка должна была отправить их танцевать. Вместо героя она пела о хитреце, который поднимал город на уши своими шутками и соблазнением. Песня тянулась корнями к древним, хотя многие тут не знали этого. Тэм Риннел, известный повеса, был связан с Тамриром, одним из старших забытых богов трациан. Бог удачи, воров и путешествий. И границ. Но теперь он был в историях, которые вызывали смех у людей.
Лин стучала ногой по скамье и пела. Слова вылетали быстро. Ногти плясали по струнам. Кто-то в толпе узнал мелодию и присоединился, другие хватали пару или становились в круг и начинали танцевать. Ритм усиливал топот сапог, пол дрожал.
Будь тут Дариен Элдемур, он одобрил бы. В нем было что-то от Тамрира.
Они пересекли границы вместе. Конечно. Она была между жизнью и смертью, в этом мире и Ином. Чары Дариена сделали это с ней. И эффект той ночи повлиял на все, как сейчас музыка влияла на толпу. От Тамриллина в Захру, из логова Танцующих с огнем в сам Танец.
Она могла петь, даже вспомнив глаза Захира, когда он рассказал ей все в комнате с видом на двор. Часть него просила ее и тогда одолеть его. Он устал от того, что его заставляли делать верность и любовь. Он устал. Хотел, чтобы она узнала. Она думала, что не хотела знать.
Смерть всегда была с ней, это она знала.
Астериан. Ключи к смерти.
Вспомнив слова Сима Олейра, она ощутила его взгляд. Когда он смотрел на нее так, она ощущала ужасную ответственность. Он был юношей, но выглядел так, словно устал жить.
Песня закончилась. Она завершила ее с размахом и поклоном. Люди захлопали, стали требовать еще. Она улыбнулась и приняла чашку воды для пересохшего горла. Она смотрела на толпу, но не видела девушку. Она искала того, кого знала, хотя это было невозможно. Она всегда искала тех, кто был ей важен, когда их уже не было.
Голос Сима снова был в ее голове, он смотрел на нее. «Астериан».
Захир Алкавар делал все из-за любви. Любви к семье, к разрушенному городу. Он хотел пойти с ней в Преисподнюю, ее связь с тем местом была сильна. Сильна с тех пор, как Дариен Элдемур сделал то, что седлал, и теперь…
Она отдала пустую чашку кому-то в толпе. Сразу начала следующую песню. Еще одну для танца, близилась полночь. Топот и вопли сотрясали половицы. Она отправит их в Новый год радостными.
Ее кровь стала теплой, как не было в ночи до этого. Согревала пальцы, лицо и шею. Она представила, как расталкивает толпу, закончив песню, и видит Валанира Окуна у стены. Узнает, что он был там, живой, наблюдал за ней. За ее песней. А потом сказал бы ей, что сделал бы иначе, стал бы критиковать ее выступление. Но не этой ночью. Этой ночью она увела бы его наверх, и они забыли бы обо всем.
Она посмотрела в глаза Сима. Только он молчал и стоял среди танцев.
«Думаю, я понимаю», — подумала она, словно передавала сообщение ему.
В полночь она допела, и ей дали чашку. Она пила, напиток оказался сладким и крепким.
Это была жизнь. Эта комната, люди, танец. Ветер свистел за окном. Жизнь была местом, мигом. Среди других мест и мгновений. Нужно было пересечь границу и уйти.
Она поклонилась в последний раз, спрыгнула со скамьи, и ее окружили восхищённые люди. Кто-то хотел поцеловать ее ладонь, другие — пожать. Она слабо улыбалась, ей это нравилось, но она понимала, что все еще была в стороне от них.
Девушка тоже была там, смотрела с надеждой. Это было как стрела. Лин Амаристот никогда не была такой девушкой, такой милой, но тоже надеялась. Быть как можно ближе к музыке, быть ближе к поэту. Потом она поняла, что это так не работало, что такая близость была как со всеми, а музыка существовала не в таких моментах. Не зависела от человека.
Она прошептала девушке на ухо:
— Ты милая. Боюсь, мне нужно идти. Но я буду думать о тебе.
Разочарование смешалось в ее голубых глазах с внезапным светом, и Лин с трудом могла это выдержать. Жизнь была и в тех глазах. Не только в танце и песне. Конечно, Дариен знал и это.
Лин осознала, пока пела на Новый год этим людям в зимнюю ночь.
