— Ну вот и петухи запели, — пробормотал Сотник, потягиваясь. — Пора подыматься.
— Какие петухи? — не понял Микишка, обшаривая взглядом свободный от тумана клочок поляны.
— Какие, какие! Болотные! — проворчал Извек.
Его глаза уже выхватили из дымки тёмные силуэты дремлющих коней, скользнули по дуге огня, полыхающей между двух камней, остановились на Алтыне. Тот закатил глаза к небу, прислушивался к странному петуху. Но болотный кочет прекратил прочищать горло так же неожиданно, как и начал. Дарька, дрожа от утренней прохлады, уже уцепилась за слегу и, поёживаясь, направилась к берегу. Издалека донёсся последний невнятный всхлип, но девчонка будто не слышала. Деловито подошла к воде и, перехватив слегу поудобней, двинулась вдоль кромки болота. Шаг за шагом тыкала жердью в воду и, не чувствуя дна, двигалась дальше.
В той стороне, где затихли крики болотников, недалеко от берега булькнул пузырь, затем второй, чуть дальше. Дарька остановилась, помнила, что там и начиналась гать, но вчера под слегой не было ничего, кроме резко уходящего дна. Ведомая каким—то необъяснимым чувством, она выволокла жердь из воды и, затаив дыхание, приблизилась к мыску, напротив которого стягивалось свободное от ряски пятно воды. Микишка проводил её недоумённым взглядом, почесал нос и потянулся к Извековой бадейке.
— Мы ж там ещё вчера всех пиявок распугали.
— Значит не всех, — усмехнулся Сотник. — Ей лучше знать. Поглядим — увидим, чую не зря болотник курлыкал.
Микишка наполнил плошки, жадно припал к той, что побольше, выхлебал в три глотка, губы раздвинулись в блаженной улыбке. Полуприкрытыми глазами следил как Извек не спеша отхлёбывал посвежевшее за ночь вино.
— Кабы не хотеть в баньку, я бы тут ещё остался. Лягушек немеряно, фляга бездонная, компания добрая, чё ещё надо для счастья?
Сотник оглянулся на понурых скакунов, что мученически смотрели большими мутными глазами.
— А про коников забыл? В них, этого добра, больше и под страхом смерти не зальёшь.
— Да? — удивился Микишка. — Они ж вчера пили как лошади, я думал понравилось.
— Так то ж вчера.
От воды донёсся вскрик Дарьки, оба тут же оказались на ногах, морды зверские, рукояти оружия сами прыгнули в руки. Девчонка нетерпеливо махала рукой, едва не подпрыгивала от радости. Микишка плюнул, ткнул шестопёр за пояс, буркнул сварливо:
— Наверно на завтрак самую крупную лягушку зашибла, а вытянуть не может.
— Так пойдём подсобим.
У берега клубилась поднятая муть. Слега Дарьки погружалась в воду на пол—локтя и тыкалась в твёрдое дно. Извек взял жердь из рук девчонки, двинулся вперёд, нащупывая перед собой невидимую дорогу. Под ногами чувствовались камни. Шли под водой неширокой полосой достаточной для одного всадника. Отойдя от острова на полсотни шагов, Сотник вернулся. Взглянул в нетерпеливые лица спутников, улыбнулся.
— Можно уходить. Дорожка неширокая, но твёрдая. Впереди, за дымкой какая—то полоса маячит. Похоже, что старая гать начинается.
— Наверняка! — заверил Микишка. — Кому ж под силу всю дорогу разбирать. Ну шагов сто, ну полтораста, а всю дорогу — никаких сил не хватит. Пошли собираться, да и огонь пора гасить.
Дарька кивнула, поспешила за посохом. Пока мужчины седлали коней, вернулась к костру. Протянула Микишке остывающий оберег, потрогала деревянный набалдашник посоха, отдёрнула руку: потемневшая древесина тоже была горячей.
Микишка подставил руку, к стремени шайтана, одним махом вознёс девчонку в седло, вскинул брови.
— Дарья, ты чего такая невесёлая? Все беды позади, вроде бы.
— Чудно уж больно. — ответила внучка волхва. — Выходит болотники за ночь камней натаскали.
— Они, — кивнул Извек. — Я их ещё вчера на тропе заметил, когда они рогатых топили.
Микишка с открытым ртом слушал их разговор. Глаза округлились.
— Болотники?! А что ж они нас не слопали?
— Понятно что, — пожал плечами Извек. — Так поконом устроено, когда чужак на землю приходит, междоусобицы забываются. Общий враг объединяет. Однако поспешим, а то как бы не передумали. Микиша, ступай за хвостом Ворона, старайся не оступаться, тропа узкая.
Взявшись за слегу, Сотник накинул повод на плечо и осторожно двинулся через топь…
… По притопленной гати тащились долго. Кони, чувствуя близкую бездну, ступали осторожно. После каждого шага замирали, пробуя копытом неровную каменистую тропу. Когда остров начал теряться в дымке, впереди из белой мути выступила уцелевшая дорога. Кони толкали мордами в спины, подгоняли хозяев, торопясь выбраться из рясочного киселя. Выбравшись на твёрдое, едва дождались когда Дружинник с ополченцем заберутся в сёдла, и нетерпеливой рысцой припустили по дороге.
Скоро показался край болот с оторочкой елового бора. Дорога упиралась в берег и, взобравшись на пригорок, скатывалась в жидкий распадок.
Извек остановил Ворона и оглядел волглую лощину. То здесь, то там торчали измученные нелёгкой жизнью корявые кустики. Звон ручейка, струящегося рядом, казался совершенно чуждым в этом безмолвии. Спереди, серую унылость перегораживал непроходимый ельник, сзади расстилался зелёный ковёр бездонных трясин.
— Привал. — непривычно тихо скомандовал Сотник и мягко спрыгнул на траву.
Микишка ссадил Дарьку и, подав ей дедовский посох, слез сам. Извек всё ещё осматриваясь по сторонам, потянул с коня удила. Ворон дрогнул боками, дождался пока снимут узду и устало двинулся к ручью. Когда припал к воде, аж застонал от блаженства.
— А—а, — улыбнулся Извек. — Утреннее похмелье это тебе, брат, не вечерний водопой.
Ворон жадно втягивал воду. Чуть посторонился, когда сзади, подгоняемый вчерашним бодуном, затопотал белоголовый. Напившись, побрели вдоль ручья, набивая брюхо сочной травой.
Микишка стянул рубаху и, оглядев царапины на рёбрах, бросил заскорузлую холстину в ручей. Придавив камнем, оттер мокрой ладонью потемневшие потёки на боку и растянулся на траве. Сотник помедлил, но тоже потянул с себя доспех. Забросив рубаху отмачиваться, занялся костром. Едва пламя захрустело лапником, оставил огонь на попечение Дарьки. Отыскал в суме моток верёвки и принялся сдирать с доспеха и наручей почерневшие брызги.
Через некоторое время, от ручья донеслись мокрые шлепки. Микишка, сложив обе рубахи в жгут, постукивал камнем мокрую материю. Простучав с обеих сторон, споласкивал в ручье и снова долбил, пока от холстины не отошли бурые пятна. Оглядев в очередной раз оставшиеся жёлтые разводы, махнул рукой и принялся отжимать. Заметив благодарный кивок Сотника, пробурчал:
