Стратор сплюнул:
— Хорошо, северянин. Только почему ты выбрал Ликоса главным над нами? Он пришел к Брутусу последним, он не так силен и умен. Мы сами выберем над собой главного!
Если бы не ожидание Рыси и других ульверов, я б уже прервал этот разговор.
— Хундр главный, потому что я так сказал.
Впервые на «Соколе» было столь людно. Теперь мы сможем плыть в два раза быстрее, грести по очереди. И Вепрь молодец, заранее приготовил много вёсел под хельтов. Хотя сейчас я подумал, что нужен второй корабль. И ведь он у нас есть, только стоит на Северных островах.
Как я и предполагал, ульверы из Гульборга вместе с клетусовцами добрались до нас еще до полудня. Только они шли не налегке, а нагруженными по самые уши. За ними плелся измученный, но довольный Лавр. А еще Милий, Болли и Трехрукий Стейн. Этих троих я никак не ожидал увидеть.
— Что это? — спросил я у Рыси.
— Это? — улыбнулся он. — Долг Жирных. Тут, конечно, меньше, чем оговорено, но я забрал всё подчистую: все монеты, все браслеты и кольца, одежду Дагны и Хотевита, утварь. Взял бы и рабов со скотом, но они слишком медленные.
— И Жирные отдали миром?
— Ну а куда они против этих? — Леофсун покосился на клетусовцев.
Я одобрительно кивнул Дометию и втянул его людей в стаю.
Новые волки и новые дары вошли в меня, и это ощущение обдало таким жаром, словно меня коснулась благодать богов. Старая боль, что неизменно свербела где-то позади, притихла. А у меня будто крылья выросли, будто я поднялся на высокую гору и увидел окрестности шире и ярче, чем обычно. Аж в груди защемило.
— … вспомнил, что они хотели по весне с нами вернуться, вот и сбегал за ними, — продолжал говорить Рысь. — А Милий с вечера сидел у нас, тоже захотел уйти со своим господином.
— Что ж ты весь Гульборг с собой не прихватил? — проворчал Свистун.
Отчаянный с отчаянным лицом шагнул ко мне:
— Кай, ты нарочно меня не взял? Руны пожалел? Вон сколько до десятой руны поднялось, а я все еще на седьмой! Нет, скажи, знал, что тут будет бой или нет?
Я спиной почуял, как напряглись брутусовцы. Неужто они решили, что я наказываю хирдманов за любое слово против меня?
Со смехом я хлопнул Лундвара по плечу:
— Если б знал, тебя бы точно прихватил! Не бузи, боев достанет и на твою долю. Видишь, какое у нас пополнение! И не все согласны меня слушать. Так что следи за ними. Думается, что они еще повеселят нас.
— Тогда зачем их брать? — удивился Отчаянный.
Так или иначе этот вопрос волновал многих ульверов, особенно тех, кто не был на пиру, потому я решил ответить сразу всем:
— Я убил их хозяев, и по законам Годрланда их казнят за трусость и предательство. Я предложил им войти в мой хирд или доплыть в Альфарики. Пока они послушны, пусть идут с нами. Но если кто начнет подговаривать против меня или поднимет руку на кого-то из нас, его можно убить.
Пока ульверы думали, куда втиснуть добро Жирных, я подошел к Рыси и тихо сказал:
— Не подавай вида, что хорошо знаешь фагрский, и руны припрячь.
Леофсун понятливо кивнул. Он с самого пира скрывал свою силу да и сейчас не собирался ее показывать.
После присоединения к хирду клетусовцев и двух знаменитых хельтов Стратор поувял и заткнулся. Одним из последних швырнул наземь ножны с мечом и шагнул было на борт «Сокола», но я преградил ему дорогу.
Фагр растерялся:
— Я же согласился пойти под твою руку. Бросил меч. Согласен и на Безднов север!
Выслушав пересказ Милия, я покачал головой:
— Ты подстрекал людей захватить мой корабль и забрать мою добычу. Сейчас согласен, а завтра нападешь со спины. Я уже видел предателей, и ты явно таков.
Сначала я хотел отрезать ему язык, чтобы он не побежал в Гульборг и не рассказал о нас прежде времени. Но что, если он знает грамоту? Нет, я не мог так рисковать. Не своим кораблем и не своими людьми.
