— Иди, — сказал он. — Примирись с собой. И никогда больше не впутывай имя госпожи Десдайо в свои споры.
Тико резко развернулся, в руку скользнул нож. За его спиной стоял Якопо.
— Не надо, — сказал Якопо.
Тико не мог отрицать, что соблазн велик. Его соперник стоит у окна комнаты на втором этаже, в приходе, куда не рискует заходить Ночная стража. Кто узнает? Ну, для начала — Атило, если его слугу найдут в грязи перед домом, принадлежащим Ассасини.
— Я могу сослаться на несчастный случай.
Тико даже не осознавал, что произнес фразу вслух, пока не увидел глаза Якопо. Парень покосился вниз, на грязный переулок.
— У меня твои приказы.
— Я ждал Томазо.
— Меня попросил Атило. Он надеется, мы подружимся, — шрам на лице Якопо и кривая улыбка свидетельствовали: это будет непросто. Однако имени хозяина хватило. Тико поманил Якопо в комнату.
— Что он сказал тебе? — спросил Якопо.
— Ничего.
Конечно, так и задумано. Получить приказы и повиноваться без промедления. Никто не знал, когда и от кого они поступят. Он должен ожидать здесь, пока не будет указано иное. Сейчас я все услышу, предположил Тико.
— Отыщи «Золотого коня» за Сан-Симеон Пикколо…
Придется пересечь канал у самого устья.
— …купи кувшин вина и настаивай на бароло, — Якопо разложил на столе кучками два золотых дуката, три серебряных гроссо и пять торнселло. Аккуратно поправил монеты.
— Иль Манифико умер много лет назад, — заметил Тико. — Но эти дукаты новенькие.
— Дукаты с Манифико чеканят до сих пор. Мавры и мамлюки отказываются принимать другие. И византийцы дают за них больше, чем за собственные безанты.
— Почему?
— Они чище, — ответил Якопо. — Император, если захочет, может чеканить более дешевые монеты. Венеция не может, плохо скажется на торговле.
— А сколько стоит кувшин бароло?
— Торнселло. Максимум полтора.
Тико кивнул, сгреб монеты со стола и ссыпал их в кожаный мешочек на поясе.
— Позволь, я помогу, — Якопо достал из сапога кусочек меха, засунул его в кошелек Тико и затянул завязки. — Не будут звенеть. Моя собственная уловка.
Тико кивнул.
— Я сейчас уйду, — сказал Якопо. — Тебе нужно подготовиться. Но сперва я хотел бы выпить немного пива.
Он взял кувшин и принялся наполнять толстый стакан. Внезапно стакан выскользнул из руки и упал на пол, но не разбился.
— Проклятье, — сказал Якопо. — Прости.
— Неважно. Стакан не разбился.
— Меня беспокоит не это, — Якопо достал рваный кусок бархата и отер пиво с сапога Тико. — Вот так лучше, — сказал он.
«Золотой конь» располагался к югу от северного устья Большого канала. Резьба над дверью таверны, втиснувшейся между узкими домами, больше напоминала осла. Дешевая позолота во многих местах облезла. Сохранившиеся фрагменты по цвету походили на прогорклый жир. Тико не удивился, когда мужчина, который мочился у стены таверны, обозвал ее «Дряхлым мулом». Воняло от мужчины, таверны и от всей улицы. По соседству с кожевенными цехами всегда воняло.
Из всего города только нагребщики дерьма и мальчишки с кожевенных цехов мылись каждый день. Конечно, состоятельные граждане составляли исключение, но для них купание — один из символов власти. Разница заключалась в том, что богачи купались в своих домах, сидя на больших губках, а их ванны для сохранения тепла укутывали в особые палатки. А нагребщики и мальчишки-кожевенники купались в каналах, замерзших зимой и протухших летом. У каналов было только одно достоинство — они воняли не так сильно.
Мужчина, который вышел из «Дряхлого мула», работал на лодке, перевозившей дерьмо. Судя по запаху, он решил выпить раз-другой, а уж потом повстречаться с водой канала.
— Эй, ты на что уставился?
Тико, не обращая на него внимания, вошел внутрь. На нем был черный кожаный плащ с поднятым воротником. Черный дублет, черные рейтузы и гульфик, черные сапоги. Возможно, из-за этого посетители провожали юношу взглядами, когда он пробирался между столов. Многие поднимали глаза, но большинство сразу отворачивались. Обычная реакция человека, когда кто-то проходит мимо.
Немногие продолжали разглядывать Тико.
Он мог посмотреть на них или отвернуться. Вызов или отступление. Тико отвел взгляд, услышал чье-то фырканье и посмотрел насмешнику прямо в глаза. Мужчина растерялся. Тико отодвинул его плечом и заметил столик у задней стены. За ним сидел одноглазый отставной солдат с тяжелым стаканом в руке.
— Место свободно?
Мужчина сплюнул на пол.
— А как ты думаешь?
Тико сел и улыбнулся нахмурившемуся солдату. Секунду спустя солдат вновь принялся разглядывать свой стакан. К Тико подошла женщина, готовая принять заказ. Словенка, большая и грудастая. У венецианки собранные волосы говорили о замужестве. А кто разберется в этих словенцах? Разумеется, кроме другого словенца.
— Ну? — спросила она.
— Бароло.
Она нахмурилась:
— Красное, белое, крепкое пиво, слабое пиво. Хочешь чего другого, ступай в другое место.
— Бароло.
Солдат рассмеялся.
— Ваше красное — дерьмо. Белое еще хуже. А за пиво вы сами должны приплачивать. Скажи Марко, пусть даст ему кувшин стоящего вина.
Женщина слишком резко поставила кувшин на стол. Ее груди колыхнулись, а часть вина выплеснулась. Тико провел пальцем по лужице и облизал его. Когда юноша поднял глаза, женщина покраснела. Он достал полтора торнселло и наблюдал, как женщина умчалась с добычей. У стойки она оглянулась и исчезла.
— Жаль, что тебе не доведется узнать тайны, скрытые под этой блузкой…
Солдат толкнул сложенную записку вокруг свежей винной лужи и поинтересовался:
— Читать умеешь?
— Немного, — ответил Тико.
— Значит, всяко больше, чем я.
Вдоль фондаменто делле Тетте красовалась выставка голых грудей и нарумяненных сосков, от которых канал борделей и получил свое название. Полторы сотни пар и практически бесконечный выбор форм, от едва заметных до уже обвисших. Район принадлежал патриарху. Церковь сочла, что если шлюхи будут дешевыми, доступными и многочисленными, это сократит случаи содомии, по крайней мере, среди мужчин.
— Эй, ты какой-то скучный.
Полуголая девчонка в таверне, полной моряков и солдат в увольнении, сердито посмотрела на Тико; юноша, не споря, пожал плечами.
— Я стою недорого, — заявила она, — и очень неплоха.
Можно понять, почему она гордится вторым. Но гордиться здесь первым довольно странно. Может, он просто ее не понял.
