связки в горле, Орфин озвучил давние подозрения: что, если Макс — тот ушлый паренек-гончий — не предавал банду? Если кому и был с этого прок, так это гарпии.
Он слушал их ругань и жалкие оправдания Тис. Хотел бы сказать, что слушал с упоением, но нет. Крики боли и чавкающие звуки ударов не приносили ему ничего. Ни раскаяния, ни удовлетворения. Наконец он понял: всего этого мало. Он хотел бы сам ответить ей за каждую рану и каждое лживое слово — а не перекладывать эту задачу на фантомов. Но приходилось довольствоваться малым.
А затем… Тис выкрутилась. Каким-то невообразимым способом нашла нужные слова и убедила Стилета отпустить ее. Будь у цепня легкие, Орфин задохнулся бы от негодования! Он хотел было дальше давить на Стилета, на его гордость и обиду. Но вдруг до него дошло, о чем говорит Тис. Она собиралась вернуться в Чертоги — прямо в руки к Асфодели и к нему самому. Подумать только, глупый мотылек сам летит на огонь.
* * *
Зов Асфодели набатом раздался в голове Орфина. Ласковым тоном она велела идти в центр Чертогов, к колодцу-порталу, через который будет проложена тропа. Темная надежда, тлевшая в Орфине свечным огарком, померкла. Несколько секунд он сидел с закрытыми глазами, прислонившись спиной к коряжистой стене тоннеля, и пытался не верить в то, что всё кончено. Но зов звучал снова и снова.
Тогда он открыл по очереди все восемь глаз, усмехнулся правой половиной рта и поднялся на ноги. Что ж, прятаться негде.
Подготовленный к ритуалу, центр Чертогов стал похож на лесную чащу: пол свит корнями, а потолок — кронами. Все древа по велению хозяйки тянули свои отростки к костяному колодцу, внутри которого поблескивала гладь мутной воды.
— Всё очень просто, — в который раз объяснила Асфодель. — Опусти руки в колодец и загляни за завесу.
Звучало и впрямь просто. Орфин опасливо коснулся жидкости — ничего особенного. Если не направлять взгляд внутрь, она ему не навредит.
— И что будет дальше? — спросил он, оборачиваясь к хозяйке и слегка прислоняясь к борту колодца, изображая беспечную позу. Отчасти он просто тянул время.
Асфодель приподняла ладонь, и лозы нервов сформировали затейливую скамью, на которую она опустилась.
— Ты узришь Элизиум, — улыбнулась она. — Он прекрасен, совсем не то, что этот печальный удел. Там ты обратишь голос к моим братьям и сестрам. Передай им: «Сестра Асфодель преуспела». Я буду рядом, не переживай. Я подскажу, что делать дальше.
От заботы в ее голосе хотелось удушиться, а лучше придушить ее саму.
— А в итоге что? Хочешь отправить к этим «братьям и сестрам» всех теней, которых сделала древами?
Она кивнула.
— Да. Там, в садах, они станут теми цветами, которыми заслуживают быть; получат уход и заботу.
Он потер лоб.
— И сама ты тоже вернешься в сады?
— О нет, мое призвание здесь еще не исчерпано. Конечно же, я останусь. В Пурге неизменно появляются новые тени, которым нужна моя помощь. И поэтому вторая моя просьба к садовникам — передать удобрения: гелиосы и иглы вечных сосен. Ладно, — добавила Асфодель более низким и строгим тембром. — Приступай.
Орфин лишний раз обвел взглядом Чертоги.
Что-то шевельнулось в нём после ее речи. Тревога и болезненная надежда: вдруг она всё-таки говорит правду? Поверить ей было бы приятно, даже утешительно. Все, как-никак, хотят быть на стороне «хороших парней». И всё же он не спешил следовать приказу.
— Знаешь, скоро сюда прилетит Тисифона, — сказал он.
— Вот как? Она смогла прирастить крылья?
— Нет, но у нее другой транспорт.
— Ладно, я велю Миносу быть настороже. Хотя не думаю, что нам стоит беспокоиться из-за девочки. Она ведь больше не фамильяр.
Асфодель смотрела выжидающе.
— Я просто подумал… Может, стоит дождаться ее, чтоб тоже отправить в сады? Ты ведь говорила…
Эта идея возникла спонтанно, практически сама сорвалась с губ. Орфин мог лишь гадать, станет ли это наказанием для гарпии или благом. Но он точно знал, что превращение в корягу причинит ей страдания.
Асфодель смерила его испытующим взглядом.
— Мы не можем ждать каждую тень.
— Всего одну.
— Что ж, пусть поторопится.
* * *
Мотылек и впрямь прилетел. И теперь… Орфин просто хотел отыграться. Получить немного справедливости и торжества, прежде чем Асфодель перемелет его в порошок, слепит заново и перемелет снова.
Бывшая гарпия пыталась убежать по коридору, а он шагал следом, наблюдая, как постепенно отказывают ее ноги, обращаясь в коряги. Древо, которым она становилась — сплошь нервы, мышцы и кровь. Мягкое, влажное, насыщенно-алое. Оно вьюном тянулось поверх других коряг, словно даже в этой форме Тисифона была паразитом.
Когда от девушки остались лишь горько-карие глаза, медленно тонущие в кровавом месиве, он погрузил руку внутрь нее и медленно сжал пальцы в кулак, преодолевая сопротивление плоти. На ощупь она напоминала густое тесто. Закрыл глаза — все восемь по очереди — и провалился в недра ее памяти.
«Глухой к мольбам и к воплям безразличный»
Вокруг скучные белые стены советского ЗАГСа, с безвкусными вензелями под потолком. У регистрационного стола стоит девушка, из чьих глаз Орфин смотрит на происходящее и чьи чувства для него как на ладони.
В первый миг его, как прежде, обдало этими горячими, интимно-личными эмоциями, но он легко сбросил их и стал сторонним наблюдателем.
Рита чувствовала себя загнанным зверем. Комната словно сжималась вокруг нее, и чертовски хотелось сбежать, но вместо этого она лишь дерганно поправляла декольте. Шею натирало кружевное ожерелье-чокер, которое она успела уже возненавидеть. Казалось, выбрав это украшение, она сама задушила свою волю.
Кольцо на пальце, подпись на бумаге. От нервов сужается угол обзора — кажется, что эти документы просто зависли в воздухе.
Следующие часы несутся чередой поднятых тостов и выпитых бокалов — точно гонка на опьянение.
Рита сделала большой глоток шампанского и уставилась на одного из гостей — молодого брюнета в серой жилетке.
— Теперь ты доволен, да? — спросила она с вызовом.
Новоиспеченный муж Риты держал ее под руку и неуверенно пытался тянуть в сторону, но она упрямо стояла на месте, вперив взгляд в гостя. Тот был до неприличия трезв.
— Конечно я доволен, — мягко улыбнулся он. — Вы — прекрасная пара, и я уверен, что для вас обоих сейчас начинается новый, гораздо более светлый период жизни. Ты переживаешь, это понятно. Но всё будет хорошо.
— А, я еще «спасибо» скажу, да?
Он нахмурился в притворном недоумении.
— Мы можем обсудить всё