Впрочем, я не был зол. Проще убить одного крикуна, чтобы остальные даже не помышляли ни о чем подобном. И раз фагры не признают внезапного нападения, пусть это будет честный бой.
— Меч! Возьми, — сказал я на фагрском, указывая на брошенное Стратором оружие.
Тот оскалил зубы:
— Наконец пляски закончились.
Не сводя с меня глаз, он наклонился, медленно поднял пояс с ножнами, затянул его, поправил. Резко выдернув короткий меч, Стратор прыгнул на меня. Я легко уклонился. Тогда фагр остановился, выдохнул и взял меч иначе. Я уже видел такой хват — у Клетуса. Только недаром же я последний месяц сражался с Дометием.
За моей спиной послышались смешки и шепот.
Укол. Я снова чуть повернулся, пропустив меч мимо. Стратор взрыкнул и перешел на колющие удары, рассыпая их налево и направо, не тратя время на замахи. Я же крутился возле лезвия, так и не вытащив топор. Ловкость и сила клетусовцев, верный глаз их же лучника да опыт сражений с Дометием придавали мне небывалую уверенность. Это и еще стая. Казалось, я могу закрыть глаза и всё равно не получу ни единой раны. А если и получу, то есть еще дары Отчаянного и Дударя.
— Да бейся же ты! — прорычал Стратор, как я когда-то Клетусу.
— Милий, спроси, не будет ли теперь мое нападение подлым? Готов ли он к сражению?
С «Сокола» раздался смех, стоило только вольноотпущеннику пересказать мои слова.
— Бей!
Топорик сам прыгнул мне в руку. Взмах — отбил меч в сторону, разворот — шип на обухе топора пробил Стратору висок.
Я вытер оружие о его рубаху, выпрямился, тут-то меня и догнала новая руна…
* * *
Мы гребли без роздыху, пока не оставили узкий пролив далеко за спиной. Я отвел «Сокола» подальше от берегов, где густо сновали как торговые, так и боевые корабли, а потом еще день мы искали устье нужной реки.
Я чувствовал нетерпение ульверов, что получили десятую руну, но всё откладывал и откладывал, пока не наткнулся на небольшой приток. Только уйдя на день пути от главного русла, я остановил корабль.
Ульверы быстро собрали небольшой домишко из четырех стен и крыши, сложенной попросту из бревен. Эта хоромина не укроет ни от дождя, ни от снега, ни от ветра, но для моих нужд сгодится. Мне не хотелось оставлять хирд, не хотелось усыплять дар, особенно когда не доверял доброй половине воинов, но присутствие Болли Толстяка и Трехрукого Стейна успокаивало. Уж им достанет и силы, и чести, чтобы защитить моих волков.
Первым я позвал Дударя. Потом Вепря. Эгиль Кот, Простодушный, двое бойцов с арены.
Всякий переход длился не меньше целого дня, и потом ночь я просиживал возле хирдмана, чтобы убедиться в его здравии и разумности. Короткий сон — и по новой.
Это было нелегко. У каждого переход проходил по-своему. Дударь в какой-то момент начал покрываться язвами, его лицо обсыпало волдырями размером с голубиное яйцо, и я решил, что он превращается в тварь, даже взял топор в руки, но выжидал, пока Бьярне нападет первым. Когда он вовсе утратил человеческий облик, лишь его голубые глаза удержали меня от удара. А потом волдыри разом лопнули, источая вонь и гной, а из-под них показалась чистая гладкая кожа. Дударь враз помолодел, словно змея, скинувшая старую кожу.
Вепрь не бесновался. Он ел твариное сердце так, будто грыз яблоко, не морщась и не кривя лицо. Я ждал чего-то такого… ну, снова язвы, или там зубы, или хотя бы бешенство и попытку меня убить. Но вот сердце закончилось, Вепрь глянул на меня, протянул руку:
— Еще!
Ульверам я решил отдать самые лучшие сердца — от огненного червя, и у меня был запас, но что-то всё же показалось странным, потому я не спешил вытаскивать второе.
— Ещё! — взревел всегда спокойный Вепрь. — Ещё!
Вскочил, начал срывать кору со стен, ломать и пихать себе в рот. Судя по всему, его терзал мучительный голод. Десятирунные, конечно, могут пережить многое, в том числе и грубую кору в своем животе, но я всё же схватил Вепря и держал, пока он не уснул. Отделался всего лишь синяками да отгрызенным куском кожи на плече.
