Голос его звучал так горько, что почти больно было слышать.
Я не знаю, что бы я на все это ответила, но меня спас Шанг-Да от необходимости говорить что бы то ни было.
— Ты не похож на корейца или китайца.
— Мы никогда и не были похожи. Одна из причин, по которым нас смогли истребить. Те, кто удрали в другие страны, были вынуждены вступать в смешанные браки с людьми. Линия чистой китайской крови пресеклась еще при императоре Цинь Ши Хуане.
— Император, который объединил Китай и сжег все книги, с которыми не был согласен, — пояснил Шанг-Да.
— Да, он, — подтвердил Алекс.
— Это было больше двух тысяч лет назад.
— Клановые тигры говорят о возвращении так, как говорят евреи о Святой Земле. Мы в изгнании, и пока там правят коммунисты, изгнание будет длиться. Некоторые из нас вернулись, когда императора свергли, но коммунисты нас сочли шпионами запада. И перебили вместе со своими повстанцами.
— У меня в семье никогда об этом не говорят, — сказал Шанг-Да.
— Император уничтожил все письменные упоминания о нас.
— Лисий народ еще живет на родине. Скрываясь, но живет.
— И драконы тоже остались?
— Нет, — ответил Шанг-Да. — Последние улетели, когда коммунисты взяли власть. Пусть коммунисты ни в бога, ни в магию не верят, но для очистки страны от бунтовщиков они наняли колдунов. А бунтовщики — это все, кто не человек.
Я знала, что в Китае драконы были не просто животными, как во всем остальном мире. Там они были людьми — оборотнями. Но вслух я этого не стала гофрить. Если промолчу, они могут продолжать разговор. Так бывает — когда про тебя забывают, можешь узнать больше. Молчание подчас стоит дороже любого вопроса.
— Так что мы в изгнании.
— Как ты сказал, есть еще люди-лисы, но они прячутся прямо на виду.
— Они умеют выглядеть обычно, — сказал Алекс.
— Да, — согласился Шанг-Да.
Криспин смотрел то на одного, то на другого. Похоже, что урок истории был такой же новостью для него, как и для меня. Интересно.
— Наша родина — Лас-Вегас. У нас не ведутся разговоры насчет куда-то переезжать, — сказал Криспин.
Алекс посмотрел на меня, потом снова на Криспина.
— Пойдем вымоемся. И постараемся не попадаться моим коллегам-репортерам. Никак мне не хочется объяснять, почему я вышел из этого номера в халате в сопровождении еще одного мужчины в халате.
— Гомофобия? — спросила я.
Он покачал головой:
— Да пусть бы считали бисексуалом, но Криспин — известный оборотень-тигр. Твой бойфренд в душе известен как вервольф. Я не сексуальные предпочтения скрываю.
— Есть у меня друг-репортер, который говорит примерно то же самое.
Он потянулся к двери и сделал долгий вдох, набирая воздуху в легкие.
— Чую охранников, но с ними больше никого. Пошли, поднимемся по лестнице.
Алекс открыл дверь. Криспин шевельнулся, будто хотел вернуться в комнату, но Алекс держал его за локоть и тянул к полуоткрытой двери.
Криспин попытался высвободить руку, смотрел на меня, и лицо его выражало чистое страдание, жажду и еще что-то. Страх?
— Давай, Криспин, вымыться надо. И посмотрю, может, у меня для тебя какая-нибудь одежда найдется.
Криспин застрял у двери, не отрывая от меня глаз. Я знала этот взгляд — боль, страх и вожделение, все вместе, и такое острое, что смотреть больно.
— Ты его подчинила, — сказал Ричард.
— Не намеренно.
— Нет. Но в отличие от других, которых ты подчиняла случайно, этот вот… — Он покачал головой. — Этот молод.
Я знала, что он хочет сказать. Дело не в фактическом возрасте: двадцать один год — вполне взрослый. Реквиему было несколько сот лет, когда я его случайно зачаровала. Он успел выработать характер, набрать сил, чтобы освободиться. Как сказал Алекс Пинн, это куда труднее, если до сих пор тебя не призывали.
Я вздохнула и подошла к нему. Он улыбнулся той улыбкой, которую не хочется видеть на лице чужого мужчины — слишком теплая, слишком радостная. Это меня напугало. Я заставила Реквиема вырваться из тисков моей силы, но он мастер-вампир, обладатель собственной силы. Криспин — тигр-оборотень, но силы в нем не чувствовалось. Я не знала, хватит ли у него воли разорвать путы, а без его помощи я не знала, как освободить его от чар, что наложили на него я да Марми Нуар. Блин.
Я подошла ближе, и Криспин коснулся мой руки. Я не пыталась его остановить, но когда он дотронулся, тут же возникла мысль: а с чего я хочу, чтобы он ушел? Глупо это. Пусто останется, ну конечно же. Он же мой тигр, мой белый рыцарь…
Я отдернулась резко, не обращая внимания на его страдальческую гримасу.
— Иди с Алексом, вымойся, найди себе одежду. И посмотри, этот твой друг-вампир — Люсьен, да? — здесь ли он еще.
Криспин кивнул.
— Проверь, в отеле ли он. И здесь где-то может быть и твой багаж, твоя собственная одежда. Иди и делай, как я прошу.
— Можно поцелуй на прощание?
— Нет! — ответили мы с Ричардом хором. Я глянула на Ричарда сердито, но сказала: — Алекс, уводи его.
Я не смотрела на уходящих тигров — пошла туда, где была моя сумка. Мне тоже нужна одежда.
— Что случилось вот сейчас, когда ты его тронула? — спросил Ричард.
— Я не захотела, чтобы он уходил. Несколько ослабленный вариант того, что сделал со мной ты, излучая свои эмоции. Я думала, дело только в тебе, но это получилось у Криспина, хотя и бледнее. Может, это сделала со мной Марми Нуар.
— Что именно?
— Не знаю.
Я положила пистолет рядом с чемоданом и начала доставать оттуда вещи.
— Тебе необходимо узнать, что она с тобой сделала.
Это сказал Шанг-Да. Меня удивило, что ему не все равно.
— Мне нужно позвонить Жан-Клоду.
— А ты не можешь просто открыть метки? — спросил Ричард.
— Могу, но когда я питалась от твоего гнева, он закрыл щиты. Потому что гнев он усваивать не умеет. Так что телефон будет надежнее.
— Ты боишься, как бы то, что происходит, не достало и Жан-Клода, — решил Ричард.
— Да.
У меня вещей столько, что радоваться можно. Сейчас мне просто надо было переодеться. Если бы тут был только Ричард, я бы просто оделась, но мне не хотелось одеваться перед Джемилем и Шанг-Да. Понимаю, что это звучит дико: я только что ходила перед ними голая и не парилась. А одеваться — это более интимный акт, что ли? Не знаю, но вот так. Не хочу, чтобы мужчины, с которыми у меня нет близости, смотрели, как я одеваюсь. Всегда есть момент, когда они тебе глазами показывают, что смотрят, и не так уж незаинтересованно. А может быть, нет ничего такого и это просто мои тараканы, но так или этак, а мне нужно уединение.
