Трудно передать, что она чувствовала первое время. Происходящее было настолько неправдоподобным, что эта неестественность уже как бы не ощущалась: так бывает во сне, когда ум брошен в водоворот фантастических видений и уже не отмечает общей странности происходящего, только какие‑то детали.
Прошла неделя жизни Гермионы Грэйнджер в поместье, и за это время призма, через которую она смотрела на мир, призма, созданная идеологами другой стороны, начала давать трещину.
Гермиона, узнав в тесном общении многих своих врагов, смогла составить о них новое, личное мнение. Не суждение мира, не взгляд Гарри или Рона, а нечто собственное. Хоть и основанное лишь на том, что ей давали увидеть.
И эта точка зрения теперь пугала, потому что зачастую оказывалась зеркальным отражением её былых взглядов. Почти всегда.
Когда на следующий день после первого разговора с Волдемортом Гермиона проснулась в своей новой спальне, её разум был чист и ясен. Хотя, разумеется, девушка погрузилась в сон не совсем естественным путем. Она не смогла бы заснуть в ту ночь без помощи магии. Но, пробудившись, Гермиона четко и ясно помнила всё, что с ней произошло. И прекрасно осознавала, что это — реальность. Как будто ей всё известно уже очень давно, как будто она знала всегда эту странную правду.
В то утро Гермиона пробудилась, но долго лежала с закрытыми глазами. Раскрыв их, необходимо было принять какое‑то решение.
После вчерашнего она не боялась спать в этом доме, она скорее боялась в нем бодрствовать. Что будет дальше? Вероятнее всего, всё, сказанное ей, — правда. И что? Что теперь? Нужно было принимать решение, самое важное решение в её жизни. Но ведь можно просто осмотреться… Что‑то узнать… Это неплохой опыт, он не повредит ей.
Она могла бы помочь своим друзьям и Ордену Феникса. Вчера Волдеморт показал себя таким, каким его не знал никто… И эти сведения, её воспоминания об этом разговоре — они совершенно бесценны в надвигающейся войне. Если ей удастся выбраться на волю, — а, вероятно, Волдеморт не станет просто так убивать свою дочь, — у её друзей появится огромное преимущество. Она могла бы стать тем самым, столь необходимым сейчас Ордену Феникса шпионом, и пусть она лишь ребенок — но попытаться использовать этот данный судьбой шанс она просто обязана. Тем более что жить теперь, как раньше, она всё равно не смогла бы…
Открыв глаза в свое первое утро в этом доме, Гермиона вздрогнула. На краю её широкой кровати сидела, облокотившись на дубовую панель, сама Беллатриса Лестрейндж. На секунду девушкой овладела паника. Она быстро села, судорожно обегая взглядом тумбочки и постель. Губы миссис Лестрейндж искривила усмешка, и она протянула Гермионе палочку из виноградной лозы.
— Доброе утро. — Голос Беллатрисы был высоким и самоуверенно–снисходительным, в нем чувствовались высокомерие и легкий оттенок чего‑то пугающего. А сейчас в тоне женщины сквозило еще и любопытство. Она окинула Гермиону пристальным взглядом, чуть прищурив глаза. — Приятно познакомиться с тобой, Кадмина. Как бы странно ни было всё это concours de circonstances miraculeux[1].
— Мы уже знакомы, миссис Лестрейндж. — С волшебной палочкой к Гермионе вернулось что‑то похожее на самообладание, и внезапное отвращение к этой женщине выпустило наружу резкие слова: — Мы с вами встречались в Министерстве магии прошлым летом. Вы со своими соратниками, помнится, пытались меня убить.
— И, поверь, ma chérie[2], если бы я и милорд не знали, кто ты — наша встреча таки оказалась бы фатальной, и не только для тебя, — усмехнулась её странная собеседница. — Не нужно злиться. И не будем о грустном. Знаешь, в юности я звала твою бабушку «maman», а не «миссис Блэк». Впрочем, я всё понимаю. Не переживай, думаю, мы с тобой найдем общий язык. Со временем. А пока я понимаю и то, что ты сейчас хочешь побыть одна. Тебе приготовили ванну, — она кивнула на приоткрытую дверь, — и я оставлю тебя сейчас так надолго, как тебе будет угодно. Но, прежде чем я уйду, хочу дать тебе совет. Используй по достоинству шанс, подаренный судьбой. Он уникален. — Беллатриса поднялась. — Мы ещё поговорим с тобой позже.
Она пошла к двери в коридор и уже почти покинула комнату, когда Гермиона тоже встала с постели.
— Je vous remercie, Maman, — громко, и с чем‑то похожим на вызов, сказала девушка, — à se revoir[3].
— Charmant, ma chérie, — усмехнулась Беллатриса, уже не скрывая любопытства. — Plein de promesses[4]! — И закрыла за собой дверь.
Миллиард мыслей роился в голове Гермионы в ванной комнате. Сбивчивых, противоречивых. Начиналась какая‑то сложная игра, но она не могла понять, какое место занимает в ней. Нужно быть внимательной. Узнать и запомнить как можно больше того, что могло бы помочь в дальнейшем.
Гермиона боялась думать о том, как примут невероятную новость её друзья. Особенно Гарри и Рон. Не перестанут ли они доверять ей, если узнают… Девушка водила пальцами по воде. Слишком невероятно.
Странно, но эта ужасающая, невообразимая истина, почему‑то совсем не пугала Гермиону сегодня. Если она действительно дочь Темного Лорда, — а в это девушка поверила как‑то сразу, руководствуясь всем происходящим (никто не стал бы так носиться с грязнокровкой, да и ни с кем вообще не стали бы так носиться), — у неё появляется масса самых широких возможностей. И ещё у неё появляется шанс выбраться отсюда живой. Это грело душу.
И возможность попытаться понять. Гермионе было интересно, давно интересно, как живут, чем отличаются от остальных эти люди — люди, способные хладнокровно убить, люди, держащие весь магический мир в страхе. Всё, что они делали, всё, чем они жили, — не укладывалось в голове. И возможность постигнуть их психологию дорогого стоила.
Ведь то, что говорил вчера вечером Волдеморт… В чем‑то он действительно прав. Извращенно, по–своему, но прав. А если он будет слушать и её мнение… Не удастся ли ей в чем‑то переубедить своего отца?
Гермиона рассмеялась и окунула лицо в воду. Такой бредовой мысли она от себя не ждала.
Но мысль упорно возвращалась.
И Гермиона решила попробовать, наивно полагая тем утром, что это она способна переубедить в чем‑либо Темного Лорда. А на деле он сам так быстро и столь во многом смог разуверить её…
Убеждать Лорд Волдеморт умел. С самого детства.
* * *
Беллатриса Лестрейндж. Любовница Темного Лорда. Неистовая и преданная Пожирательница Смерти. Жестокая, фанатичная, огненная; безжалостная и страшная… Уже через несколько дней Гермиона поняла. В этой женщине неизменно присутствовало ещё и что‑то поистине величественное, царственное.
Гермиона никогда раньше не смотрела на неё с подобной стороны. Её настоящая мать выросла в чопорной семье чистокровных волшебников и сама была таковой. В школе, в обществе, замужем за Родольфусом Лестрейнджем — каждую минуту своей жизни она была достойной представительницей двух, а затем и трех древних, уважаемых фамилий. И вдруг просто влюбилась — в того, кто сделал её мир красочным, кто дал ей силу и власть, кто дал ей право быть выше других только потому, что на её предплечье пестрела эмблема зла и силы, эмблема преданности. И надо сказать, что этой преданности у нее было предостаточно.
