сказал ему, что, если он того пожелает, он с радостью покончит с собой. В юности Киоши презирал эту практику, но он пришел к ее пониманию. Иногда смерть была единственным миром, который можно было найти.
Масаки не позволил ему умереть. Он пригласил Киоши к себе на службу, и клинок оставался там на двадцать лет. Не всегда было просто, но Киоши всегда уважал Масаки. Он был единственным по-настоящему бескорыстным лидером, которого когда-либо встречал Киоши, достойным человеком, за которым можно было идти.
Киоши был близок к тому, чтобы отказаться от Королевства. Поддержание порядка в стране было похоже на попытку удержать кусок глиняной посуды, который уже разбился вдребезги.
Аса находилась в своей комнате, оправлялась от травм. Коджи был силой, на которую Киоши не рассчитывал. Сила мальчика поражала. Минори нашел инструмент более мощный, чем он думал.
После смерти Джуро осталось только два претендента на трон. До сегодняшнего утра Киоши думал, что, возможно, будет лучше позволить Шину продолжить свой путь вперед. Он был самым умным и смелым, и если бы это был выбор между ним и Исаму, Киоши с радостью выбрал бы Шина. Но не после только что полученной информации.
Здесь, в гостинице, его тени смогли передать ему много информации, и новости из Убежища были последним ударом, который мог принять Киоши. Минори назвали на публике поджигателем, разрушившим дворец. Шин требовал представителя от совета, но до тех пор приказал всем клинкам сдать мечи. Если они этого не сделают, они будут виновны в государственной измене и будут преследоваться. В записке Киоши говорилось, что группы людей ходили от дома к дому, следя за тем, чтобы в Убежище не было клинков. Несколько клинков уже погибли, не смогли выбраться из запечатанного города.
Мелкая часть Киоши хотела посмеяться над несчастьем Минори. Его игра была глупой, и хотя Киоши считал, что Минори хотел как лучше, он вошел в игру, не зная, где находятся все фигуры. Он не знал о желании Шина избавить Королевство от клинков. Решающая ошибка.
Однако в основном Киоши жалел Минори. Они могли не соглашаться, но они оба хотели, чтобы клинкам было лучше, исходя из своего мнения. Минори совершал ошибки, но войти в историю как самый презираемый человек в Королевстве было судьбой, которой он не заслужил.
Киоши думал о проблеме все утро, но не мог придумать никаких решений. Им нужен был какой-то способ удержать Королевство от того рук Шина, но планы узурпатора были очень хорошо продуманы. С клинками как общим врагом ему, возможно, даже удастся сплотить семьи. Джуро, конечно же, был убит клинком — еще один шаг, которого Шин, казалось, ожидал.
Киоши снова и снова обдумывал эту проблему, словно постоянно возделывая землю в саду. Но как бы он ни искал, ответов не было.
Он был так занят размышлениями о проблемах, стоящих перед Королевством, что ему потребовалось некоторое время, чтобы увидеть, что глаза Масаки открылись.
Король проснулся.
* * *
Киоши был так взволнован, что вскочил на ноги, готовый кричать каждому, кто его слушал. Но его внезапное движение испугало Масаки, и когда взгляд короля остановился на Киоши, старый клинок дня увидел нечто, напугавшее его. Глаза Масаки, обычно внимательные, были пустыми и остекленевшими. Киоши понял, что Масаки или то, что осталось от его друга, исчезло. Остался только испуганный ребенок.
Сердце Киоши чуть не остановилось от горя. После всего этого, король пришел в себя только для того, чтобы потерять рассудок, и это было почти невыносимо.
Исцеляющая природа Киоши вновь заявила о себе, и он медленно подошел к Масаки, его голос был мягким и успокаивающим.
— Привет, Масаки. Ты знаешь, где находишься?
Масаки не ответил Киоши, но его губы шевелились. Когда Киоши подошел ближе, он услышал некоторые слова Масаки, в основном тарабарщину, но несколько замечаний Киоши узнал. Имена, места, случайные предложения, которые не вписывались ни в какой контекст, который мог вообразить Киоши.
Двигаясь медленно, чтобы не напугать Масаки, Киоши переместил руки, положив одну на голову короля, а другую — на грудь. Киоши закрыл глаза, и внешний мир исчез. Он сделал глубокий успокаивающий вдох, когда понял, насколько сильно заболел Масаки. Масса внутри него стала намного больше, и было удивительно, что он мог дышать. Но разум Масаки был тем, о чем Киоши беспокоился больше всего.
Киоши чувствовал энергию разума Масаки, разорванную на клочки, как будто ребенок рвал бумагу. Это было неразумно, но Киоши нырнул в голову Масаки, в самое сердце беспокойства энергии. Пришло время отчаянных действий. Худшее, что он мог сделать, это убить Масаки, и он уже не был уверен, что это плохо. Король заслужил отдых.
Киоши сосредоточил свои силы и нырнул в узел, который определял недавнее существование Масаки. Мягко, но твердо он попытался заставить энергию сформировать узоры, которые он знал. Он не беспокоился о причинении непоправимого ущерба. Им двигало отчасти отчаяние, отчасти любопытство. На что он был способен? Сможет ли он вернуть короля после всего, через что он прошел?
Пот стекал по лицу, немного раздражая. Он добрался до центра искажений в разуме Масаки. Энергия там кружилась, как разъяренные пчелы. Киоши не мог представить, как начать распутывать или переставлять их, поэтому он попытался разрезать их своей собственной внутренней силой.
Киоши почувствовал, как что-то щелкнуло в разуме Масаки, и он был внезапно выброшен из медитации. Он посмотрел на комнату, в которой они находились, но ему потребовалось несколько мгновений, чтобы вспомнить, где он был и что делал. Клинки дня всегда предостерегали, что резко вылетать из пациентов нельзя. Это было вредно для разума, и в школах рассказывали истории о клинках, которые потеряли рассудок, пытаясь лечить. Киоши мог это понять. Его душа чувствовала себя так, как будто пыталась снова сшить себя.
Он посмотрел вниз, и то, что он увидел, принесло радость в его сердце, первую настоящую радость за очень долгое время. Масаки смотрел на него с теплотой в глазах.
— Привет, старый друг, — сказал король.
* * *
Остаток дня был удручающим и освежающим. Это было душераздирающе, потому что Киоши нужно было дать королю хотя бы небольшое представление о том, что
