Но несмотря на все эти ее качественные вещи, было видно, что тонкую фигурку девушки сотрясает дрожь. Стоял холодный осенний вечер, и она мерзла. Вопреки этому подходить ближе к костру она не собиралась. И я знал почему. В глазах у нее застыл ужас. С каким-то завороженным страхом она смотрела на пламя, не обращая внимания ни на кого из нас.
У каждого из охотников на магов есть свой большой страх, жуткий кошмар, воплотившийся в явь. А то и не один. И каждому приходится с ним жить.
А девушка-то оказывается гораздо храбрее меня. Мой ужас — это молния, но стоит мне увидеть всего лишь ее возможных предвестников, тучи на небосклоне, как на меня уже накатывают волны жути. А охотница, пусть и с некоторого расстояния, могла смотреть своему страху прямо в глаза, в живое пламя, без того чтобы инстинкты, затолкав сознание поглубже, не заставили ее тело бежать не глядя куда подальше.
Поддавшись какому-то смутному чувству, я встал и зашагал к охотнице и, подойдя вплотную, чуть не наступил на ее оружие. Глефа с зачехленным лезвием лежала перед девушкой прямо в траве. Древко же, хоть и отполированное сжимавшими его много раз руками, в отличие от клинка бликов на свету не давало. Я понял, что на земле что-то лежит, лишь потому как дернулась рыжая охотница, и в последний момент успел остановить ногу. Вот был бы конфуз, если бы я ненароком сломал оружие своему коллеге прямо перед схваткой с магом. Впрочем, даже без этого получилось довольно неловко. Чтобы не оробеть еще больше, я быстро сделал то, зачем пришел. Скинул с себя плащ и укрыл им девушку. Ее глаза расширились от удивления. Я не ошибся, они действительно были зелеными. Ее руки машинально потянулись к плечам, на лице читалось желание скинуть или вернуть мне одеяние. В общем-то вполне здравая реакция на навязчивость, я ведь даже не спросил у нее разрешения. Но достигнув цели ее пальцы на миг замерли, а затем плотнее запахнули плащ на тонкой фигуре. Плащ у меня теплый, а молодая женщина очевидно жутко замерзла. Смущенно кивнув, она неразборчиво пробурчала какие-то слова благодарности. Я ответил таким же кивком и, потупившись, побрел обратно к костру. Хоть я и не смотрел в этот момент по сторонам, от меня не укрылся колючий взгляд, коим наградил меня тщедушный лысеющей мужичок. По повадкам я узнал в нем духовника. Стало быть, это и есть опекун рыжей девушки? Что же он тогда сам ей свой плащ не одолжил?
Весь вечер до поздней ночи я просидел у огня. Разбрелись один за другим к своим спальным местам солдаты и монахи. Одним из первых отправился на боковую Себастьян, отведя к навесу и своего подопечного. Ушла спать даже молодая охотница, кажется так же, как и я, ненавидящая сон, наконец поддавшись уговорам своего духовника. Остались только я и дозорные.
Удивительно, но меня никто не беспокоил в этот вечер. Не пытался контролировать мои действия и не заставлял лезть в проклятую клетку. Небо, щедро усыпанное звездами, говорило о том, что на нем по-прежнему нет ни единой тучки. Наверное, причина моей сегодняшней свободы крылась именно в этом факте.
Как бы я не пытался оттянуть неизбежное, идти отдыхать мне все же пришлось. Судя по всему, архимага мы почти настигли, а значит скоро мне понадобятся все мои силы, для того чтобы успешно противостоять ему.
Лезть кому-то под навес я не стал. Место для ночлега выбрал себе знаковое, под той самой повозкой, что все эти дни служила мне тюрьмой. А что? Я ненавидел только клетку, к передвижной ее части негативных эмоций я не испытывал. А так хоть не под открытым небом спать придется. Прихватив с собой чье-то солдатское походное одеяло и свой плащ, который рыжая девушка, боясь подойти к огню, оставила на том же месте, где сидела, я полез под дилижанс.
После многодневного напряжения, как нервного, так и физического, я наконец-то смог расслабиться. В этом правда был и небольшой минус. Расслабление вышло чрезмерным. Делать настолько ничего не хотелось, что я даже решил на этот раз обойтись без своих обычный физических тренировок. О чем наутро конечно же жалел.
