Я прислушался: вроде бы приближается дробный стук копыт.
— Всем лечь, — велел я. — Это ничего, что все в одежде, ночи здесь холодные.
Тамплиер лег на лавке, но, приподнявшись на локте, смотрел в окно, лицо оставалось каменным, но в голосе я уловил сильнейшее волнение:
— Как же их много…
Я старался представить всю звездную мощь этих существ, и сердце мое превращалось в обледенелый камень, а внутренности охватывало холодом, словно глотнул жидкого гелия.
— Страшно, — повторял я, — нам очень страшно… Помните, нам все очень страшно…
Альбрехт пробормотал тихо:
— Ваше величество, вы меня запугали больше, чем филигоны… Уже руки трясутся, а в животе вообще не знаю что творится.
Дверь с треском распахнулась. В комнату влетели сразу двое, я услышал ультрачастотный рев, по телу прокатилась холодная волна. Филигон оказался прямо передо мной, я увидел острые когти, нацеленные мне прямо в глаза, отшатнулся, отступил, но он надвигался, и я не заметил, как и выбежал из дома.
На улице уже сгоняют в кучу пойманных, я с облегчением увидел Норберта, Боудеррию, Кенговейна и ряд благородных рыцарей, что согласились оставить оружие и доспехи, а взамен напялить лохмотья простолюдинов лишь после того, как увидели в них меня.
Остальные держатся еще лучше, все изображают страх, хотя плача не слышно, никто не взялся его имитировать, опасаясь насмешек потом, когда все кончится… если кончится в нашу пользу.
Я шепнул Альбрехту:
— Передай всем, нужно продержаться!.. Совсем немного. Пусть терпят. Пусть терпят все! Мы испуганы, поняли?..
В сторонке сэр Кенговейн произнес тихо:
— Ваше величество, все и так… Даже мне признаться не стыдно, все холодеет, будто целый день лед глотал.
Нас гнали, как стадо коров, когда нужно уйти от настигающего неприятеля, но, думаю, филигоны просто не понимают, что мы не в состоянии передвигаться с такой же скоростью, как и они.
Люди задыхались, хрипели, я еще до начала операции велел самым крепким в беге распределиться так, чтобы помогали ослабевшим, и все-таки двое отстали, их добили так быстро, что спасти бы не успели.
Наконец чудовищная стена из металла начала приближаться, нас гнали прямо на нее. Я бежал в переднем ряду, уже ощутил, как ударюсь о твердое, но стена исчезла с такой скоростью, что даже не увидел, куда делась.
Впереди совершенно темный широкий коридор, % прокричал:
— На мой голос, на мой голос!.. Не отставать, ш отставать!
По коридору пробежали где-то ярдов двадцать-со-рок. Следующую стену я ощутил раньше, чем увидел затем и она исчезла, навстречу пахнуло нечистым воз духом множества немытых тел, мужского пота, женски: притираний, давно не стиранной одежды.
За спиной стена возникла тут же снова. Я вбежа. в помещение, крикнул:
— Всем спокойно!.. Здесь тоже темно, но мы этоп ожидали!.. Всем спокойно!
Вокруг тьма, как в черноте космоса внегалактиче ского пространства, даже звезд нет, но глаза привыкл за пару секунд, помещение исполинское, народу крестьянского и городского типа достаточно много, все кучкуются под стенами, середина сравнительно свободна.
За нашими спинами стена на миг исчезла и тут же возникла так же моментально и беззвучно, как и пропадала. Я всмотрелся, вроде бы наши все здесь, филигоны загнали и последних, закрыли только за ними.
Сидящие в трюме повернули головы, кое-кто даже вскочил, я видел на их лицах страх и надежду.
— Все хорошо, — заговорил я громко, — все спокойно! Прибыло пополнение. Никакой паники. Никто вас не обидит. Всем оставаться на местах!
Мои лорды и рыцари медленно двинулись на мой голос, все выставили перед собой руки и неуверенно шарят перед собой.
— Все хорошо, — повторил я. — Граф Гуммельсберг, справа от вас барон Дарабос, не оттопчите ему ноги… Идите на мой голос, все идите сюда… Не спешите, но не останавливайтесь.
Когда все сошлись в плотный отряд, Альбрехт сказал негромко:
— Что теперь? Командуйте… наш вожак.
Я кивнул, хотя никто этого не увидит, сказал уверенно:
— У дальней стены вроде какой-то альковчик… Вместительный, для групповухи. Идите за мной, там устроимся.
Норберт сказал с досадой:
— Хорошо вам, все видите…
— Скоро все будем зреть, — пообещал я. — Не отставайте… Эй, там! В стороны, в стороны!
Кто-то из темноты крикнул обозленно:
— Да вам не все равно, где ждать своей участи? Ложитесь где стоите!
— Там мягче, — сказал я. — Кто пикнет, тому голову долой, поняли?..
Народ, уже заворчавший, что ноги и руки отдавливаем, устрашенно умолк. Ощутили, что прибыли не разрозненные пленники, а слаженная группа, где постоят один за другого.
— Пройдем в самый дальний угол, — велел я, — там отгородимся от остальных… Хотя бы цепью из наших благородных тел.
— Ваше величество, — сказал Кенговейн в недоумении, — зачем? Здесь только свои! Такие же пленники! А так мы ближе к выходу.
Из темноты робко подал голос Волсингейн:
— Козлоногих ни одного…
— Мы еще те козлоногие, — ответил я. — Трудно поверить, что кто-то из крестьян, увидев наши приготовления к мятежу, не попытается выдать нас козлоногим?
Вросингейн охнул в великом недоумении.
— Но… зачем?
— Чтобы выторговать что-то для себя, — сказал я. — Свободу или… не знаю. Люди не все праведники. Вы еще не знали?
Он умолк в растерянности, а сэр Кенговейн хлопнул его по плечу и сказал мне:
— Ваше величество, все сделаем. Вы мудрый человек, ваше величество.
— Если мудрый, — проворчал я, — то почему я здесь?.. Карл-Антон! Ваши маги готовы?
Из темноты раздался строгий голос Карла-Антона, старшего в той команде:
— Алхимики, — поправил он вежливо, — пронесли в неприкосновенности все, что было нужно.
— Прекрасно, — сказал я, — скажите, чтобы все было в готовности. Сигнал подам скоро. Я не хочу дожидаться момента, когда поднимемся в воздух!
Сэр Кенговейн вздрогнул и перекрестился, за ним забормотали молитвы и начали креститься остальные.
Трюм, как я рассмотрел по дороге, не круглый и не квадратный, даже не овальный, а нечто вроде исполинской амебы с толстыми ложноножками, за неимением других словечек я назвал их альковами.
Выбрав самый удаленный, я провел к нему весь отряд. Там устроилось четверо мужчин и трое женщин. Лежат вповалку, одна из женщин без одежды вовсе, у другой подол задран до груди, полные груди наружу.
— Молодцы, — одобрил я, — время не теряете, выполняете завет Господа. Но теперь другие песни, так что выметывайтесь обратно в общий коровник. Это помещение для благородных, не знали?
