Эпопея эпохи легенд - Никита Кокарев

в огромные клубки. Многие срослись между собой, двух и трёхголовые полозы грозно шипели друг на друга. Один из таких подполз к Михаилу и начал поворачивать туловище, медленно поднимаясь.

Неподалёку раздался мученический стон. Всеволод открыл глаза, ещё не понимая, где оказался.

— Гой ес — с — си, добры молодцы, — вдруг произнёс трехглавый полоз, — Аз ес-с-смь Змок. На царс-с-ствие здес-сь пос-с-сажен. Чьи будете?

«Это точно не перемещение во времени» — подумалось Михаилу. Превозмогая ужас перед говорящей змеёй, мужчина произнёс:

— Аз есмь муж книжен, Михаил, ижей мимогрящет стезёю долгою… За дивами чудными!

Он сам не понял, каким образом изо рта вырвались древнерусские слова. Поистине, страх творит чудеса!

— За дивами, молвиш-шь? Что ж, овамо сосна рас-стёт зело великая, да в ней берова глава покоится. Добудь мне главу сию, узриш-ш-шь тако диво что покой навек потеряешь!

Тут одна из голов Змока повернулась к Всеволоду.

— А сие кто?

— Аз есмь Всеволод, смерд зазнобоградский! Иску серебра, злата, да яхонтов огненных!

Змок прополз по коридору, взгромоздился на трон, выполненный в виде змеиного клубка, обвившего светящийся изумруд и начал меняться — средняя голова росла и видоизменялась, приобретая человеческие черты, мускулы натягивали чешуйчастую кожу на груди, из боков вырастали покрытые чешуёй когтистые лапы. Ниже пояса тело осталось полностью змеиным. Закончив превращение, Змок произнёс:

— С-с-смерд, значит? Отправляйся, с — смерд Вс — с — севолод, в месте с сим Михаилом за главою беровой, да добудь её мне! А сие Михаилу в дар, чтоб с-с-схож был с людом прос-с-стым!

Змеи по приказу своего повелителя принесли из отходившего в сторону от зала тёмного тоннеля зелёную косоворотку, расшитую чешуйчатыми узорами, сафьяновые сапоги, зелёные порты и кушак, выполненный в виде кусающей себя за хвост серебряной змеи.

— С-с-ступайте с миром! — напутствовал Змок, — Ежели соблазните меня, не сносить вам головы!

Крупный змей помог выбраться путникам из-под земли, подсадив их. Впереди ждало очень опасное задание.

За всё время странствования, Михаил ещё не видел нового знакомого таким испуганным — Всеволода бил колотун, он дрожал как осиновый лист, а на вопрос что случилось, твердил, что не стоило им со змеем связываться, ибо обрекает их гад хитрый на верную погибель.

— Ты чего боишься? — попытался, как мог, утешить его Михаил, — Бер — это же медв… я имею в виду, крупный зверь, тяжёлый, как он по такой грязи и змеиным норам сюда проберётся?

Учёный вовремя осёкся, вспомнив, что вряд ли здесь знают, что такое «медведь» — слово пришло значительно позже, но вот, почему, вспомнить никак не удавалось.

— Не произноси его имени! Он услышит и придёт!

— Не произносить слово «бер»? — поинтересовался Крестоплавский, — Прошу прощения, а как тогда назвать бурое, на четырёх лапах, косматое существо?

— Да, не произносить, уж лучше, «ком»! Там, откуда ты пришёл, кому первый блин на Комоедицу отдают? Вот так и называй его!

Михаил призадумался. Про блины он слышал только, что они бывают комом, то есть, первый блин никогда обычно не получался красивым, пышущим жаром и похожим на солнце, скорее его легко можно было спутать с непропечённым комком, вот отсюда и название. Про то, что первый блин в старину полагалось отдавать комам, то есть, медведям, он не слышал!

Но, как очень скоро выяснилось, назови бурого лесного обитателя хоть «комом», хоть «бером», хоть непривычным для этих краёв «медведем», мало что поменяется. Если уж уготована судьбой с ним встреча, зверь обязательно придёт.

Змок хитрым был царём. Отправив гостей своих за головой бера, знал он, насколько опасен будет их путь. Змеи, жившие в топях, без устали следили за тем, чтобы добытчики не свернули с пути. Помнил царь змей, с чего начиналась его охота до редкостей различных…

Много лет назад, там, где теперь Бурунные топи бурлили, стояла деревня, и жили в ней искусные змееловы. Самым старым, а посему и опытным среди них слыл поджарый да высокий Нелюб. Однажды прознал он, что по деревне змей опасный ползает, скот ядом травит, да кровь тёплую пьёт из ещё живых тел. Решился тогда змеелов старый изловить эту напасть. Взял он короб из коры крепкой, съестного в дорогу и пошёл к реке, что за деревней начиналась. Поговаривал народ, что там, на реке этой, звавшейся Горень-рекою, логово змеиное было, откуда гад кровососущий приползал.

На берег Горень-реки постепенно опускались вечерние сумерки. Тихо, так что ни одна травинка не шелохнулась, вышел змеелов Нелюб на излучину. Увидал он тогда, что берега уже кишели змеями, от мала до велика. Схватил старец посох, орлиной головой увенчанный, что сам вырезал из ствола ели смолистой, да и наловил гадов полон короб. Шипели они, видно, проклятия ему посылая, и вот, среди высокой травы приметил Нелюб маленькую зелёную, почти неприметную, змейку. Опёрся он на посох, наклонился, чтобы лучше её рассмотреть, а змея вдруг промолвила человечьим голосом:

— Не губи меня, старец, я — простой гад речной, умысла дурного не имею. Ежели пощадишь меня, поведаю тебе об острове далёком, комом обойдённом, кречетом окружённый, надёжной силою из моря-океана поднятом. Отправляйся туда, и найдёшь ты то, чего жаждет твоя душа. Там деревья железные самоцветами алыми сочатся, золото с дубов-великанов спадает звонкое, по лугам бескрайним кони быстроногие скачут, а в теремах, что крепче камня любого, девки красные дожидаются. Дойди туда, и всё это твоим навеки будет, да только знай, что остров этот непростой — ведёт к нему дорога, как волос тонкая, как лезвие, острая, пойдёшь неспешно — она ноги твои до кости рассечёт, пойдёшь быстро — унесёт тебя океан бурный, отобедает рыба-кит, да и выплюнет остов твой в волну пенную.

Прислушался Нелюб, да и смекнул, что драгоценностей, которые на далёком острове покоятся, хватит, чтобы безбедно жить-поживать много лет. Снарядился он тогда в долгий путь. Шёл змеелов много лун, питался дикими травами да зверем лесным, пока не дошёл до берега синего моря. Вдруг видит — а на водной глади дорожка мерцает, тонкая, как волосок. Ступил тогда на неё Нелюб, и правда — удержала его воды морские, не дали пойти на дно! Вспомнил он наказ змеев, чтобы не медлил он, да и быстро не ступал, а ноги уж жжёт тропа тонкая, всё глубже в лапти врезается!

Долгой тропа через море-океан оказалась. Волны гневались, набрасываясь на Нелюба, точно чёрные люты. Алая тягучая кровь падала в воду, но старец продолжал идти, пока не оказался на большом острове. Там его встретили