То ли туман так скрадывал расстояния, то ли в этом месте само понятие расстояния было не более, чем условностью. Но узкое ущелье обернулось несколькими километрами похода. Разведчица не уловила тот момент, когда каменный купол скрыл полоску дневного света, и путников окончательно окружила густая, материальная темнота. Любопытно, но девушка продолжала видеть тускло поблескивающий грунт под ногами: градации черного среди текучего мрака.
И вновь воображаемая траектория пути прервалась беспамятством. Может, пора бы уже просто оставить попытки запоминать дорогу? Все равно она не могла понять, сколько прошло времени и расстояния с того момента, как она видела серый свет ущелья.
Теперь жидкая темнота обернулась сплошным черным фоном. А вот дорога перед ними… Девушка видела ее, будто та была освещена светом невидимого солнца! Полоска светло–желтого песка тянулась из тьмы в нескольких шагах перед путниками, чтобы проползти и исчезнуть в нескольких шагах позади. Будто конвейерная лента.
Разведчица обратила внимание и на перемену в воздухе: сухой, теплый… Точнее, нормальный воздух, просто, контраст с сыростью подземелий и пещер делал его непривычно уютным.
Пройдя еще немного, капитан Ковальский остановился.
— Кэт, — чуть обернувшись к спутнице, сказал он. — Сейчас будет самое трудное. Мне нужна твоя полная покорность.
— Слушаю, — неохотно отозвалась Катарина.
— Мы сейчас пройдем через один участок. Он очень опасный!
— Характер опасности? — спросила девушка, поправив автомат.
— Оружие не понадобится, — ответил капитан. — Точнее, не поможет. Этот участок охраняется. Если Страж нас заметит, то нам крышка независимо ни от чего.
— Страж?
— Не важно, — поморщился Ковальский. — Он не должен нас услышать. Там будет темно, так что, мы просто должны пройти очень тихо. Прокрасться, как две маленькие мышки.
— Это я умею, — заверила разведчица, проверяя снаряжение.
Некоторое время они потратили на подготовку: переложили вещи в рюкзаках, подтянули все ремни. Катарина попрыгала, дабы удостовериться, что ничего на ней не лязгает и не бренчит. Шерсть шинели прекрасно поглощала все звуки, а вот плащ Кощея шуршал так, что разведчица отстранила бы его от этого задания, не будь он старше по званию. И не будь он ее проводником — то ли Вергилием, то ли уже Хароном.
— Ну, с помощью всех богов, — дал отмашку Ковальский.
Несколько шагов по «конвейеру»…
Беспамятство.
Какой неприятный воздух! Сколько она уже вдохов сделала? Не вспомнить.
Снова стылая, затхлая ночь оставляет мерзкую пленку влаги на коже. И это уже настоящая ночь — дороги не разглядеть. Не переломают ли путники ноги без света? Над головой гуляет порывистый ветер, но здесь, внизу, довольно тихо.
Она почувствовала прикосновение. То капитан положил ей руку на плечо. Да–да, он говорил, что она пойдет впереди, а он будет направлять. И они пошли.
Все силы уходили на то, чтобы не поднять шума. Косолапо вывернув стопы, разведчица осторожно шагала, каждую секунду ожидая, что под ногой хрустнет предательская ветка, или камешек стукнет о камешек. Но грунт этого таинственного места представлял собой слежавшийся от сырости плотный песок, идущий мелкими волнами. Ботинки беззвучно утопали в нем, и шуршание песчинок передавалось, скорее, через кости и сухожилия, чем через воздух.
Внезапно, разведчица будто разглядела что–то впереди. И не разглядела даже, а неведомым образом почувствовала: часть темноты, ничем по виду не отличавшаяся от бесприютной ночи вокруг, тем не менее, сочилась осязаемой неприязнью, раздражением… голодом. Остановившись и покрутив головой, Катарина пыталась осознать размеры Стража. Он был просто… ох, автомат, действительно, не помог бы.
Рука Кощея требовательно надавила на плечо девушки. Нам что, прямо туда, к Стражу? «Да» — на секунду пальцы капитана утвердительно сжались.
