Он охнул радостно:
— Ворвемся вовнутрь и освободим вас?
— Да, — согласился я. — Это ваша задача. А мы тем временем, разузнав все внутри и подготовившись, ударим изнутри. В спину. Ничего бесчестного, такого врага можно. Если соединим силы, филигоны, возможно, не сумеют поднять эту крепость в воздух с распахнутыми воротами! А если и поднимут, то не слишком высоко… Миль на сто, не выше.
Он вздрогнул, это ж можно и ногу сломать, если выпасть, но воскликнул с чувством:
— Гениальный план! Достойный великого короля!
Я предупредил:
— Только факелы не зажигайте. Пока ворота не будут распахнуты во всю дурь. Иначе их могут не открыть. Двигайтесь скрытно. Хотя для филигонов это не будет скрытно… но вы поняли.
— Точно, — восхитился он. — Гениально!.. А когда ворвемся с факелами в руках, уже в таком огне не смогут отличить левую лапу от правой. Какие там ворота!
— Прекрасно, — сказал я, — дорогой барон, я рассчитываю на вас. От того, как умело проведете этот маневр, зависит судьба всех людей на свете! Заранее благодарю вас.
Он понял правильно, поклонился и, окрыленный, не вышел, а улетел на крыльях доблести и славы.
Бобик вертится, чует всеобщее возбуждение, глаза горят азартом, сейчас помчимся, понесемся, будем ловить бревнышко, жизнь хороша, прячьтесь, кабаны и барсуки, все равно найду.
Я поймал его на полдороге, прижал к груди, он лизнул меня в лицо, я в ответ чмокнул в ледяной нос.
— Остаешься, — сказал я отечески твердо. — Вернусь скоро. Выспаться не успеешь! Жди меня, и я вернусь, только очень жди…
Он обиженно взвизгнул, но я смотрю непреклонно, и он горестно вздохнул, посмотрел с укором. Ну что за места такие, куда меня стыдно брать? Не везде же все ломаю и порчу!
Арбогастр подошел, повернулся боком. Бобик снова взвизгнул, когда я прыгнул в седло, опустил уши и пошел в шатер, такой послушный и жалобный, что у меня дрогнуло сердце.
— Вперед, — сказал я торопливо, — не могу смотреть…
Арбогастр сделал рывок, через минуту мы остановились перед готовым к отправке отрядом.
Я еще раз придирчиво проверил, кто как одет, велел вымазаться землей и вообще грязью, а при встрече с филигонами изображать испуг.
Все в нетерпении поглядывают на закатное солнце. Новые отряды начали выдвигаться к выходу из леса, я с седла и тех оглядел придирчиво, выглядят крестьянами, только десяток при оружии и в кожаных доспехах.
— Годится, — произнес я с сомнением, — может быть, потом из вас бродячую труппу создать? Будем спектакли ставить… Крестьян изобразить сумели, сумеете и принца Гамлета. Да, был такой, Дездемону душил… Сэр Нортон, начинайте движение. До наступления темноты надо успеть расположиться в домах.
Нортон повернулся к отряду.
— В колонну по двое… марш!..
Я понаблюдал некоторое время, арбогастр косит на меня глазом, я сказал со вздохом:
— Давай посмотрим, что там за Тоуды… Выживем — воздвигнем там монумент. В мою честь. А ты что думал? Ладно, и тебе тоже.
Через несколько минут впереди показались приземистые сельские дома, сараи, аккуратно нарезанные огороды, быстро понеслись навстречу.
На околице двое конных поспешно повернули коней в мою сторону.
— Ваше величество!
— Все в порядке, — сообщил я. — Да, вы правы, я мог бы и один, но из присущей мне скромности делюсь славой, так что сейчас прибудет отряд в двести человек. Места готовы?
— Все подготовлено, — сообщил один торопливо. — Надо спешить, ваше величество!
Я покосился на вспыхнувший горизонт, который зажгло коснувшееся его солнце.
— Нам остается только разойтись по домам… А там все и решится.
Солнце опустилось за горизонт, только облака грозно багровеют в темнеющем небе, когда показались скачущие к селу легкие всадники Норберта, а за ними на тяжелых конях рыцари в одеждах простолюдинов.
— Успеваем, — сказал я с облегчением. — Ну, теперь уже все очень скоро. Так или не так.
На околице конный отряд перешел на шаг. Я нетерпеливо махнул рукой, направляя в село, разведчики провели к домам, где лучше всего прикидываться несчастными крестьянами.
В седлах остались только вооруженные и в доспехах, быстро собрали коней с опустевшими седлами. Мои отборные двести человек молча начали расходиться по дворам и пустым домам.
Я в нетерпении оглянулся на тех, кто должен вернуть коней в лагерь, что-то медленные, как черепахи, не вздумали бы дожидаться филигонов, чтобы вступить в бой, наконец собрали всех оставленных коней и удалились с ними на рысях в сторону лагеря.
Я огляделся, возле меня остались Тамплиер, Сигизмунд и Альбрехт. Хорошо хоть Норберт и Боудеррия, которым наверняка хотелось бы остаться тоже, пошли к своим людям, эти считают себя свободными птицами.
— Ладно, — сказал я, — присмотрю за вами. Если кому нужно вытереть носик, плачьте громче. Граф, вам тоже нечего делать?
Альбрехт ответил бодро:
— Как лорд-канцлер, я должен присматривать не за отдельными отрядами, а за всем государством! А вы как-то обронили, что государство — это вы.
— Обронил и обронил, — ответил я сварливо, — пусть лежит, нечего такое поднимать. А раз уж подняли, то могли бы отдать незаметно, не при свидетелях, которых теперь придется казнить.
Сигизмунд в изумлении широко раскрыл невинные глаза, Тамплиер поморщился и грубо ткнул его кулаком в бок.
— Не обращай внимания.
Сигизмунд пролепетал:
— Почему?.. Это же его величество…
— У его величества нет своего шута, — сказал Тамплиер безжалостно, — вот его величество его иногда подменяет. Два в одном! Экономный.
Я сказал Альбрехту со вздохом:
— Видел таких эстетов?.. Я вот нет. Ладно, пойдемте в дом.
В доме темень, что для меня не темень, но они чертыхались, натыкаясь на мебель, Альбрехт ворчал, как можно жить в такой тесноте, что за король в этой стране, почему не проведет реформы и не обеспечит всех жильем, это же так просто, просто надо велеть казнить всех, у кого дома меньше, чем из пяти комнат…
— Тихо, — сказал я строго, — напоминаю для забывчивых, все должны изображать страх. На самом деле страх будет, обещаю! Но важно не строить из себя героев, для этого время придет, гарантирую. Отольются кошке наши мышкины слезки. Это благородная воинская хитрость, поняли? Не от трусости, а от высокой доблести, чести и геройства.
Альбрехт покосился на серьезные лица паладинов.
— Ваше величество, — заверил он, — я им это же самое столько раз говорил… Именно им, понимая их высокие особенности. Они все запомнили назубок. Если и эти орлы не смогут, то никто в отряде не сумеет! Я лично отсеивал отважных и гордых. Помните, были герои, что предпочитали красиво умереть в бою, чем идти через вонючее болото по колено в грязной воде?