Глава 4
Тьма. Говорят, тьма — это всего лишь отсутствие света, но я не верю подобным заявлениям. Не верю, потому что точно знаю, что это не так. Это сравнимо с заверением, что океан — это просто отсутствие воздуха. Тьма — это не ничто, это нечто. И я бы даже сказал, нечто живое.
Открыв глаза, я ничего не увидел. Но не потому что внезапно ослеп, со всех сторон меня окружала непроглядная чернильная тьма. Колышущаяся масса, переливающаяся более плотными сгустками мрака. Я был беспомощен, полностью в ее власти, но она не желала такой быстрой победы. Ей хотелось поиграть.
По плечу скользнула черная клякса, и меня всего передернуло от отвращения. Ощущение, будто по руке сполз мерзкий слизняк. Что-то зацепило меня по ноге, и она тут же стала неметь. Я обернулся, но увидел перед собой всю ту же стену из мглы. Кто-то коснулся моего лица. Это было даже не касание, а всего лишь его тень, будто чья-то призрачная ладошка прошлась по моей щеке. А затем со всех сторон раздался многоголосый шепот.
Тьма многолика. Кажется, будто тысячи душ застряли в одном, пусть и необъятном, теле. И все они сейчас просили, приказывали, умоляли и предлагали стать с ними одним целым, слиться в вечности. Одновременно с этим тьма еще больше пришла в движение, словно исполняя какой-то завораживающий танец. Темные пятна плясали перед глазами, играя с моим восприятием. Потеря одного из органов чувств только подстегивала фантазию.
Я поплыл. А голоса все вещали, как же это замечательно, когда ты перестаешь быть маленькой одинокой точкой в большом мире и становишься просто ничем. И одновременно всем!
Неожиданно для самого себя я отвлекся на эту мысль, размышляя о возможной притягательности такого бытия. Тьма как будто только этого и ждала. Внезапно она хлынула на меня со всех сторон, набиваясь в нос и уши, проникая в глаза и через поры кожи. Из груди рвался крик, и я чуть им не захлебнулся — в открытый рот сплошным потоком полились чернила.
Эта чернота стала разъедать меня изнутри. Как будто и в самом деле растворяла меня в себе. Я почувствовал в себе присутствие чего-то чужого. Присутствие холодного и колоссального разума, настолько могучего, что рядом с ним я сам себе казался песчинкой в потоке ревущего водопада. Одновременно с тем все, что делало меня личностью, все, из чего состоял Касий, охотник на магов, стало исчезать. Утекало, как вода через решето, и никакие мои волевые усилия не могли этому помешать. Я с трезвой уверенностью осознал, что превращаюсь в нечто иное. В чей-то придаток, безвольный и инертный, кусок чего-то сознания, не имеющий право в отдельности называться полноценным существом.
И вот тогда мне стало по-настоящему жутко.
От продолжения кошмара меня спасла настойчивая рука, трясущая мое плечо. Из сна я вынырнул, словно из водных глубин, запрокинув голову и жадно хватая ртом воздух. И тут же ударился головой о дно повозки. Шипя и потирая ушибленное место, я огляделся. Вокруг стояла темень, правда самая обыкновенная, ночная, и уж точно не такая глубокая, как в моем видении. Где-то на востоке самый край неба окрасил рассвет.
Сердце все еще бешено колотилось, не веря в свою удачу. А я все больше осознавал себя в реальности, понимая, что ужас остался там, во сне. Наконец я успокоился настолько, что смог почувствовать пальцы, сжимавшие мое плечо. Проследовав взглядом по руке до ее истоков, я обнаружил еще и ее владельца. Старшего инквизитора Огюста.
— Время пришло. — сказал он мне проникновенным тоном, заметив, что я таки обратил на него внимание. — Собирайся с мыслями и подходи к моему фургону. Там получишь обратно свое снаряжение. Только не мешкай. Остальные уже готовы и ждут тебя.
Показывая мне пример, он поднялся с колен и зашагал куда-то в сторону. Я вздохнул и выкатился из-под дилижанса. Когда инквизитор говорит не мешкать, значит нужно выполнить то, что он просит, немедля.
Костер прогорел и света уже не давал, но там, куда ушел искатель правды, темноту рассеивали два карпутских фонаря. Возле фургона Огюст был не один, там собрался целый маленький совет в лице охотников и наставляющих их провожатых.