Подавляя нервную дрожь, Катарина вновь неслышно потекла вперед. Она даже не пыталась осмыслить происходящее: интуитивно подчиняясь давним наставлениям спутника, бездумно шла, заняв разум бессмысленным распутыванием траектории уже пройденного пути. Столько извивов, спиралей, поворотов — можно бесконечно прокручивать в уме, будто щелкая воображаемыми четками.
Эпохи, эоны спустя пальцы Кощея, которые она давно перестала чувствовать, еще раз ободряюще сжались на ее онемевшем от напряжения плече. «Прошли».
Она не могла точно вспомнить тот участок, как приблизились они к вечно голодной циклопической твари, как шли под нею — и она своей тушей заняла целую вселенную. Было это, или не было?
Шаг, шаг, шаг…
Беспамятство.
* * *
Уютное сухое тепло. Лента конвейера. Тьма вокруг — ненастоящая.
Катарина сделал несколько шагов и остановилась.
— Ты права, нужно сделать привал, — сказал Ковальский, немного постояв с понуренной головой.
Не глядя на спутницу, он сбросил рюкзак, уселся по–турецки прямо на песок, и принялся потрошить сухпаек. Плеск горячего чая.
Катарина молча сверлила капитана глазами. Только теперь она обратила внимание на то, что облик ее спутника будто подсвечен голубоватым светом. И это не был эффект местного «скрытого» освещения, если оно вообще здесь было: ее собственные руки были обычными, розовыми, а кожа Ковальского светилась нездоровой синевой утопленника.
Полностью осознавая, что в ее действиях нет смысла, она все же расстегнула сумку с приборами и достала фотокамеру. И сразу же получила интересный результат: на экране видоискателя не было ничего дальше метра от нее. Ковальский, будто вампир, отказывался появляться на фотографиях. И не было даже полоски песка под ним.
Разведчица сняла рюкзак и швырнула его на несколько метров в сторону. Тот же результат: на снимках была лишь чернота, хотя девушка своими глазами видела, что рюкзак лежит на островке светлого песка. Тоже синеватого.
Вслед за фотокамерой в ход пошел более серьезный прибор — тепловизор. Ее руки и шинель он показал прекрасно, но стоило направить объектив в сторону: ниже порога измерения. Окружающий мир просто не имел температуры. Ну, а лазерный дальномер показал, что окружающий мир еще и бесконечен.
Вздохнув, разведчица по–очереди применила термометр, гигрометр и анемометр. Идеальные показания, как будто здесь работала хорошо отлаженная климатическая установка. Девушка установила приборы на землю, отошла на несколько метров — и через пару секунд быстро подбежала к ним. Вот оно! Она успела заметить, как числа на экранчиках быстро сменились с бессмыслицы на прежние, нормальные. Жаль, ее приборы не могли писать графики.
Потом в ход пошла тяжелая артиллерия — детекторы радиации. Их показания были настолько же унылы, как и фотографии с ее дорогих камер. В смысле, приборы показали лишь собственную радиоактивность. В этом месте просто не было естественного фона.
Катарина неспешно уложила приборы назад в сумку. Ее совесть была чиста. Все, что могла сделать для спасения реальности, она сделала.
Ковальский в это время складывал в рюкзак остатки трапезы. Катарина ожидала насмешек, но капитан лишь похвалил:
— Люблю рационально мыслящих людей! Только за счет таких, как ты, мы еще и держимся на плаву.
Он поднялся на ноги и продолжил:
— Я так понимаю, приборами ты обзавелась после спонтанных попаданий в эхореальности?
— Куда? — не поняла Катарина.
— Ах, да… — наигранно спохватился спутник. — Слушай, как насчет того, чтобы прямо сейчас немного обмануть твоего кавалера, Мартина?
— Хочешь что–то рассказать мне? — навострила уши разведчица.
— Да, — кивнул спутник. — Генерал оказался в некоторой этической ловушке: хочет данное другу обещание исполнить, но и свои интересы соблюсти. Однако, у этой проблемы есть элегантное решение.
— Какое же?
— То, что происходит в Пустоте — то остается в Пустоте, — ответил Ковальский. — Мы сейчас оказались вне каких–либо юрисдикций. Этого места вообще нет! Будучи ответственным командиром, я просто вынужден проинструктировать тебя — ради твоей же безопасности, но не в нарушение договора между генералом Вершининым и господином Мартином Дворжаком… пардон, забыл поинтересоваться, какое у него воинского звание.
