— Пока и так сойдёт. Всяко лучше чем раньше.
Дарька оглядела себя, но решила отложить стирку до следующего раза, не раздеваться же при мужчинах. Алтын понимающе кивнул.
— Ничего, девонька, на тебе грязи меньше, а скоро и до бани доберёмся, и до стирки человеческой.
Пока костёр и полуденное солнце сушили рубахи, кони наелись и сонно дремали. Извек оглядел свою работу и остался доволен. С удовольствием влез в чистую рубаху, напялил надраенный доспех и, застёгивая наручи, двинулся к коню.
— Просыпайся, друже! Пора выдвигаться…
… Местность постепенно менялась. Исчезла сырость и, среди тёмного ельника, всё чаще попадались лиственные деревья. Скоро они совсем вытеснили колючих собратьев и заблестели трепещущей на ветру зеленью. Дорога свернула вбок и выбежала на прозрачную опушку. Сотник долго вглядывался в горбины далёкого окоёма, принимая глазами отложенные в памяти заметы. Почесав лоб, потупился, обернулся к спутникам.
— Ну, ребята, вроде как расходиться время приспело. Прошлые беды позади, впереди дорога к новым.
Он грустно усмехнулся, заметил как Микишка вдруг растерялся, забегал глазами, не находя слов, зачем—то потёр нос, ухо. В очередной раз подняв глаза на Сотника, тихо спросил:
— И куда теперь?
— Мне туда, — Извек махнул рукой за спину. — Тут уже недалече, денёк—три и доеду.
— М—м–м, — неопределённо протянул Алтын, кивнув. — А когда доделаешь?
— Когда доделаю? А как доделаю, так обратно поеду, токмо другой дорожкой. Подлинней, потише, поспокойней через горки и долины. На обратном пути, коли жив, рисковать да торопиться никчему, да и некуда. Заеду только к одному знакомому за обещанным… и ближе к Киеву подамся.
Микишка в смятении зарылся пальцами в буйные кудри. Позабыв о замершей рядом Дарьке, с отчаянной надеждой глянул на Сотника.
— Слушай, а может меня в Киев возьмёшь, глядишь и в княжьей дружине примут, а?
Сотник улыбнулся.
— Да я сам об этом думал. Такие молодцы нам к пользе. Только… — он глянул на мрачнеющую Дарьку и замялся.
Микишка же наоборот, засиял как новая цареградская монета. Казалось, сейчас соскочит с Шайтана и примется от радости нарезать бегом вокруг Извека.
— Уговорились! — звонко заключил он. Вот только Дарьку отвезу к родне в Городище. Сестра у меня там есть, Калиной кличут. Ведунья. Добрая — сил нет. У неё и пристрою, а сам прямиком к Киеву!
— Гоже! Если доберёшься раньше меня, спроси на княжьем дворе Эрзю, Мокшу или Ра… — Сотник осёкся, вспомнив, что Рагдая не будет, поправился: — Спросишь Эрзю или Мокшу. Любому из этих двоих скажешь, что я прислал. До времени устроят, а там и я объявлюсь.
Микишка скучковал брови, прикрыл веки и медленно, почти по складам, повторил.
— Эрзя и Мокша… Мокша и Эрзя.
Когда снова открыл счастливые очи, Ворон уже стоял рядом, а Сотник протягивал руку. Алтын с готовностью растопорщил пятерню. Хлопнули, стиснули до хруста в пальцах, подержали, глядя друг другу в глаза, разняли. Извек провёл тыльной стороной ладони по щеке нахмуренной девчонки, подмигнул.
— Прощай, Дарья. И не грусти, ты весёлая лучше. Да и не с чего грустить, жизнь впереди долгая и счастливая. Через годок—другой замуж тебя отдадим, а? — Сотник лукаво глянул на Микишку. — Найдём, что ли жениха?
— Угу, — промычал враз посерьёзневший Алтын. — Поищем, коли надо будет.
В глазах Сотника запрыгали смешинки. Заметил, как зарделись Дарькины щёчки, как замерла, будто перепёлка, даже дышать перестала. Благо сидит впереди ополченца — тому не видать.
— Вот и славно, ребятки, значится ещё погуляем на свадебке, а пока…
Он резко развернул Ворона и, не сказав больше ни слова, пустил с места в галоп. Гнал не оглядываясь, приподнявшись над седлом и пригнувшись к чёрной гриве. Две пары глаз следили за удаляющимся всадником, пока тот не превратился в точку с пыльным следом. Наконец и Шайтан, ведомый лёгким движением узды, тихо тронулся с места. Сидящие на его спине молчали. Ветер скоро высушил нечаянные слёзы расставания и они, боясь нарушить хрупкую тишину, мечтали каждый о своём.
Микишка уже топал сапогами по дубовым ступеням киевского детинца, уже сидел за столом княжеского пира, сжимал в руке кубок зелена вина, беседовал в одном ряду с лучшими воями: Эрзёй, Мокшей, Извеком.
Дарька же шла к капищу, рука об руку с суженым. Смотрела с ним в воду и видела рядом со своей отросшей косой буйные кудри…
…Мудрость заключается не в том,
чтобы знать правильные ответы, а в том,
чтобы задавать правильные вопросы.
Витим — Большая Чаша
Неопрятные клочья облаков залетали на самую вершину. Студёный ветер бросал их на сточенный временем каменный зуб и туманные обрывки орошали скалистую площадку промозглой водяной пылью.
Стоящий на продуваемом со всех сторон пятачке, казалось, не замечал ни ветра, ни отяжелевшей от влаги одежды. Он ждал назначенной встречи и был погружён в нескончаемые думы, тяжёлые как скала под ногами.
Внезапная вспышка осветила пряди мокрых волос, вьющихся тёмными беспокойными змейками. Последовавший за вспышкой, грохот тряхнул воздух и скалу, но не того кто на ней стоял. Нехотя, будто выполняя обязательную и нелюбимую работу, повернул голову навстречу приближающемуся свисту, поднял глаза. Вдалеке, из месива туч вылетел огненный шар и ринулся к скале, постепенно замедляя полёт.
Стоящий на ветру рассеянно глянул вокруг себя и неторопливо отшагнул к краю. Из под ноги выскользнула глыба величиной с седло боевого коня и, кувыркаясь, скрылась в кипящих облаках. Однако, наступивший на неё — даже не покачнулся. Задумчиво поглядев на босую ногу, что зависла над бездной, вновь повернулся к огненному колесу и только тогда медленно вернул ступню на каменную твердь. Свечение, тем временем, поутихло и обнажило раскалённый полупрозрачный пузырь с ссутулившимся человеком внутри. Очередной рывок ветра вздёрнул на его пути обрывок тучи, и та, соприкоснувшись с волшебным жаром, мгновенно растаяла.
Приблизившись к скале, огненный шар завис над краем, теряя яркость и вытягиваясь в длинный кокон. От мокрой одежды ожидающего моментально пошёл пар. Высыхающие волосы светлели и сворачивались в золотые кудри.
Не успев остыть окончательно, кокон с треском лопнул и гость мягко спрыгнул на камень. Взгляды встретились. Некоторое время оба молча стояли под резкими порывами ветра, потом шагнули вперёд и стиснули друг друга в крепких объятиях. На миг глаза мыслителя потеплели, но в следующее мгновенье снова потухли, превратившись в два озера печали.
